Он продолжал смотреть вперед, на далекую черную линию леса на другом берегу. Там жили гигантские звери. И теблоры.

Поднявшись на ноги, Рэнт обнаружил, что все еще сжимает в руках одеяло, из которого давно вырос. Скомкав его в левой руке, он шагнул с берега в ледяную воду.

И поплыл.

На близлежащих фермах все еще лаяли собаки, когда последняя сотня карибу покинула вытоптанные поля, продолжая свой путь на юг к остаткам леса, что еще сохранились возле поселка. Глядя на этих оленей, охотник подумал о том, какая судьба их ждет. Он опасался, что вскоре, как только разойдутся слухи, начнется резня.

В его силки попали пять зайцев, в том числе самка с нерожденными детенышами, о чем он искренне сожалел. Зима нынче выдалась суровой, и мяса на зверьках было немного. Территория Диких земель постоянно уменьшалась. Одно селение за другим пускали корни, все больше появлялось вокруг людей с топорами и горящих кустов, и становилось ясно, что в охотниках вскоре отпадет нужда.

Будь он на пару десятков лет моложе, он бы возмутился, готовясь в гневе бежать прочь от наступающей цивилизации. Мир казался весьма обширным, но его порой преследовала мысль, что рано или поздно настанет день, когда исчезнут последние дикие места и старые охотники вроде него будут сидеть в тавернах, накачиваясь элем и рыдая от ностальгии, или бессмысленно блуждать по вонючим переулкам, став очередными жертвами прогресса.

Но все эти мысли возникали лишь мельком. Единственным, что действительно имело значение, была его собственная повседневная жизнь. Остальное охотника не интересовало. Он был не из тех, кто способен довести себя до белого каления, пытаясь дотянуться слишком далеко вперед, подобно костлявой руке из могилы, или назад, в жалкой попытке вернуть все, как было раньше.

И все же, когда звери уходят, на их место должно прийти нечто ужасное.

Дорога, что вела в поселок, была грязной, с вывороченными камнями и со множеством выбоин. Возможно, вскоре появятся рабочие, чтобы привести ее в порядок. Наверняка они станут ругаться и проклинать все на свете, а если день будет жарким и в воздухе повиснет тяжелый запах навоза и травы, мало кто даже заметит, что наступила весна.

Посмотрев налево, он окинул взглядом озеро, замечая в воде у берега туманные облачка ила. То тут, то там на поверхности плавали мертвые туши. Вода была холодной.

Внезапно охотник остановился, прищурившись. Что-то все еще билось в воде. Вглядевшись, он убедился, что видит голую руку, которая поднималась и опускалась. Он поискал взглядом перевернутую лодку, но человек, похоже, был там один.

И он был обречен.

Охотник, однако, не сомневался, что, если он не попытается помочь, призрак утопающего будет потом преследовать его всю оставшуюся жизнь. Равнодушие всегда имело свою цену, и он устал ее платить. Ускоряя шаг, охотник направился через мост над Вонючим ручьем в сторону берега, где лежали вытащенные на сушу рыбацкие ялики. В это время года рыба и угри еще дремали на глубине, и до выхода угрей на отмели и в протоки оставался месяц. В общем, сейчас не сезон для рыбалки. Большинство лодок не двигались с места с прошлой осени.

На берегу в эту раннюю пору никого не было. Охотник, однако, увидел старый ялик Капора, который лежал на песке рядом с новым. Разбитый и протекающий, ялик этот простоял без дела все прошлое лето, но охотник выбрал именно его, решив, что Капор вряд ли станет особо злиться из-за того, что он воспользовался лодкой, которую все равно оставили гнить.

Добравшись до ялика, он бросил связку зайцев на землю и перевернул лодку. Швырнув в нее добычу, он начал толкать ее к воде. Незадачливый пловец все еще был там, хотя руки его двигались уже медленнее.

Несколько мгновений спустя, столкнув ялик на воду, охотник забрался внутрь. Мачту он поднимать не стал, поскольку ветра все равно не было, и, достав весла, вставил их в уключины в потрепанных гнутых бортах.

Гребля была для него непривычным занятием, и вскоре он вспотел. Взглянув в сторону берега, охотник увидел темные силуэты первых местных жителей, пересекавших Центральную улицу. Потом появился одинокий рыбак, неся ведро к своему ялику. Не Капор – скорее всего, кривоногий Вихун, судя по походке. Увидев на озере охотника, рыбак остановился, но тут же двинулся дальше. Вихуну не хватало воображения, и он редко о чем-то задумывался надолго.

Охотник повернулся, ища взглядом утопающего, но тщетно – руки больше не мелькали над водой. Положив весла, он осторожно встал, широко расставив ноги, и увидел его. Пловец все еще был там… или нет. Он плавал в воде, но не двигался.

«Вероятно, это всего лишь звериная туша. Все впустую».

И туша эта была слишком далеко, чтобы кто-то мог туда доплыть. Но все же… она казалась достаточно большой, да и цвет у нее…

– Вот ведь дерьмо.

Охотник снова сел, взял весла и продолжил грести.

Зрение у него было уже не столь острым, как когда-то. Но он не сомневался, что это человек, вцепившийся в раздутую тушу карибу. Чувствуя, как болят плечи, охотник яростно навалился на старые весла.

Рэнту снилось, будто он стал совсем маленьким. Сперва исчезли ноги, потом руки, а теперь и большая часть тела. Остались только плечи, шея и голова, лежащие на вонючей промокшей шерсти удивительного животного, которое плавало будто свежесрубленное бревно. Но Рэнт чувствовал, как шерсть скользит по щеке, и понимал, что на этом странном островке он пробудет недолго. Скоро исчезнут даже плечи.

Стало ясно, что, если все предыдущие годы он рос, то теперь процесс пошел в обратную сторону, и он все сильнее уменьшался. Будучи столь высоким, Рэнт мог видеть слишком многое в этом мире, пугавшем его и сбивавшем с толку, полном причинявших жестокую боль слов и камней. И теперь он снова терял в росте, возвращаясь к прежнему состоянию, а солнце грело ему щеку, и вода, в которой он плыл, уже не была холодной, и ему казалось вполне разумным, что он снова становится маленьким и никто никогда его больше не увидит.

Но потом его что-то толкнуло. Рэнту не хватало сил, чтобы открыть глаза, но он слышал плеск, кряхтение, скрип дерева. На щеку шлепнулся моток веревки, а затем ему плавным движением повернули голову. Что-то вроде узла коснулось плеча, давя все сильнее. Рэнт почувствовал, как его тянут за плечи, под которыми безвольно болтались какие-то длинные придатки. Щека больше не касалась шерсти, и он застонал, оплакивая потерю.

– Все-таки живой, – услышал Рэнт слабый далекий голос. – Боюсь, парень, когда ты начнешь оттаивать, будет больно. Очень больно. Так что извини.

Рэнт снова ощутил движение, длившееся целую вечность, пока его затылок не оцарапало приставшим к древесине песком. В ноздри ему ударил запах рыбьей чешуи, а солнце перескочило на другую сторону неба, высушив щеку, которую до этого грела шерсть, и все вокруг начало ритмично покачиваться в такт чьему-то хриплому ворчанию.

Перестав уменьшаться, Рэнт снова начал расти, чувствуя, как внутри его пылает подобный солнцу огонь.

– Говорят, будто у вас, полукровок, два сердца. Будь ты одним из тех бедолаг, у кого сердце только одно, ты бы так долго не прожил. Полукровки хиреют, будучи всего нескольких лет от роду, когда их тела становятся чересчур велики для одного сердца. И сегодня второе сердце тебе понадобилось, парень. Чтоб мне провалиться, ты переплыл озеро больше чем наполовину. В такое трудно поверить!

Рэнт сосредоточился на голосе – не потому, что понимал, о чем ему говорят, но потому, что это отвлекало от боли, которую причиняло пылавшее внутри его пламя.

– Пусть солнце поможет тебе оттаять, и тогда станет легче. Можешь разжать левую руку? Зачем тебе это мокрое одеяло? Могу поспорить, сейчас оно похоже на ледяной комок.

Теперь Рэнт чувствовал плескавшуюся вокруг него воду – прохладную, но не ледяную. И ее становилось все больше.

– Боюсь, больше я не могу говорить. Не хватает дыхания. Мы тонем, парень. Нужно добраться до северного берега, или нам конец. Еще один нырок ты не переживешь, да и тут везде сплошная ледяная каша. Вижу целые глыбы льда.

Рэнт поднял одну руку, затем другую. Ему удалось отпустить одеяло, а затем он открыл глаза и сел.

Сидевший на веслах мужчина удивленно взглянул на него:

– Боги милостивые, так быстро оклемался? Да у тебя не два сердца, парень, а наверняка десяток с лишним.

Рэнт узнал одного из охотников, которые обычно выслеживали беглых рабов и сопровождали отряды работорговцев вглубь теблорских земель. Когда-то он был солдатом. Собственно, именно этот человек убил серого медведя, чей череп украшал зал «Трехлапого пса».

– Ты меня выследил, – невнятно проговорил Рэнт, привалившись к корме. – Говорят, ты самый лучший из охотников. Теперь ты доставишь меня назад, и меня убьют.

– Убьют? За что?

– Из-за меня мать перерезала себе горло. Потому что я не смог заплатить ей за работу.

– Тебя вроде бы зовут Рэнт?

Рэнт кивнул.

Охотник навалился на весла, но лодка почти не двигалась с места. Вода уже заполнила ее до половины, захлестывая деревянную банку.

– Похоже, до берега нам не добраться.

Рэнт показал на весла:

– Дай мне.

– Тебе? Зачем?

– Чтобы я не думал о разном.

– О чем разном?

– Об огне. О матери.

Поколебавшись, охотник отпустил весла и, перебравшись на нос, где к медной петле в планшире был привязан деревянный черпак, начал вычерпывать воду.

Забравшись на банку, Рэнт развернулся кругом, взял весла, опустил их в воду и навалился что было сил.

Лодка устремилась вперед. Охотник, ругаясь, упал на колени в ледяную воду, но тут же продолжил черпать, а когда Рэнт снова взмахнул веслами, на него словно бы снизошло вдохновение, и он начал вычерпывать воду без остановки.

Как ни странно, гребля облегчила боль в теле Рэнта. Дыхание его стало глубже, и сейчас огнем пылали лишь погруженные в воду босые ноги. А охотник, похоже, тем временем успешно состязался с течью, выходя победителем.

Только теперь Рэнт заметил опоясывавшую его ребра веревку, ощутив прикосновение двух узлов к лопаткам и большое бронзовое кольцо на груди. Рабские путы. Он уже видел их раньше.

– Эти веревки… – начал он.

– Я всегда держу при себе веревки, – пояснил охотник. – Медные кольца, кожаные ремни. И огниво, которое нам понадобится, когда мы высадимся на северном берегу. И еще у меня есть мясо, хотя теперь оно слегка просолилось от той соли, что накопилась в лодке у Капора.

– Эти путы…

Последовала короткая пауза, затем ответ:

– Угу. Но это уже в прошлом.

– Тебе дадут награду, – произнес Рэнт.

– Ты видел, как твоя мать перерезала себе горло?

– Я сбежал раньше, – ответил Рэнт. – Но она пообещала, что сделает это…

– От слов может похолодеть кровь, однако пролить ее они не могут. Готов поспорить, она так и не привела свою угрозу в исполнение – да, знаю, твоя мамаша сумасшедшая, но не настолько, чтобы полоснуть себя по глотке, зная о проклятии кровавого масла. Ею всего лишь овладело безумие в порыве страсти. Ей хотелось, чтобы ты убрался из Серебряного Озера. Собственно, неплохой повод. И все-таки до чего же чудовищный способ вынудить тебя бежать.

– Мое имя проклято? – спросил Рэнт, не готовый поверить тому, что говорил охотник о его матери. По крайней мере, пока.

– С чего ты взял?!

– Кровавое Масло – это наше родовое имя. Ты сказал, что оно проклято.

Вопрос, похоже, чем-то обидел охотника, поскольку Рэнт так и не дождался никаких объяснений. Деревянный черпак скрежетал о дно, вычерпывая лишь небольшое количество грязной воды. Щиколотки Рэнта, которые тоже уже не были в воде, покалывало, будто от укусов полчищ муравьев. Он продолжал грести, не осмеливаясь спрашивать что-либо еще.

– Помедленнее, Рэнт. Развернись. Видишь ту впадину, возле упавшего дерева? Правь туда.

Они почти достигли берега. Но Рэнту казалось, что всего лишь несколько мгновений назад они были невероятно далеко, в старой лодке, плывущей в никуда. Он с трудом мог поверить в истинность мира. Он вырос лишь для того, чтобы потом начать снова уменьшаться в росте, а затем вырасти опять. Но на этот раз он вырос по-другому, не так, как в первый раз. Мир теперь не был для него слишком мал, за исключением некоторых его отдельных частей.

Нос лодки заскрежетал по острым подводным камням и с хрустом вошел в нависшие над водой густые кусты. Охотник набросил на ветки веревочную петлю, выравнивая лодку.

– Ладно, вылезай, парень. Забери эту связку зайцев и мою сумку. Да, и одеяло тоже. Оно нам еще пригодится.

Когда Рэнт шагнул за борт лодки, там оказалось неглубоко, лишь ему по колено, но вода яростно обжигала. Парень поспешно выбрался на берег. Охотник последовал за ним, держа в одной руке веревку, а в другой лук и колчан. Он собрался было привязать лодку, но передумал.

– Какой смысл? Она все равно потонет. Видишь те новые щели? Это все из-за тебя, Рэнт: могу поспорить, ты весишь больше, чем самый крупный осетр в этом озере. – Охотник забрал веревку, вытащив ее конец из медной петли на носу. – А теперь пошли, парень. Найдем какое-нибудь ровное место и разведем костер. Уверен, мы оба нагуляли аппетит.

– Ты поднимешь над костром дым? – спросил Рэнт. – Чтобы нас увидели и пришли за нами?

Охотник бесстрастно взглянул на него:

– Ничего подобного, парень. Я отведу тебя к теблорам.

Его ответ вновь привел Рэнта в замешательство.

– Зачем?

Охотник пожал плечами:

– Полукровки пребывают взаперти между двумя мирами. Но возможно, мир теблоров отнесется к тебе лучше, чем наш. Стоит попытаться.

– Но зачем?

– Твое родовое имя, Рэнт, вовсе не Кровавое Масло, а Орлонг.

В этом новом мире имелось слишком много истин, в которые он просто не мог поверить.

– Тогда… что такое кровавое масло?

– Это слишком сложно. Может, потом объясню.

– Я забыл, как тебя звать, но это ведь ты убил серого медведя?

– Последнего серого медведя по эту сторону Божьего Шага, – поморщился охотник. – Людям этого не понять. Я убил его из жалости. Меня зовут Дамиск.

Рэнт слышал это имя от рабов.

– Теблоры тебя ненавидят, – заметил он.

– И на это у них есть причины. Я приведу тебя как можно ближе к любому теблорскому селению или лагерю, что нам попадется. Дальше – сам. А я помчусь со всех ног обратно на юг.

Рэнт кивнул. По крайней мере, это имело смысл. Он поднял связку промокших зайцев:

– Я есть хочу, Дамиск.

– Угу. На полное брюхо и день светлее.

– Ты спас мне жизнь.

Дамиск пожал плечами:

– Не стоит говорить о спасении жизни, Рэнт. Лучше сказать, что мне удалось ее продлить. Ладно, зайцы уже выпотрошены, но нужно их ободрать…

– Я умею, – промолвил Рэнт.

– Вот и хорошо. Тогда займись этим, а я разведу костер.

У Рэнта все еще оставался при себе нож, единственный подарок, который он когда-либо получал: от малазанского солдата из проходившего через Серебряное Озеро отряда, когда ему было лет пять или шесть. Он достал нож. Клинок был холоден как лед.

– Дамиск, ты видел тех рогатых лошадей в озере?

– Угу, видел.

– Что это было?

– Думаю, мы это выясним. А может, и нет. Так или иначе, пусть им сопутствует Госпожа Удача.

Он повел Рэнта вверх по склону, в лес, собирая на ходу ветки, сучья и мох с деревьев. Солнце, как оказалось, грело на северном берегу не хуже, чем на южном. Мир велик, напомнил себе Рэнт. Но одновременно и мал.