Всегда непременно что-нибудь да случается. Вот почему невзгоды не знают отдыха.
Карса Орлонг
Балк, предводитель разбойников, сгорбился на деревянной скамье в камере, прислонившись спиной к каменной стене. Его камера, как и три остальные, находившиеся по другую сторону от казарм, которые превратили в тюрьму для его отряда, в обычное время предназначались для правонарушителей из числа солдат: пьяниц, дебоширов, случайных убийц. Их, как правило, воспитывали с помощью кулаков, но иногда в ход шли и более суровые меры.
Отослав из коридора гарнизонного охранника, Штырь придвинул табурет, на котором тот до этого сидел, ближе к решетке. Коротко взглянув на сержанта, Балк вновь уставился в пол, где аккуратной кучкой лежали три дохлые крысы, явно со свернутой шеей.
Что-то в увиденной им сцене заставило Штыря нахмуриться.
– Вы ведь не некромант?
Едва заметно блеснули оскаленные зубы.
– Нет, конечно.
Расслабившись, Штырь сел. И объявил:
– Он мертв.
– Кто?
– Самозваный барон Ринагг из Дурнева леса. Похоже, он серьезно болел. Как мне говорили – смертельно. Но мы получили от него все, чего хотели.
– И что же вам от него было нужно, сержант?
– У него имелось кое-что на вас, вполне достаточно, чтобы склонить вас к соучастию.
– К соучастию в чем?
Штырь пожал плечами:
– Как я понимаю, изначально вы были отрядом наемников, но то, что начиналось как обычная служба по контракту, в конце концов превратилось в нечто совершенно иное. В разбой.
Балк снова поднял взгляд. Глаза его по большей части скрывала заполнявшая камеру тень.
– Барон утверждал свои права на власть в этих краях. Мы собирали подати и пошлины, а вовсе не занимались разбоем.
– Угу, я понял, – ответил Штырь. – Но для этого есть государственный аппарат. Имперские чиновники, которые занимаются налогами, передают собранные средства в казну. А Ринагг никакими полномочиями не обладал и все вырученные деньги оставлял у себя.
– Барон был солдатом, – сказал Балк. – Он выступал против малазанского вторжения.
– Серьезно? Ну что ж, он проиграл.
Какое-то время оба молчали. Затем Штырь встал, потер лицо, разогнул спину и слегка поморщился.
– Вы знатного происхождения, – по крайней мере, так полагает мой капитан. Человек чести. Ваши последователи наверняка считают вас таковым.
– Им стоило бы забыть обо мне, – промолвил Балк.
– Если бы я вас убил, скорее всего, так бы и случилось.
– А потом вы бы проиграли.
– Вполне вероятно. Так или иначе, мне интересно, что делали вы с отрядом из четырехсот ветеранов-наемников, блуждая по Дурневу лесу? Малазанская империя не берет на службу наемников. И речь явно шла не о том, чтобы собирать деньги для Ринагга. По крайней мере, вначале.
– Почему бы и нет?
– Потому что он был никем. Даже собирая дань с караванов и лесорубов на востоке, Ринагг не смог бы долго вас содержать. У него должно было иметься на вас что-то достаточно серьезное, чтобы заставить вас бесплатно пополнять его закрома.
Балк отвел взгляд, уставившись в стену. И осведомился, внезапно перейдя на «ты»:
– И многое ли ты знаешь об отрядах наемников, сержант?
– Ну, вообще-то, мне приходилось сталкиваться с наемниками. Много лет назад. Большинство из них мало что связывало друг с другом, и они с трудом держались вместе, даже когда дела шли неплохо. А уж стоило показать им кольчужный кулак, и наемники чаще всего разбегались. Я невысокого мнения о тех, кто воюет за деньги. За редким исключением Малазанская империя легко покупала такие подразделения, а потом их разваливала.
– Однако исключения все-таки были?
Штырь прислонился спиной к стене напротив решетки и скрестил на груди руки.
– Ну да, два или, может, три, – ответил он.
– Дай угадаю. «Элиновы щиты»? «Тюльпаново войско»? «Янтарный камень»?
– Ха, да они все сосунки, – ухмыльнулся Штырь.
– Дурак ты. Небось никогда не имел с ними дела? У «Тюльпанов» восемь полных рот…
– Время тех, кто чего-то стоил, давно прошло, Балк. Не спорю, ваши парни способны расквасить кому-нибудь нос, и им это удалось, но лишь потому, что мы были малочисленны и толком не осведомлены. Мы рассчитывали встретить всего лишь около сотни неудачников.
– Вы собрали все силы, что у вас были.
– Угу, утешайте себя, как же. Да владей мы более полной информацией, ваши солдаты утром обнаружили бы мертвыми всех своих офицеров, включая вас самого и барона.
– То есть вы не стали бы сражаться лицом к лицу? Просто перерезали бы всех под покровом ночи?
– Угу, быстро и милосердно.
– Ты и впрямь ничего не знаешь о наемниках, сержант… Сомневаюсь, что вообще когда-либо с ними сталкивался…
– Ох, Балк, – проговорил Штырь, прислоняясь затылком к стене. – Мне приходилось иметь дело, во-первых, с Багровой гвардией. Во-вторых, с «Серыми мечами». – Он склонил голову набок. – Так, кто там еще? «Моттские разгильдяи»? Если честно, не уверен, стоит ли их считать. Они были скорее племенем, чем отрядом, а мы вторглись…
– Врешь ты все.
– Вряд ли я могу принимать в расчет и тисте анди из Семени Луны, – продолжил Штырь. – Они не наемники, поскольку ни у кого денег не брали. Что касается «Серых мечей»… что ж, к счастью, мы встретились с ними не для того, чтобы сражаться, а чтобы объединить силы. Освобождение Капастана… этот день я никогда не забуду.
Балк поднялся на ноги, придвинувшись ближе к решетке:
– Ты в самом деле рассчитываешь, будто я тебе поверю, сержант? К чему эта игра?
– Лично я не стал бы вам доверять, Балк, – ответил Штырь, глядя на него из-под полуопущенных век. – Но у капитана Грубьяна есть предложение. Ваш прошлый работодатель мертв. Нам нужно усилить гарнизон в поселке Серебряное Озеро, а Вторая рота не полностью укомплектована. Мы предлагаем вам сотрудничество, у нас вы будете числиться лейтенантом.
– То есть вы хотите заключить контракт? А нас не рассеют по всему легиону?
Штырь оттолкнулся от стены и направился к двери. У него не было привычки повторять свои предложения дважды.
– Подумайте, Балк, а потом сообщите о своем решении охраннику.
– Это противоречит его натуре, – заявила Заводь.
– Какой еще натуре? – спросил Трындец, наклоняясь и собирая фишки. – Белая краска уже сходит.
– Это не краска, – пояснил Чашка, – а свинец. Если постоянно его накладывать, руки у тебя посинеют, а потом сгниют и отвалятся. Но тебе будет все равно, поскольку к тому времени ты уже сойдешь с ума. – Он ткнул пальцем в Аникс Фро. – Я уже говорил, Аникс, тебе нужна правильная краска. Толченый известняк, птичий помет и несколько капель льняного масла. А еще лучше – просто позолоти эти клятые штуки.
– Не будешь ли так любезен заткнуть свою дырку и прекратить словесный понос? – спокойно проговорила Аникс. – Дай человеку подумать.
– Бенгер не умеет думать, – заметил Чашка.
Заводь издала стон и потерла глаза.
– В том-то и проблема. Аникс, маленькие резные фишки – это не Колода Драконов, что бы ты ни говорила. А вся суть Гамбита Скрипача – в том, что его разыгрывают в карточной игре с Колодой Драконов.
– И что? – возразила Аникс. – Может, Заводь, у тебя есть такая колода? Ты вообще ее хоть когда-нибудь видела?
– Один раз, – ответила Заводь. – В Г’данисбане. У Трехпалого Херава, перед тем как он дезертировал. Последнее, что он говорил, – будто нашел старый магический Путь пятерней. Бедняга Херав.
– Ха-ха! – фыркнул Чашка.
Заводь хмуро уставилась на него:
– Что такое?
– Парень, у которого только три пальца, отправляется на поиски пятерней! Ха-ха-ха!
Выпрямившись, Бенгер бросил на стол деревянный диск:
– Ставлю против тебя Госпожу.
– Да это же Рота Смерти, – сказал Чашка. – Ты не можешь выиграть, прячась за вратами.
– Насчет выигрыша я подумаю позже, – отозвался Бенгер, беря кружку и делая большой глоток.
Заводь собралась было фыркнуть, но внезапно испытала странное ощущение, как будто у нее что-то застряло в горле. Она быстро глотнула из своей кружки, удивляясь, почему с ней постоянно происходит нечто подобное.
– Сейчас речь идет о том, чтобы просто выжить, да? Недаром я говорила о натуре Бенгера. Припри его к стенке, и он станет искать окно.
– Припри меня к стенке, и я поведу себя точно так же, – произнес Чашка, выкладывая пару фишек. – Икарий скрывает прошлое, что дает мне свободу действий. А Нелюбимая бьет Госпожу.
Нахмурившись, Трындец передвинул вперед одну из фишек:
– Черные Перья сбоку.
– Да вы что, все сговорились? – прошипел Бенгер. – Ну же, Заводь, сделай что-нибудь!
– С какой стати? Разве мы с тобой друзья, Бенгер? Но если ты выложишь Корабас, которую прячешь в этой кучке…
– Эй, торговаться нельзя! – крикнул Чашка.
– Кто это сказал? – спросила Заводь.
– В том-то и проблема игры без правил, – заметила Аникс Фро. – Вариантов множество. В каждой роте, где я бывала, играют по-своему.
– Но наша версия официальная, – возразил Чашка.
– Да нет никакой официальной версии!
Тем временем Бенгер пустил по столу Корабас, которую Заводь тут же накрыла правой ладонью.
– Ну вот, – заключила она, – не так уж и плохо, верно?
– Ты разрушила мою победу, – проворчал Бенгер. – Но и слабейшим я тоже не окажусь.
– Что верно, то верно, – кивнула Заводь. – Я играю Церковью Угря. Дальше – Немигающий Глаз, Повелитель Предзнаменований. Нелюбимая отворачивается, и опускается Саван. Слезы льются в Реку, текущую через врата. Катастрофический потоп накрывает поредевшие ряды Роты Смерти. Вы все в замешательстве пропускаете ход, и является Корабас, она же Убийца Магии. Наступает конец света. Я выигрываю.
– Ты отдал ей победу! – рявкнул Чашка Бенгеру.
– Угу, специально, чтобы ты оказался в наихудшем положении! А теперь гони ту фишку – Дважды Живого. Следующий круг начну я, поскольку, завершив игру, Корабас слетела с пьедестала.
– Не хочу больше играть, – заявил Чашка. – Политика, предательство, удар в спину… И почему я не удивлен?
– Можешь тогда отдать все фишки мне, – сказала Аникс Фро. – Их нужно заново покрасить.
– Смотри не забудь, кому принадлежит Дважды Живой.
– Не забуду, Бенгер. Может быть.
– Попробуй только обмануть меня, Аникс, и я тебя прокляну.
– Вот и отлично. Мне как раз нужно испытать Железную Глотку, а ты подойдешь в качестве мишени не хуже любого другого.
– Подумаешь, угроза, – ухмыльнулся Бенгер. – Изобретение, которое не только не работает, но еще и выглядит по-дурацки.
Аникс смахнула фишки в кожаный мешочек и туго его завязала.
– Запомните все слова Бенгера. Сможем повторить их над его могилой. Вернее, над холмиком с горсткой оставшихся от него ошметков.
– Бедняга Бенгер, – промолвила Заводь.
Чашка отхлебнул эля.
– Кого и впрямь стоило бы проклясть, так это Пледа. Бенгер, если ты проклянешь этот вонючий кусок ожившего дерьма, я в следующей игре буду твоим союзником.
– Мне не нужны союзники, поскольку у меня есть Дважды Живой.
– Может, Чашка и прав, – кивнула Аникс Фро. – Хотя, если проклинать всех подряд, останешься вообще без друзей. К тому же ты вроде как целитель, а не какая-то дырка в жопе, которая только и умеет, что изрыгать проклятия.
– Дырка в жопе, изрыгающая проклятия?
– Тогда это уж, скорее, Плед, – заявил Чашка.
Все, кроме Заводи, рассмеялись. Она так и не поняла, что же остальным показалось столь забавным.
«Торговая таверна» была полна народа, но все же не набита битком, как обычно. Присутствовали все три взвода почти в полном составе. Тяжелые пехотинцы о чем-то спорили, собравшись за одним столом. Сержанта Заводь заметила здесь только одного – ее собственного командира Дрючка, который сидел за маленьким столиком в обществе кружки эля.
Не то чтобы солдаты не любили Дрючка, мрачно подумала Заводь. Просто никто толком его не знал. Вернее, знали, но вместе с тем и не знали. В том смысле, что прошедших лет вполне хватило, дабы заключить: этого человека толком понять невозможно.
Капралы расположились за своим столом. Омс взял себе четвертый стул, но сел поодаль от Моррута, Подтелеги и Перекуса. Вероятно, просто не нашел другого места. Заводи доводилось иметь дело с Омсом. Он был опытным солдатом, одним из последних саперов, но также и «ночным клинком», поскольку для саперов теперь работы было мало, не то что прежде. У них имелось немного взрывчатки, но пользоваться ею было рискованно. Взрывчатка, естественно, была не морантской, а всего лишь ее имперской копией. Омс постоянно жаловался, что каждый четвертый заряд дает осечку. Не в буквальном смысле, конечно, но в среднем. А запалы порой взрывались в руках, что, по его словам, было совсем уж скверно. Заводь не понимала саперов.
Она хорошо помнила последнее сражение, на внешнем фланге у края леса. Питамбра из Седьмого взвода вышел тогда против шестерых врагов с единственной «шрапнелью». Но, как потом объяснял Омс, слой глины оказался слишком толстым, и снаряд отскочил от земли, вместо того чтобы взорваться, а уже в следующее мгновение Питамбра был мертв. А потом кто-то наступил на ту «шрапнель», и ему оторвало обе ноги. Слишком мало, слишком поздно.
Заводь вспомнила, как сама это сказала, показывая на безногого бандита, который умер, так и не встав на колени. Те, кто ее услышал, отчего-то рассмеялись. Мысль об этом заставила женщину еще сильнее нахмуриться. Как вообще кто-то мог веселиться после того, как их роту разбили в пух и прах? Но каждый раз, когда кто-нибудь рассказывал про случившееся тогда, он непременно упоминал того бандита, которого прозвали Слишком-Мало-Слишком-Поздно, и все снова гоготали.
Похоже, малазанские морпехи любили смеяться над тем, над чем смеяться не стоило. Заводь этого понять не могла. Вот ограбить мертвую ведьму – это и в самом деле забавно.
Так или иначе, бедняга Питамбра.
Бенгер и Чашка ушли. Мгновение спустя за ними последовал и Трындец, так что осталась только Аникс Фро.
Заводь взглянула на девушку и заметила:
– Выглядишь больной.
– Угу, – ответила Аникс. – Сколько можно твердить одно и то же? Меня уже тошнит, когда я в очередной раз это от вас слышу. Просто так уж вышло, что у меня фарфоровый цвет лица.
– Какой-какой?
Аникс потерла щеку и похлопала ресницами.
– Кремовый…
– Бесцветный.
– Нежный.
– Мертвенный.
Аникс замолчала.
– Продолжай, – поторопила ее Заводь. – Хочу послушать, как ты опишешь эти мешки у себя под глазами.
– Они мне достались от матери.
– И зачем они тебе?
Девушка нахмурилась:
– Говорю же – достались от матери!
– И с какой стати она их тебе отдала, а главное – зачем ты согласилась их взять? Что она при этом сказала? «Держи, милая доченька, я устала их таскать»? А ты ответила: «Да, мамочка», и теперь у тебя такой вид, будто ты живешь под камнем?
– Это ты так шутишь, да? Что ж, у тебя неплохо получается. Во всяком случае, сумела убедить всех тяжелых пехотинцев.
– В чем убедить?
– Что шкура у тебя потолще, чем у бхедерина, Заводь.
– Мне следовало стать когтем. Тогда мне не пришлось бы терпеть все эти оскорбления. Среди когтей говорят исключительно об убийствах, да и о чем, собственно, еще говорить? Особенно когтям.
– Омс был раньше когтем, – сказала Аникс Фро. – Может, и до сих пор им остался.
О проекте
О подписке