Глава 4. Братство

Конь уносит нас от усадьбы графини Бонтьемэ, поднимая клубы пыли на темной дороге. В ушах свистит ветер, с силой прижимая меня к груди Рея, но того не смущают ни порывы ветра, норовящие снести нас со спины коня, ни быстрая скачка. Пока мы проносимся мимо незнакомых пейзажей, я вновь радуюсь тому, что с утра ничего не ела и не пила.

Через полчаса начинаю привыкать к быстрому темпу и постоянно слезящимся глазам, которых не щадит порывистый ветер. Мы скачем еще долго, прежде чем впереди появляются огни столицы. Я из последних сил борюсь со сном и благодарю богиню за то, что из-за ветра не слышно урчание моего пустого желудка.

Рей сбавляет скорость, только когда копыта жеребца начинают стучать по мощеной камнем улице Лаидана. Конь с радостью переходит на шаг, поскольку его бока взмылены от быстрой скачки.

Даже в столь ранний час столица поражает меня своей красотой и величием. За нашими спинами яркими красками загораются первые лучи восходящего солнца, которые золотят крыши домов и закрытые на ночь ставни, прогоняя очарование и тишину ночи. Со стороны палисадников богатых домов слышится пение ранних птах и лай разбуженной собаки.

Рей направляет коня вверх по главной улице к храму Пяти, который виден даже с нашего места. Темный ансамбль с искусной внешней отделкой и устремленными ввысь острыми шпилями приковывает мое внимание своим особым изяществом. До этого я только слышала о красоте главного храма, но никогда раньше не видела его вживую. К тому времени, когда мы подъезжаем к огромным кованным воротам, раскрытым для всех прихожан, я уже поражена величественностью и огромными размерами храма. Вблизи он даже больше, чем я представляла.

Рей спешивается и берет коня под уздцы. Моя затекшая спина и окаменевшие бедра протестуют потере опоры позади, но я удерживаюсь от того, чтобы не сползти на землю вслед за мужчиной. Привязав жеребца к коновязи у дверей храма, он снимает меня со спины. Мои ноги тут же подкашиваются, и Рей помогает мне дойти до скамейки возле фонтана, который находится на территории храма. Я плюхаюсь на скамью, и из моего горла вырывается стон.

– Такое случается, когда долго не ездишь верхом, – говорит Рей, впервые за время поездки прерывая молчание.

Я вскидываю голову и по его лицу пытаюсь понять, шутит он или нет, но мужчина выглядит как никогда серьезным.

– Я никогда не ездила верхом, – признаюсь, пытаясь отдышаться и не взвыть от того, что слишком резко повернула шею. Кажется, все мое тело протестует после этой конной прогулки.

– Тем более это нормально, – заключает Рэй и направляется к дверям храма. – Посторожи Воробушка, а я схожу за Антонио.

Воробушек, надо же! Я невольно смеюсь с клички коня, но Рей, уже исчезнувший в храме, этого не слышит. Смех сопровождается отголосками боли во всем теле, а конь обиженно оборачивается на меня, как бы спрашивая: «Что смешного в моей кличке, женщина?»

К возвращению Рея мой истерический смех сходит на нет, и я с трудом поднимаюсь на ноги. Не без гримасы боли, конечно, но не позориться же в присутствии других людей? Нацепив на лицо приветливую улыбку, я стараюсь не охать и не ахать, как старая бабка, при Рее и Антонио.

– Вот та девушка, о которой я говорил вам, достопочтенный жрец, – спокойным голосом говорит Рей Антонио, указывая в мою сторону. – Один друг попросил найти ей временное пристанище, к тому же девушка очень уважает волю Пяти. Я решил, что в этом храме ей будут рады, да и она готова к служению богам. Бедняжка многое пережила, и я, зная, с какой отеческой заботой вы относитесь к своим птенцам на попечении, прошу вас приютить ее.

Рэй выразительно смотрит на меня, и я впопыхах делаю подобие реверанса, после которого мои мышцы тут же взрываются болью.

Жрец Антонио, облаченный в мантию с вышитыми узорами, тепло улыбается мне. Ему явно больше шестидесяти, а его короткие волосы белые, как первый снег. Вместо ответа он начинает показывать руками жесты, на которые Рей кивает, а потом оборачивается ко мне и поясняет:

– Верховный жрец Антонио с радостью примет тебя в объятия Пяти. Он предоставит тебе сопровождающего, который объяснит правила и поможет устроиться.

– Благодарю вас, Ваше Преосвященство, – говорю я.

Антонио кивает мне и, похлопав Рея по руке, снова что-то показывает на языке жестов. Потом разворачивается и проворно ковыляет к дверям храма.

Я догадываюсь, что мне стоит идти за ним, но Рей хватает меня за руку и едва слышно шепчет:

– Твое проживание оплачено на год вперед. Не спеши с решениями. Это безопасное место.

– Спасибо, – так же тихо отвечаю я, только сейчас замечая странный оттенок его глаз. Темно-бордовый.

– И да, – добавляет он, когда я уже почти захожу в двери храма. – Жрец Антонио больше не епископ, так что можешь не обращаться к нему по сану.

Храм встречает меня полутьмой, прохладой и витающими в воздухе запахами воска и благовоний. Жрец Антонио ждет меня в притворе и зажигает свечи в лампадах.

Мои ожидания, что свод будет расписан так же, как в нашем деревенском храме, не оправдались. Свод этого храма украшает цветное витражное стекло в тон кровли, и проникающий сквозь него свет окрашивает все вокруг в багровые оттенки. Алтарем служат вылитые из золота статуи пяти богов Саяры. Золотые лица богов кажутся миролюбивыми, красивыми и такими… безразличными.

Я подхожу к первой статуе бога Рассвета и провожу рукой по выгравированному имени «Агон» на постаменте. Мой взгляд движется дальше, и я мысленно читаю имена других богов: Мэнлиус, Доминик, Эспер, Байярд. О том, чтобы найти здесь статую и имя Той, что все эти годы хранила меня, не может быть и речи.

Я поджимаю губы и встречаюсь взглядами с Антонио, который уже успел зажечь все лампады, свечи и храмовые благовония. При помощи рук он пытается что-то донести до меня, но я не знаю языка жестов.

– Я не понимаю, что вы хотите сказать, господин. Простите.

– Он говорит, что позади стоит тот, кто проводит тебя до твоей новой комнаты, – раздается мужской голос за спиной.

Я испуганно вздрагиваю и быстро оборачиваюсь. Тело тут же простреливает вспышка боли, отчего я слегка морщусь, а затем рассматриваю стоящего в паперти юношу. На нем простая жреческая одежда, а когда он выходит на свет, я замечаю русые волосы, собранные в короткий хвост, и карие глаза. Снова оборачиваюсь на Антонио, но старого жреца и след простыл. Видимо, бесшумно ушел по своим важным делам, оставив меня наедине с незнакомцем.

– Я Элем. А тебя как звать? – Юноша наклоняет голову, изучая меня с головы до ног.

– Алекса, – называюсь я уже привычным именем.

– А-л-е-к-с-а, – по буквам произносит Элем, будто пробуя мое имя на вкус. – Что ж, будем знакомы. Пойдем, ты как раз успеваешь на завтрак.

Стоит мне услышать слово «завтрак», как мой живот отзывается постыдным урчанием. Элем хмыкает, но ничего не говорит и ведет меня дальше по коридору. Мой нос улавливает сладкий запах храмовой выпечки, и во рту скапливается слюна.

– Если захочешь что-то спросить у Антонио, обращайся ко мне. Насколько я понял, ты не знаешь язык жестов, а иначе он тебе не сможет ответить, – говорит Элем, глядя, как я ковыляю за ним.

– Почему? Он дал обет молчания?

– Нет, все куда менее прозаично, хотя за пределами этих стен об Антонио именно так и думают. На самом деле он просто не может говорить уже больше пяти лет, – шепчет юноша, чуть замедляя шаг.

– У него какая-то болезнь? – непонимающе спрашиваю я.

– Что-то типа того, – странным тоном шепчет Элем. – Такое обычно случается, когда ты разбалтываешь чужие секреты и тебе отрезают то, с помощью чего ты все это разболтал.

Я резко останавливаюсь и ошарашено смотрю на Элема. Неужели жрецу отрезали язык?

– То есть…

– Тихо, – пресекает Элем и хватает меня за руку. – Даже у стен есть уши. Но да, все именно так, как ты подумала. Поэтому знай: здесь надо уметь держать свой ротик на замке, – после совершенной ошибки даже епископа сан не уберег от ужасной участи.

В голове всплывают слова Рея: «Жрец Антонио больше не епископ, так что можешь не обращаться к нему по сану», – и я задумываюсь, за какие секреты ему отрезали язык, и кто мог сотворить подобное?

Элем тем временем продолжает вести меня за руку и тихо вводить в курс дела:

– В храме ты можешь выбрать одну из сторон: либо Антонио, либо его брата-кардинала Эмилио. Они оба стоят во главе Братства Молчаливых, в стенах которого ты сейчас находишься. Конечно, ты можешь никуда не вступать и быть обычной прислужницей, но я наслышан, сколько за тебя заплатил Волк. Так что советую подумать о более приличном жилье, чем храмовая каморка на шестерых.

Его шепот звоном отдается у меня в костях. Братство Молчаливых? О, великая Ночь, во что я опять влипла?

– Братство делится на две стороны соответственно. Антонио заведует Шептунами, а кардинал – Лезвиями. К последним ты сейчас попасть не сможешь, даже если сильно захочешь, а вот к Шептунам… – Элем резко останавливается недалеко от дверей, явно ведущих в трапезную храма, и смотрит на меня. – Советую примкнуть к нам. Мы научим тебя всему, что знаем и умеем. Ты будешь проводить время с пользой, а не зажигать свечи да мыть полы целыми днями.

Я выдергиваю руку из крепкой хватки и смеряю Элема взглядом. Слишком уж часто за последние сутки я подчинялась всем подряд. Пусть этот парень и входит в какое-то там Братство, я не обязана идти у него на поводу просто потому, что ему так захотелось. Пришло время принимать свои собственные решения, за которые мне не будет стыдно в будущем. Я собиралась все взвесить и выяснить, что делать с правами свободной девушки.

– За совет спасибо, но я сама решу, что для меня будет лучше.

Элема еще раз окидывает меня внимательным взглядом, а потом усмехается.

– Вот и ладно. А то я уж думал, что к нам привели очередную размазню.

– Размазню? – не выдерживаю я. – Да кто ты такой, чтобы…

Договорить мне не дает громкий смех. Затем Элем шустро утягивает меня в трапезную, где я напрочь забываю о гневных возгласах в его сторону.

Вгрызаясь в мягкую, пышную и теплую булочку с изюмом, политую белой сладкой глазурью, я чувствую себя на вершине блаженства. Элем только качает головой, с усмешкой наблюдая за тем, как я жадно поглощаю еду с тарелки.

– Тебя будто век не кормили, Алекса.

– Афтань, – с набитым ртом шикаю на него и запиваю выпечку свежим, кисловатым морсом.

– Ну-ну. Продолжай наедаться, а потом еще часа два будешь лежать и ныть от боли в животе.

Когда я доедаю все, что наложено на тарелке, Элем неожиданно протягивает мне свою булочку. Я удивленно смотрю на него, стирая крошки со рта, и он пожимает плечами:

– В качестве извинений за размазню.

Я принимаю его извинения и с наслаждением вгрызаюсь во вторую вкуснейшую булочку.

Помимо нас двоих, за огромным длинным столом сидят еще несколько человек. Элем объясняет мне, что это те, кто уже проснулся в столь ранний час или только вернулся. Кормят здесь кашей с маслом, лепешками с мясом и морсом, а на десерт подают выпечку, манящий аромат которой и разливается по храмовым коридорам.

– На счет Шептунов я не шутил, – прерывает Элем мое изучение трапезной. – Это совет от чистого сердца.

– Я тоже не шутила. И я подумаю, спасибо.

Он собирается сказать что-то еще, как вдруг замирает с раскрытым ртом, уставившись в сторону раскрытых дверей. Я прослеживаю за его взглядом и вижу, как мимо трапезной неспешно проходит жрец Антонио в компании высокого мужчины, одетого во все серое. Исключение составляют лишь черные кожаные перчатки, поверх которых на большом пальце правой руки блестит перстень.

– Это кардинал Эмилио, – шепчет мне на ухо Элем. – Ему подчиняются Лезвия. И он входит в состав Имперского совета.

Я неотрывно смотрю на кардинала и жреца, пока они не скрываются из виду. Когда кардинал Эмилио бросает взгляд в нашу сторону, и я вижу его жестокие серые глаза, у меня по спине пробегает холодок.

– А чем занимаются Лезвия? – решаю уточнить я, не до конца понимая всех тонкостей работы Братства.

Элем закусывает губу, оглядываясь вокруг, а потом отвечает:

– Пожалуй, начну с Шептунов, чтобы тебе было понятнее. У Антонио есть сеть шпионов по всему королевству, поэтому в стенах храма чаще всего остаются только те, кто собирают информацию в столице. Пока проходишь обучение всему, что может предложить тебе Братство, ты взамен собираешь для верховного жреца нужные шепотки в народе. Ты можешь прибиться к Шептунам, не имея ни опыта, ни гроша в кармане. Кардинал же… самолично отбирает тех, кого желает видеть в Лезвиях. Обычно это те, кто может без лишних угрызений совести перерезать горло.

Личный отряд ассасинов. Недурно.

– Ты их боишься?

– Лезвий? – уточняет Элем, и я согласно киваю. – Скорее остерегаюсь. У них очень дурные нравы и жестокие методы. Лучше не переходить им дорогу. Тем более они под защитой кардинала.

По его глазам я понимаю, что дальше бередить эту тему не стоит, и увожу разговор в иное русло:

– Значит, если я захочу присоединиться к Шептунам, меня будут учить всему на свете?

Элем выдыхает, явно радуясь смене опасной темы. Я же, напротив, немного сбита с толку количеством новой информации. Мне непривычно участвовать в плетении сетей власти Империи, поскольку я успела привыкнуть к простому образу жизни деревенской девушки.

– Не всему, конечно, но многому точно. Например, языку жестов. Или письму и чтению, если ты не умеешь. Или искусству боя.

Последние слова заставляют меня заинтересованно податься вперед.

– Меня могут научить самозащите и искусству владения клинком?

– Да, без проблем.

Я вновь задумываюсь над тем, какое решение принять, хотя выбор у меня невелик. К кардиналу и Лезвиям соваться точно не стоило – это я уже уяснила. Конечно, можно стать прислужницей в храме, но я уже мысленно решила, что такое явно не для меня, особенно учитывая, что это неуважительно по отношению к моему Дару. Оставался только вариант присоединения к Шептунам, куда меня и зазывал Элем.

Мне нравилась мысль, что я смогу научиться писать и читать, чего, к сожалению, недополучила в деревне. Однако больше всего радовал тот факт, что меня обучат самозащите. Я устала быть слабой и не уметь давать должный отпор.

Сейчас я желаю для себя лишь одного – получить небольшую передышку. И если, помимо этого, у меня появится еще и возможность проявить Дар в нужном русле…

– Элем, – зову его по имени и продолжаю: – Я бы хотела примкнуть к Братству Молчаливых в составе Шептунов Антонио и обучиться письму, чтению и боевому искусству.

– Отличный выбор, Алекса, – улыбается мне Элем. – Могу тебя заверить: ты с ним не ошиблась.

Я хочу, чтобы так все и было, поэтому улыбаюсь ему в ответ.

Тогда я была слишком наивной и не до конца понимала, что Братство и этот храм станут мне домом на долгие три года.