В одном счастливом детстве…

Дом казался очень большим. Слишком большим для того, чтобы оставаться в нем одной ночью. Оживали страшные рассказы, над которыми смеялась днем. Из угла около печки казалось вот-вот появится черная рука или пиковая дама, которую пытались вызывать в лагере. Но тогда нас было много…

Ничего, залезу под одеяло с головой и засну. Просплю так до утра, а рано, на зорьке вернется бабушка. Самое главное не проспать, чтобы бабушка не догадалась, как поздно я легла, как мне было страшно идти в большой пустой дом…

Хорошо под одеялом. Никакие призраки не смогут меня найти.

Утром стало смешно. Почему я так испугалась вчера? Самое главное, чтобы никто не догадался, какая я трусиха.

Солнце только-только взошло. Сейчас приедет бабушка. Я встала рано утром, как и хотела, и еще успею окунуться в Волгу до приезда катера.

Окунувшись в прохладную утреннюю реку, я окончательно проснулась. Как хорошо! Мне казалось, что я умею летать, вот сейчас подпрыгну и взлечу, как во сне. Надо бежать к причалу и помочь бабушке донести до дому тяжелые сумки. Она, наверное, умаялась идти с электрички.

На пристани никого нет. Еще слишком рано, всего шесть утра. С катера сходят люди. Много людей. Но бабушки среди них нет…

Я еще немного постояла у пристани и пошла домой. Когда приедет бабушка? Может быть со следующей электричкой? Мне так хочется сходить на поляну за земляникой, а потом уплыть «на ту сторону» или на косу. Но если бабушка с утра не приедет, мне придется встречать отдыхающих, выдавать им ключи и белье, открывать холодильник и телевизионную будку, когда они проголодаются или захотят посмотреть телевизор. В общем, если бабушка не приедет с утра, мне никуда не уйти. А если она не приедет до завтра? Мне снова придется ночевать одной в пустом доме. Но я никогда и никому не скажу, как мне страшно, даже если меня утащит черт.

Я подмела в доме, убрала постель, немного повязала. Уже восемь. Надо идти в столовую, а то сейчас приедут люди и никого не найдут. Тогда, наверное, они будут очень недовольны. И бабушка будет ругать меня, когда приедет.

Мне всегда нравилось, как кормили в столовой. С утра дали стакан сметаны, пшенную молочную кашу и кофе. Вообще-то сметаны давали по пол стакана, но всегда можно было взять еще и сметаны, и сахара, и чая, а уж от этого-то я никогда не отказывалась.

Какая я счастливая! Как хорошо летом! Вот если бы оно никогда не кончалось! Зимой, конечно, тоже хорошо, особенно на Новый год. Но кроме Нового года мне на ум не приходит ничего хорошего, что было бы связано с зимой. А лето – другое дело! Летом хорош каждый день!

Гудок… Приехал «Ветерок». Сейчас пойдут отдыхающие. Нужно закругляться и идти домой.

Я отнесла поднос с посудой и побежала домой. Дома приготовила бабушкину амбарную тетрадь, открыла кладовку с бельем и стала ждать гостей. Не успела я сесть за стол, как в прихожую вошли. Сразу стало шумно. Я начала записывать приехавших в бабушкину тетрадь и выдавать им ключи от домиков сообразно с их путевками. Всего было тринадцать домиков и очень скоро все ключи были розданы. Люди стали приходить за бельем.

Вчера я подмела и вымыла все домики и на столе в каждом из них поставила по букетику полевых цветов. Я знаю, отдыхающим это нравится. Да и кому могут не понравиться цветы! Сейчас, в начале лета они особенно разнообразные и яркие.

Ну вот, белье роздано. Я взяла в руки вязание и села скучать около окошка. Вообще-то мне очень нравится вязать, но в дождливые и ненастные дни, а не в такие солнечные и жаркие, как сегодня. Сейчас бы на Волгу, поплавать в прохладной воде, позагорать на солнышке…

Кто-то вошел. Кого это еще несет? Так много людей, что они начали надоедать… Лень идти открывать холодильник. Или еще чего доброго захотят посмотреть телевизор, а там сейчас только новости. Какая скукотища. Придется сидеть и смотреть новости с ними. Бабушка не разрешает оставлять телевизор включенным без присмотра. Ведь отдыхающие могут уйти и не сказать об этом.

– Бабушка! Дедушка!

Они приехали на моторной лодке и привезли всякие вкусности: сосачки, печенье. Я знала, что мне будет доставаться не больше одной конфетки в день, но все равно я была очень рада. Мне не придется снова ночевать одной, прятаться под одеяло и бояться каждого шороха, которых не мало в частных домах. То птица пробежит по чердаку, то начнет щелкать сверчок… Да мало ли звуков в ночном лесу! Днем я понимала все, но ночью все мое понимание куда-то уплывало и оставались одни лишь чувства, разум как будто засыпал и уж никак не мог взять верх в борьбе со страхом.

Я помогла бабушке разгрузить сумки и побежала в одном купальнике на пляж, пообещав вернуться к обеду. Я переплыла Мокрец и пошла пешком по берегу кишмя кишевшему отдыхающими. Как хорошо, как весело! Я еще успею сплавать на косу и полежать в теплой-теплой луже с чистой прозрачной водой, в которой рядом со мной будут плескаться заплывшие сюда ночью, когда вода в Волге была немного повыше, мальки.

Отойдя чуть дальше от людей, я окунулась в чистую, прозрачную воду великой реки. Приятная прохлада обволокла мое тело и я поплыла вперед. На косе маленькие, как муравьи, ходили люди, некоторые купались, некоторые загорали. Там, на песчаном острове, казалось сосредоточились все мои мечты. Сейчас, на глубине я чувствовала, что слилась с этой рекой, я ощущала себя частью природы, частью мира, частью вселенной, маленькой песчинкой в большом океане жизни, одной из тех песчинок, из которых состоит все: жизнь, мечта, судьба, любовь, счастье, горе. И эта мысль не принижала, а возвеличивала меня, т.к. если бы не было таких песчинок, не было бы ничего. В этот момент я по настоящему обретала веру в бога, веру, которую выбивали из нас родители, учителя, книги, все люди, с которыми мне приходилось встречаться. Я не знала, что такое бог, но чувствовала себя частью этого великого понятия. Воды реки, как ласковые руки матери держали и баюкали меня мелкой рябью. Горы, раскинувшиеся впереди, позади небольших селений, манили, как манят руки отца ребенка, который только начинает ходить. Чувства переполняли меня, и я не знала, что это за чувства. Я была одновременно огромной вселенной и малой частью ее, воздухом, ручьем, рыбой, солнцем, горой, всем, что я видела хорошего, и всем, что я знала. Я была беспомощной и всемогущей, я была императором и рабом и я знала, что бы не случилось, бог никогда не покинет меня, кем или чем бы он ни был.

Приятная усталость обволокла мое тело. Я была только на середине протоки между островом, который все называли «той стороной» и косой, рядом рыбачили мужчины с нашей турбазы и я старалась проплыть как можно более незаметно. Мне бы не хотелось раскрывать свой секрет. Если бы бабушка узнала, что я плаваю вплавь на косу, меня перестали бы пускать куда бы то ни было и я могла потерять свою свободу, которую я ценила превыше всего. Я отплыла подальше от лодок и легла на воду лицом вверх, как когда-то учил меня отец. Вода держала меня, как поплавок. Я лежала и тихонько качалась на небольших волнах, пока немного не отдышалась. Потом повернулась на живот и поплыла дальше. Люди уже не казались такими маленькими. По мере приближения к берегу они росли. Никто не обращал на меня внимания, а именно это мне и было нужно. Я увидела «Ветерок», пыхтевший и подходивший к косе и мне показалось, что это к лучшему, поскольку, если я встречу знакомых, мне не придется ничего выдумывать, я просто скажу, что приплыла на нем. Уплыть я могу тоже на нем, если мне лень будет плыть вплавь. Бабушка никогда не дала бы мне лодку, чтобы переплыть на косу. И я понимала, что дело тут не только в том, что лодок мало, а отдыхающих много, как она говорила (лодок было вполне достаточно), а скорее в том, что она не доверяла мне лодки, потому что боялась, что я с ней не справлюсь. Бабушка никогда не ходила на пляж, не купалась в Волге. По-видимому, она боялась воды. Во всяком случае мне так казалось. Мои ноги коснулись дна. Я вышла на берег и побрела к ближайшей луже, глубину которой я уже знала. На самом глубоком месте она достигала моей груди. Но я не полезла так далеко. Я зашла туда, где мне было приблизительно по колено и улеглась в теплую, как парное молоко, воду. Поначалу после Волги мне показалось, что я окунулась в ванную, но потом я начала нагреваться и вода стала казаться более прохладной. Я вылезла из лужи. Окинув взглядом косу и подумав, что можно сделать дальше, я пошла в сторону «Ветерка» Меня привлекли белые хлопья тополиного пуха, которые как снег покрывали весь берег за исключением песка по другую сторону небольшой протоки, отделявшей косу от островка, казавшегося мне продолжением этой косы. Я знала, что в этой протоке очень сильное течение, но я также знала, где находится брод, соединяющий островок с косой. Там было неглубоко, примерно по пояс, но я не была уверена, что смогу удержаться на этом броде: дорожка была не широка, и течение могло меня снести. Наверное не стоило испытывать судьбу и вновь пытаться перейти протоку вброд. Надо было сразу плыть. Но для меня это как игра: удержусь или не удержусь? Не удержалась. Как всегда. Течение снесло меня. Оно несло меня по протоке между островами, и мне было очень весело. Выплыв, я пошла по песчаному берегу. Песок жег мне ноги. Огонь, казалось, проникал через пятки до кончиков волос. Мне было горячо и жутко приятно. Пройдя песчаный берег, я наступила на лопух мать-и-мачехи. С одной стороны он был твердым и холодным, но, если перевернуть лист, открывалась взору светло-зеленая, мягкая и теплая поверхность этого замечательного растения. Оно всегда манило меня своим двуличием. Темное, скользкое, холодное сверху и светлое, мягкое, теплое внутри.

Пройдя лопухи мать-и-мачехи, я зашла в тополиную рощу. Вот где было раздолье. Я брала тополиный пух и кидала его вверх. Мне казалось это волшебством, чудом, маленьким островком зимы среди теплого, палящего лета. И этот белоснежный пух не был холодным, мокрым и скользким, как снег. Он был мягким, теплым и нежным, чистым и светлым, он казался кусочком белоснежного облака, который по какой-то случайности упал на землю.

Мне так хотелось пройти дальше, но я понимала, что скоро обеденное время, что останься я еще на полчаса и этим волшебным минутам, этим мгновениям счастья придет конец. Бабушка, не найдя меня, лишит меня дарованной мне свободы. Постоянная слежка будет раздражать меня и не даст мне вдоволь развлекаться, так как никогда на людях я не стала бы делать того, что делала, будучи одна. Я бы стала двуличной, как мать-и-мачеха. Я бы перестала быть собой и забыла бы обо всем, что согревает мою душу. Я, как Золушка, должна была во время уйти с бала, чтобы иметь возможность туда вернуться вновь и вновь обрести счастье. Только, в отличие от Золушки, я никогда не теряла хрустальный башмачок и, может быть по этому ни один принц не смог бы найти меня и нарушить мое счастливое одиночество, во время которого единение с богом делало меня саму богом. Оставив в покое тополиный пух, я пошла в обратный путь.

Кто-то окликнул меня. Это была одна из женщин, которая приехала сегодня и которой я выдавала ключи от домика и постельное белье.

– Я не видела тебя, когда ехала сюда. Как ты сюда добралась?

Мне пришлось соврать, что я приехала с друзьями на моторной лодке, они не пойдут на обед и останутся на косе, а я вернусь на «Ветерке». Вероятно, я очень правдиво об этом говорила, поскольку она сразу же мне поверила, взяла меня за руку и мы пошли на пароход. Я пришла как раз во время, поскольку пароход уже отчаливал и я, наверняка, не успела бы вплавь к началу обеда, за что, уж точно, бабушка бы меня не поблагодарила. Я пообещала себе больше никогда так не забываться и вспоминать о своих обязанностях несколько пораньше, а не в последний момент, как сегодня. На кораблике было много людей. Так много, что мне уже некуда было сесть. Но это меня не расстроило. Я любила ездить по Волге, стоя около борта и смотря на рябь на воде. Сегодня ветер к обеду немного разошелся, впрочем, почти как всегда, и на воде была уже не рябь, а виднелись маленькие белоснежные барашки. Кораблик покачивало.

Когда мы причаливали, я увидела, что бабушка уже высматривает меня с берега, чтобы позвать обедать. Я подоспела во время. Хорошо, что со мной была ее знакомая. Она сказала, что я ездила с ней. Таким образом, вопрос, как я попала на корабль, разрешился сам собой. Я оделась и пошла в столовую. За время, которое прошло после завтрака я сильно проголодалась, и поэтому для меня не составило труда быстро съесть весь обед, который нам предложили в столовой. Кормили нас всегда хорошо и обильно, поэтому на обед я обычно не просила добавки. Но сегодня я взяла с собой хлеба, потому что заметила, что бабушка не привезла хлеба из города, а дед наверняка поедет на ночь на рыбалку и будет ругаться, так как у него не будет прикорма.

Придя домой с обеда, я уже больше не хотела на Волгу. Ветер слишком разыгрался. Что же мне делать? Вопрос разрешила бабушка.

– Сходи к тете Маше. Завтра утром они собираются за земляникой и хотят тебя взять с собой.

Тетя Маша – невысокая, толстая женщина, всегда улыбающаяся и добрая. От тети Маши никогда не получишь нагоняя. Она никогда никому не нагрубит. У нее есть дочь – Танюшка, мы с ней дружим. Тетя Маша живет в бараке и работает посудомойкой в столовой. Именно тетя Маша научила меня вязать кофточку «с регланом», которая вяжется целиком, без швов. Когда тетя Маша ездит за лекарственной травой, земляникой или другой ягодой в лес, она всегда берет меня с собой. Тетя Маша всегда любила меня и эта любовь была взаимной. Мне нравилось сидеть с ней в бараке, что-нибудь вязать и разговаривать ни о чем. Танюшка же – прямая противоположность своей матери. Видимо, избалованная этой доброй женщиной, она упряма, обидчива. Еще с малолетства она приставала к мальчишкам, закидывала их шишками и любила, чтобы они за ней гонялись. Бегала она очень хорошо, иначе же они, наверное, давно бы ее убили за все то, что она им делала. Очередной раз убежав от них, она с гордым видом везде говорила, что они за ней гоняются, потому что влюбились. Она сумасбродная, но с ней интересно. Я никогда не ссорилась с Танюшкой, так как никогда не давала причины обижаться на себя. Если мне что-то не нравилось в ее играх, я просто уходила, ссылаясь на какое-либо дело. Это очень нравилось ее матери и за это она считала меня очень умной девочкой, что конечно же поднимало меня в собственных глазах на необозримые высоты.

Тетя Маша стояла около барака и разговаривала с тетей Ниной, тоже посудомойкой. Тетя Нина была, в противоположность тете Маше очень высокой и очень худой, но такой же доброй и отзывчивой. Вместе они всегда составляли комическое зрелище.

– Тетя Маша, бабушка послала меня к Вам. Она сказала, что завтра Вы возьмете меня за ягодами.

– Да, дочка, приходи к пяти утра к пристани.

Мне хотелось еще побыть с тетей Машей, но я не захотела мешать и ушла.

Куда бы податься? На поляну не хотелось. Было слишком жарко. И я побежала в другую сторону, за 38-ой цех. Чтобы было понятно, добавлю, что вся турбаза делилась на цеха. Мы жили в десятом, все работники столовой – в 21-ом. Были еще 51-ый и 38-ой. Поляна была за 51-ым цехом и еще двумя небольшими турбазами от Телецентра и завода Экран, которые находились следом за нашей турбазой и почти все отдыхающие с этих турбаз питались в нашей столовой.

За 38-ым цехом находится небольшой пляж, на котором обычно немного людей. Там почти нет отмели и не очень теплая вода. А еще там много комаров, особенно с раннего утра и к вечеру. Но сейчас день, со стороны Волги дует легкий ветерок и это несколько отвлекает от июньской жары. Скинув халат, я вошла в воду, почти сразу же погрузившись в нее по шею, и поплыла к середине Мокреца. Доплыв до середины, я легла на спину, отдавшись течению и стала смотреть на пробегающие облака. Вскоре мне это надоело, я оглянулась и увидела знакомую фигуру на другой стороне Мокреца. Это был дядя Женя, наш моторист, который периодически нырял и выныривал из воды. Нетрудно было догадаться, что он ловил раков. Там, где он нырял, есть обрыв и полно коряг на глинистом дне. Я очень люблю раков и поэтому, недолго думая, поплыла к нему. Он наловил уже около ведра и в данный момент разводил костер, который разложил между двумя воткнутыми в землю рогатыми палками.

Не успела я вылезти из воды, как услышала его прокуренный хриплый голос:

– Будешь раков.

Естественно, я не отказалась.

– Тогда иди и вымой с песком котелок.