Ликида был примерно на полпути наверх по лестнице, когда мерный шум льющейся воды где-то в задней части дома вдруг стих. Во внезапно установившейся тишине он застыл на месте, как замороженный. Ему показалось, что в этот момент он услышал что-то еще.
Это был отдаленный приглушенный звук, слабый и практически неощутимый. Он напоминал легкие шаги по толстому ковровому покрытию где-то в другом конце коридора наверху.
Одно движение – и очищенный от крови нож шеф-повара снова блестел в руке Ликиды. Он бросился вверх по лестнице, готовый в любой момент прыжком преодолеть расстояние до любого, кто окажется перед ним наверху. Там он замер на несколько секунд и прислушался. Послышался слабый скрип, а затем щелчок. Возможно, это был выключатель, который включили или выключили где-то в другом конце холла. А может быть, причиной было лишь то, что дом потихоньку проседал. Несколько секунд он вслушивался, а его взгляд устремился вверх, подобно лазеру. Больше не было ничего, ни единого звука. Просто тишина, установившаяся после постоянного плеска воды, сыграла с ним шутку.
Ликида добрался до верха лестницы и бросил быстрый взгляд вокруг. Ему был виден проход до конца зала. Длинный коридор был пуст. Убийца бесшумно направился туда, где, как он узнал из плана здания, находилась студия старика. Это был центр нервной системы дома, место, где хозяин вел свои дела. Он понял это по голосам, которые уже раздавались раньше из этого помещения. В студии все еще горел свет. Если только хозяева не оставили здесь свет на всю ночь, чего, впрочем, никогда не случалось прежде.
Он приблизился к двери в студию, той, что располагалась ближе к лестнице. На расстоянии примерно десяти футов безмолвно застыл перед входом, но внимательно обшарил помещение взглядом. За столом в дальнем конце комнаты не было ни души – ни старика, ни девушки. Если ангел смерти все еще на его стороне, эти двое сейчас должны были находиться в разных комнатах, чтобы он смог покончить с ними по отдельности, не создавая лишнего шума. Он вплотную приблизился к двери в студию и бросил быстрый взгляд внутрь. Комната была пуста, по крайней мере, так казалось с той позиции, которую он занимал. Правда, некоторые участки помещения были ему не видны.
Ликида внимательно осмотрел подиум, вернее, ту его часть, которая была видна из-за открытой двери. И снова не обнаружил никого. Он отважился шагнуть в холле к другой двери в студию, той, что располагалась около спальных помещений, находившихся дальше по коридору. Отсюда ему была видна остальная часть студии и подиума на ее втором этаже.
Катя прежде часто пользовалась ванной, расположенной рядом с гостевыми комнатами. Поэтому Эмерсон не удивился, когда, выйдя из душа, обнаружил, что в хозяйской ванной комнате никого, кроме него, не было. Он насухо вытерся полотенцем, оделся, а затем встал перед зеркалом над туалетным столиком, чтобы причесать все еще влажные волосы. Просто невероятно, насколько он устал этим вечером: гости к ужину, напряжение от общения с Катей, обильная еда на ночь. Он не привык ни к чему подобному, поэтому все это сыграло свою роль.
Эмерсон внимательно вгляделся в свое лицо и пробивающуюся на подбородке щетину, потом выключил свет и отправился в спальню.
Он надеялся, что Катя уже успела расчесать волосы и теперь лежит под одеялом. Поэтому, когда его ожидания не оправдались, уже примерно через секунду сознание успело зафиксировать произошедшее. Сегодня она готовилась ко сну дольше, чем обычно. В комнате ничего не изменилось за десять минут его отсутствия, разве что по-другому висят брюки на стуле.
Эмерсон открыл верхний ящик комода, вытащил пару трусов-боксеров, одновременно глядя назад через зеркало над комодом.
И тут он заметил еще одну вещь: свой собственный пустой бумажник, лежащий на брюках. Это вызвало у него всплеск адреналина. Внезапно ему стало не до сна.
Спустившись в гараж, Катя бесшумно открыла водительскую дверцу принадлежащего Эмерсону огромного «субурбана». Ей пришлось встать на подножку, чтобы добраться до козырька над рулевым колесом, к которому крепился пульт дистанционного управления с нужной девушке кнопкой. Она открывала калитку перед машиной. Катя много раз видела, как Эмерсон пользовался этим устройством для въезда и выезда.
Внезапно она услышала звук шагов наверху. Но Эмерсон находился в хозяйской ванной. Катя дотянулась до пульта над приборной панелью и схватила его. Затем бросила быстрый взгляд на другой пульт, но не решилась им воспользоваться. Ведь если она попытается открыть двери в гараж, Эмерсон наверху услышит это. Она тихонько шагнула с подножки машины. Боясь шума, так и оставила водительскую дверцу открытой.
Катя выскользнула из гаража через боковую дверь. Она оказалась в объятиях свежего ночного воздуха и побежала так быстро, как только ноги могли нести ее. Низко над землей плотной завесой стоял туман. Впервые девушку вдруг охватил страх. Меньше чем через минуту, прикрыв за собой механическую баррикаду ворот и молясь про себя, чтобы никто позади, в огромном доме, не услышал этого, Катя оказалась на улице.
Девушка стремительно бросилась прочь от дома, попутно выбросив пульт в заросли кустов в глубоком кювете у дороги. Она бежала не вниз по дороге, где светились огни Дель-Мара, а в противоположную сторону, вверх по холму, в темноту. Она была во власти страха, но ум ее не поддался испугу, и голова оставалась ясной. Она точно знала, что делает.
Когда Эмерсон выйдет из ванной комнаты и обнаружит в студии ее записку, он немедленно сядет в машину и примется ее искать. Отсутствующий пульт от дверей гаража задержит его всего на несколько секунд, которые потребуются ему для того, чтобы вручную набрать код на клавиатуре у ворот. Катя очень рассчитывала на то, что затем Эмерсон будет искать, повернув по дороге направо, в сторону городка Дель-Мар и старого прибрежного шоссе. Ведь казалось очевидным, что беглянка должна была выбрать именно этот путь.
Потом Катя встанет у одного из домов, расположенных выше по улице, и вызовет такси по этому адресу, воспользовавшись телефоном Эмерсона. Прежде чем он сможет об этом догадаться, она будет уже в Сан-Диего, а он станет обшаривать в поисках ее все новые и новые места.
Ему все сразу стало ясно. Эмерсону не нужно было поднимать бумажник и заглядывать в него. По тому, как небрежно его бросили, Эмерсон догадался, что деньги, которыми тот был набит еще днем, исчезли. Мужчина не стал тратить времени даже на то, чтобы обуть тапочки. С босыми ногами он бросился через холл в студию.
– Катя! Катя!
В его голосе послышались неприятные нотки раздражения. Эмерсон был вне себя от бешенства, и злился он в основном на себя самого. Как мог он быть настолько туп! Ему надо было запереть ее, теперь-то он точно это знал! Он с грохотом влетел в гостевую комнату рядом с хозяйской ванной. Обычно именно здесь Катя готовилась ко сну. Но в комнате было темно и пусто.
Молниеносно Эмерсон подался назад в холл. Он пробежал через коридор в сторону студии и пронесся по лестнице к парадной двери. Выкрикивая имя девушки, Эмерсон кинул быстрый взгляд в студию через первую дверь. Кати не было видно, однако боковым зрением он успел заметить нечто другое, какую-то тень, стремительно метнувшуюся к другой двери, расположенной у лестницы наверху. Внезапно его осенило. Для того чтобы вернуться в Коста-Рику, Кате было недостаточно наличности, которую она взяла из его бумажника.
Эмерсон сразу же перешел на шаг, а затем внезапно остановился между лестничным маршем и студией. По лицу его пробежала ухмылка. Он облегченно перевел дыхание. Хладнокровие почти вернулось к нему. Он плотнее запахнул халат, заново перехватив его поясом, и спокойно направился в сторону студии. «Где деньги из моего бумажника?» Последний звук еще не успел вырваться из гортани, когда клетки мозга Эмерсона перестали повиноваться ему, сорвавшись в агонию. Острый как бритва нож шеф-повара на половину длины лезвия погрузился в левую почку старика. Посланный резким взмахом клинок перерезал орган, парализовав его владельца внезапным взрывом боли. Вокруг горла сомкнулась рука человека, слишком высокого, чтобы это была Катя. Но мозгу Эмерсона было уже не до того, чтобы анализировать случившееся.
Шок охватил каждую клеточку его тела. Самопроизвольные сокращения мышц выгнули спину дугой с такой силой, что ему самому был слышен хруст позвонков. Терзаемый настолько невыносимой болью, что ее не способно было представить человеческое сознание, Эмерсон Пайк не мог вдохнуть даже крохотный глоток воздуха, который позволил бы ему издать хоть один звук. Казалось, это никогда не кончится. Он дошел до того состояния, когда организм, не в силах выдержать муки, сам молит о смерти. Облегчение после той ужасной агонии пришло только тогда, когда черная пустота смерти сомкнулась вокруг него.
Иногда вы получаете знак судьбы в самый неподходящий для этого момент. Для меня таким знаком стала встреча с ней, стоящей у прилавка с бананами, в продуктовом отделе небольшого магазинчика в Дель-Маре, неподалеку от ипподрома. Это было в субботу утром, и я направлялся на ипподром, куда меня потащили приятели. С чашкой кофе в одной руке и маффином в другой я тщетно пытался отделить один банан от трех оставшихся. За этим занятием она меня и застала.
– Не могли бы вы помочь мне, сеньор? – Она стояла и смотрела на меня. Рост примерно пять футов шесть дюймов, на каблуках, с блестящими темными волосами, спадающими на плечи, и улыбкой, за которую не жалко было бы развязать войну. – Ах-х-х… – На мгновение она опустила взгляд, как бы собираясь с мыслями. – Вы не знаете… мм… у них есть плантейны? Вы знаете, что такое плантейн?
Должно быть, я уставился на нее с глуповатым видом. И не потому, что не понял вопроса.
«Плантейны», – произнося это слово, она пыталась помогать себе пальцами обеих рук, поднося их к уголкам рта. Ее полные губы, темноглазая красота навевали на меня мысли о Кэтрин Зета-Джонс, которая спустилась с большого экрана, чтобы поболтать со мной здесь, над гроздьями бананов. Наверное, она прочитал все на моем поглупевшем лице, потому что улыбнулась.
– Ах-х… Я не знаю.
Я не имел ни малейшего представления о том, что такое плантейн, но если бы мог изобрести этот предмет, сделал бы это в тот же момент.
Она была такая сияющая, абсолютно невинная, девушка, о которой вы мечтали в двадцать лет и которой никогда так и не коснулись, и не назначили ей свидания, поскольку это было всего лишь бесплотное видение. Единственное место, где вы могли бы встретиться с ней, – это мир ваших иллюзий. И в тот момент, когда вам покажется, что вы готовы ее коснуться, она вдруг танцующей походкой отправится в Голливуд или поспешит куда-то еще, выполняя контракт с модельным агентством. Какое ей дело до того, что ваше сердце готово разорваться?
Она взяла и подняла один из бананов.
– Похожий на этот, но больше по размеру. – Она развела руки примерно на полметра. – Habla espanol?
– Un poco. Достаточно только для того, чтобы ввязываться в неприятности, – ответил я.
Незнакомка улыбнулась. В ее улыбке было что-то волшебное. По тому, как девушка улыбалась, я сразу понял, что она уже не впервые видит это выражение растерянности на лице мужчины. Ее как бы окружали некие атомы невесомого эфира. Это должно было подействовать как предупреждение. Для нее же такая ситуация не была чем-то необычным, просто очередная муха попалась в ловушку.
– Мне нужны плантейны, чтобы приготовить несколько блюд. Через две недели мы принимаем друзей на ужин. Я готовлю для друзей, – сказала она.
– Вы и меня приглашаете?
Она посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнул огонек.
– Не-ет. Ну, может быть. Но только если вы поможете мне найти плантейны.
Мы поговорили о том, что она собирается готовить. Она называла это типичным коста-риканским ужином. Спросила, понимаю ли я, о чем идет речь, но я не понимал.
– Знаете, я не уверен, что когда-либо видел эти, как их… плантейны здесь, в маленьком магазинчике. Наверное, вы могли бы найти их в одном из больших бакалейных магазинов в Сан-Диего.
– О нет, это есть очень далеко. – Лицо девушки стало грустным, но всего лишь на мгновение, пока ее легкий нрав не ухватился за другую мысль. Она втянула носом воздух, чуть наклонившись к большой картонной чашке в моей руке: – Кофе? Ум-м, пахнет вкусно. Как вас зовут?
– Пол. Пол Мадриани.
– О, очень красивое имя, Пол Мадриани.
Ее южноамериканский язычок выговаривал «д» и «р» с такой музыкальностью, какой я никогда прежде не слышал.
– Вы итальянец, верно?
– Да. И этот итальянец собирается позавтракать. – Удерживая банан, другой рукой я достал пакет. – Не хотите ли составить мне компанию?
Она посмотрела через плечо в направлении двери:
– Мой друг занимается бизнесом в одном из офисов на этой улице. Он вот-вот должен прийти. А ваш кофе очень хорошо пахнет. Думаю, что он и на вкус окажется приличным.
– Если вы захотите выпить кофе, то он не станет возражать. – Глядя на нее, я вдруг представил себе ревнивого парня, приставляющего к моей голове заряженный пистолет.
– Кому до этого дело? – Она наградила меня равнодушной улыбкой и взяла банан.
Завтракать так завтракать. Она прихватила еще и маффин, и мы направились к кассе. Выйдя из магазина, я купил ей кофе в киоске, и мы уселись за один из столиков под зонтиком.
– Вы знаете, найти здесь хороший кофе есть очень сложно. Мой друг… Иногда я думаю, что он сумасшедший. В его доме только растворимый кофе. Это сущая отрава. – Она заявила это так серьезно, что я улыбнулся. – Это есть правда. Я говорила ему. Не есть хорошо. У него casa grande, большой дом, и повариха. Мексиканка. – Она посмотрела вокруг и немного округлила глаза. – А растворимый кофе? Я говорила ему, что меня от него тошнит. Я спросила повариху о плантейнах. Она смотрит на меня, будто я сумасшедшая. И сказала, что в бананах полно стероидов. Она не будет их готовить. Она говорит, что не знает, как это делается. Очень упрямая женщина. Наверное, я ей не нравлюсь.
Я подсказал ей названия двух-трех самых крупных бакалейных магазинов в окрестностях и заявил, что ей не стоит тратить кучу времени, чтобы ехать в Сан-Диего в поисках того, что ей нужно. У нее не было ничего, на чем можно записать.
Я нашел в бумажнике свою визитку, залез во внутренний карман своего пальто и вытащил ручку. Вручил ее девушке, и она записала названия магазинов крошечными буковками на обратной стороне визитной карточки.
– Значит, вы не из Мексики? – Мне хотелось немного продлить беседу. Ответ очевиден, если вспомнить, что она собиралась готовить коста-риканские блюда.
– О, нет. Коста-Рика. Сан-Хосе, а до этого – Пурискаль. В горах. Вы бывали в Коста-Рике? – На секунду она оторвала взгляд от записки и посмотрела на меня.
– Нет, но я слышал об этой стране много хорошего. Наверное, там очень красиво.
– О да. Она есть прекрасна. Я люблю мою страну. Не могу дождаться, когда снова поеду туда.
– Как долго вы пробудете здесь?
– Точно не знаю. Я думала, что тридцать дней. Но может оказаться, что мне придется пробыть здесь дольше.
Она закончила писать и, перевернув визитную карточку, спросила:
– Что значит Мадриани энд Хинс?
– Хайндс. «Мадриани энд Хайндс» – это юридическая фирма.
– А вы…
– Меня зовут Пол Мадриани.
– И вы abogado?
– Если слово «abogado» означает адвокат, то мой ответ «да». Я один из партнеров.
– Это впечатляет. Очень хорошо. – Она посмотрела на карточку и поблагодарила меня за нее. – О, ваше имя стоит и на ручке!
– Мы специально заказываем ручки с названием и адресом фирмы для клиентов.
– Понятно. Вы не будете против, если я оставлю себе и ручку?
– Конечно нет.
Она щелкнула ручкой, бросила ее в сумочку и снова посмотрела на визитную карточку, трогая кончиком пальца выбитые на ней буквы.
Мы еще немного поговорили. Она рассказала мне о своем друге и о его бизнесе, заключавшемся в торговле редкими монетами, о том, что он часто берет ее с собой в магазины. Сначала ей все это нравилось, но потом надоело, и теперь она скучает по своим родным. Затем девушка сменила тему и сама приступила к расспросам. Через десять минут она знала обо мне больше, чем некоторые из моих друзей, с которыми мы общаемся в течение нескольких лет. Она сыпала вопросами в стиле истинной уроженки Латинской Америки: где я живу, что делаю в Дель-Маре, женат ли я и т. д. Последний вопрос походил на проверку моего пальца на наличие кольца на нем. Узнав, что я вдовец, она выразила мне глубокие соболезнования и, не дав мне перевести дух, тут же поинтересовалась, есть ли у меня дети.
В ней было очарование настоящей невинности, и поток вопросов лился из нее естественно, как вода из источника.
– У меня есть дочь, – ответил я.
– Сколько ей лет?
– Она учится в колледже, и, насколько я могу догадываться, она лишь на несколько лет моложе вас.
– То есть вы считаете меня молодой?
– Как и большинство вещей в этой жизни, возраст является относительным понятием. В любом случае вы моложе меня.
– Ну почему все американские мужчины такие? – Баюкая чашку с кофе обеими руками, она пожала плечами. – Мне непонятно, почему все они говорят, что я молода, а они слишком стары.
– Может быть, оттого, что это правда.
– А какая разница? Ведь это совсем не важно, – сказала она, – как думаете, сколько мне лет?
– Ну нет, в такие игры я не играю.
– Какие игры? – Она посмотрела на меня непонимающим взглядом.
– В этой стране угадывание возраста женщины – прямая дорога навлечь на свою голову неприятности, – объяснил я.
Она улыбнулась:
– Не-ет, я не буду сердиться. Ну, пожалуйста, – и прежде, чем я понял, что происходит, наклонилась над столом и накрыла мою руку длинными пальцами с наманикюренными ногтями, – скажите мне.
Подобно калеке, у которого отняли ногу, я еще долго чувствовал присутствие ее руки после того, как девушка ее снова убрала.
– Ну скажите же. – Она улыбалась и бросала на меня кокетливые взгляды, похожие на двойные капканы.
О проекте
О подписке