Так называет меня отчим: бракованная кукла. Он считает лучшей своей шуткой, что других детей находят в капусте, а меня нашли в коробке с уцененными товарами, куда меня положили из-за дефекта глаз. И из-за того, что мама всегда экономит на всём, то и на мне она тоже сэкономила.
Теперь поднять взгляд было подобно казни. Волна сдерживаемых слёз набирала силы. Посмотри я ему в глаза – её будет невозможно сдержать, дверь подсознания разлетится в щепки.
– Урод, – донеслось с кресла напротив. Злобно и даже яростно.
Невесело усмехнулась.
– Он предпочитает, чтобы я называла его папой.
– Он… – кажется, Никите тоже было сложно говорить. Голос его дрогнул и стал сиплым. – Он тебя… бил?
– Неважно, – отмахнулась я, нахмурившись.
– Как это «неважно»?! – нервно и отрывисто.
– Это ничего не изменит. Всё в прошлом.
– Надеюсь, он сдох? – спросил Никита без тени шутки.
– Нет, – качнула головой. – Однажды, когда я сидела на лестничной клетке после школы и ждала, когда меня, наконец, запустят в квартиру, одна старая соседка сказала, что такие люди, как мой отчим, живут долго. Рай их точно не примет, а Ад сделает всё возможное, чтобы такие люди, как он, как можно дольше не оскверняли подземелье. Так что, он живее всех живых.
– Надеюсь, ты больше никогда не вернешься туда, где есть он?
– И я на это надеюсь ничуть не меньше.
Между нами повисло молчание. Оно не было тяжелым или неловким. Оно было уместным и нужным, потому что нам было о чем подумать.
Мне – точно. Хотя бы о том, что скоро я пожалею о сказанном.
– Обнимаю, – донеслось из кресла напротив.
– Что? – поднимать взгляд не стала. Больно.
– Прикоснуться к себе ты, наверняка, не позволишь. Но, чтобы ты знала – сейчас я тебя обнимаю.
Только теперь я решилась поднять взгляд и посмотреть на парня в кресле напротив. В его глазах отражалось не только пламя камина. В них виднелось отражение волн, заточенных в черной комнате, носящей моё имя.
– Спасибо, – выдохнула я.