Глава седьмая
Не место для леди, или Мы направляемся в Чайна-таун через ад

После еще одной порции бренди и долгого угрюмого молчания Густава Диана решила, что на сегодня хватит. Тем более что день подошел к концу: когда мы распрощались, уже смеркалось.

Но на сей раз прощались мы ненадолго: наутро нам предстояло встретиться на Паромном вокзале в Сан-Франциско, а оттуда направиться прямиком в Чайна-таун и влить свое предложение о помощи Чаню в глотку, словно касторку больному мальчишке, не желающему пить лекарство. Отказ мы принимать не собирались.

Выслушав этот план, Густав выразил свое согласие, угрюмо хмыкнув и вымученно кивнув. Поэтому, когда застучали копыта и кеб Дианы затрясся по Бродвею, я осведомился, не подозвать ли экипаж и брату.

– С какой стати? – буркнул Старый.

– Да вот беспокоюсь, дойдешь ли ты до отеля, – ответил я, – с такой‑то тростью в заднице.

– Лучше трость в заднице, чем голова.

– В каком смысле?

– А в таком: неужели ты не понимаешь, что тебя используют?

Я взглянул вслед удаляющемуся кебу Дианы и мечтательно вздохнул.

– Такая леди может использовать меня, когда и как ей только заблагорассудится.

Брат ответил столь грубой фразой, что я не дерзну доверить ее перу, а то как бы бумага не вспыхнула адским пламенем. Примерный смысл можно передать словами: «До чего же глупый ты человек».

– Эй, тогда объясни-ка мне вот что, – огрызнулся я. – Если Диана использует нас, то для чего? На хрена мы ей понадобились?

Старый пнул несуществующий камень на тротуаре.

– Не знаю. Но что‑то здесь не так. Сначала пыталась застращать нас ЮТ, теперь тянет в Чайна-таун, чтобы снова встретиться с Чанем. Смотрю на нее и… короче, не могу не вспомнить его слова.

– «Хватит ныть, старый ты зануда»? – предположил я. – А, постой. Это мои слова.

– «Женщины по природе своей скрытны», – выдал Густав цитату из «Скандала в Богемии» доктора Джона Ватсона.

– При всем уважении к тебе и твоему кумиру… это чушь собачья. С тем же успехом можно заявить, что все яблоки червивые, а каждый медведь умеет ездить на велосипеде, что просто-напросто неправда.

Брат состроил свирепую гримасу, какие обычно бывают у резных голов на тотемных столбах.

– Послушай, – продолжил я, – даже если Диана действительно что‑то скрывает, так радуйся: вот тебе еще одна загадка. И я даже подскажу тебе, как действовать: вымани ответы у мисс Корвус. Прояви вежливость, хитрость, обходительность. Короче… не будь засранцем.

– Любезничать с ней, что ли?

– Нет, ни в коем разе! – возопил я. – Это предоставь мне. А тебе просто надо вести себя прилично. Знаю-знаю, будет трудно, но, думаю, если как следует постараешься, у тебя получится. Рано или поздно Диана потеряет бдительность, тогда и представится возможность выяснить, что у нее на самом деле на уме.

– Тьфу, да ты просто пытаешься меня умаслить.

– Конечно. Но ведь это еще не значит, что я не прав.

– Угу, – вздохнул Старый, – может, и прав.

– Ну и отлично. С этим разобрались. – Я хлопнул ладонями и потер их друг о друга. – А теперь, прежде чем залечь на ночь в «Космо», я собираюсь провернуть еще несколько дел. Можешь составить компанию, если хочешь.

– Каких еще дел?

– Ну, во‑первых, мне нужна новая шляпа. – Я сдернул с головы испорченный котелок и пригладил обгоревшие волосы на темечке. – Потом хочу поискать цирюльника, который сумеет подправить мою подпаленную гриву. Заодно пусть и побреет. А дальше, думаю, пора и ванну принять. И хорошо бы приобрести новый одеколон, чтобы перебить запашок от мази Чаня…

– Брат, – покачал головой Густав, – то, что тебе действительно нужно, в магазине не купишь.

И он зашагал в гостиницу, предоставив мне прихорашиваться одному. Когда несколько часов спустя я вернулся в номер, брат спал на кровати с раскрытым новым выпуском «Харперс» на животе. В журнале напечатали очередной рассказ Джонни Ватсона, «Постоянный пациент», и Густав задремал, разглядывая картинки. Похоже, Старый предпочитал общество отпечатанного на бумаге Шерлока Холмса родному брату из плоти и крови.

Впрочем, я не возражал. Ходить с Густавом за одежкой – сущее наказание. Все, что хоть чуть-чуть наряднее рабочих джинсовых портков и клетчатой рубахи, он считает нелепым пижонством. А по части шляп для него существуют только белые стетсоны.

Что до меня, то мне ближе девиз «когда в Риме – будь римлянином». А когда ты во Фриско, следует сменить десятигаллоновую ^[13] шляпу на что‑нибудь не столь вместительное, ближе к двум квартам. Вот поэтому я и решил купить себе канотье.

Проснувшись наутро, я увидел, как брат осторожно взял мою новую плоскую шляпу-тарелку кончиками пальцев, будто она не из соломки, а из ядовитого плюща. Густав уже успел одеться и, судя по бодрому сосредоточенному виду, выпить кофе.

– Думаю, можно тебя поздравить, – проговорил он, заметив, что я открыл глаза.

– Да-а? – хрипло протянул я. Пока не выпью чашку кофе, на большее я не способен.

– Да. Не думал, что тебе удастся найти более нелепый головной убор, чем прежний котелок. Но тебе все же удалось. – Он положил соломенную шляпу обратно на комод, где я оставил ее накануне вечером, схватил свой стетсон и нахлобучил его на голову. – Ладно, пошли. Пора шевелиться, а то опоздаем на паром.

– Сейчас-сейчас. А я‑то думал, это мне придется тебя тащить… – Я сел на кровати и настороженно втянул в себя воздух. – Эй. Я что, разлил… Ой. Хо-хо-хо.

– И что тут смешного?

– Ты, вообще‑то. Надушился моим одеколоном, а? – Я подался к брату и прищурился на царапину на щеке чуть восточнее усов, на редкость аккуратно подстриженных. – И, вижу, только что побрился. Хм-м. Да еще и сапоги начистил, смотрю. Ну и ну, что вы на это скажете? Похоже, решил добавить себе немного очарования.

– Не собираюсь я никого очаровывать.

– Ай, да ладно тебе, брат. Все ясно как день. Не хватает только ромашки в петлице… но можем купить по дороге на паром, если хочешь.

– Прекрати. Я вовсе не… ну… нельзя же… сам знаешь… а-а, черт. – Старый схватил мои штаны и швырнул их мне в лицо. – Оденешься ты уже, наконец, или нет?

Через тридцать минут мы уже пересекали залив на девятичасовом пароме. Несмотря на спокойную погоду, лицо брата побледнело и покрылось испариной, словно он плыл на плоту в тайфун. Чтобы он не упал духом и не отдал морю завтрак, я в очередной раз перечитал ему вслух «Постоянного пациента».

Когда мы сошли на берег, Старый снова порозовел, однако восстановить присутствие духа ему не удалось. Диана, как и обещала, ждала нас у Паромного вокзала, и брат, едва завидев ее, покраснел и лишился дара речи.

– Доброе утро, джентльмены, – приветствовала нас леди.

– И вам утро доброе, мадам! – Я игриво приподнял шляпу. – С вашего позволения, сегодня вы прямо‑таки сияете.

Густав воздержался от лести и, коснувшись пальцем полей стетсона, промямлил что‑то вроде «дбрутр».

– Доброе утро. И благодарю вас за комплимент, Отто. – Диана взглянула на ожог у меня на лбу, уже не столь яростно-красный. – А вы сегодня сияете чуть меньше вчерашнего, чему, уверена, только рады.

– Очень. Не знаю уж, что док Чань намешал в эту свою жижу, но она мне здорово помогла. И как раз вовремя. – Я щелкнул по ободку новенького канотье. – Пусть соломенные шляпы и считаются самым писком, ощущение такое, будто напялил на голову корзину. Если бы ожог не прошел, я содрал бы кожу до кости. Но, пожалуй, если хочешь одеваться à la mode ^[14], можно немного и потерпеть, верно?

Старый так далеко закатил глаза, что, возможно, разглядел собственные мозги.

– Право же, Отто, я и не знала, что вы следите за модой, – удивилась Диана.

– О, в «Харперс» печатают не только детективные истории, знаете ли.

– Ну что ж, весьма похвально, что вы расширяете кругозор. А кроме того, – мисс Корвус взглянула на мою соломенную шляпу и кивнула, – мне нравится. Вы выглядите очень… современно.

– Страшно рад слышать, что угодил вам, мисс. Жаль, не все ценят современные достижения, совсем в тине увязли. – Я взглянул на брата и пошевелил бровями.

– Мне сейчас не до шляп, – пробурчал Старый.

– Конечно, – согласилась Диана. – Мы можем сесть на трамвай в Чайна-таун вон там. – И она направилась в сторону Ист-стрит.

Однако мы с братом не тронулись с места.

– М-м, – протянул я.

Диана замерла.

– Джентльмены, в чем дело? – Она перевела взгляд на Густава: – Ох, простите-простите. Забыла про ваше… недомогание. Давайте отправимся в Чайна-таун пешком.

Старому удалось быстро поднять глаза на Диану, хотя он тут же их опустил.

– Недомогание? Нет у меня никакого недомогания. Просто терпеть не могу ездить на чем‑то без вожжей, которые можно взять в руки. Но будь я… – Он осекся, горестно покачал головой и начал снова: – Будь я проклят, если заставлю даму тащиться пешком дюжину кварталов. Идемте.

И он решительно зашагал вперед.

Мы с Дианой поспешили следом, но я успел заметить мелькнувшую на губах нашей спутницы улыбку, словно мой брат выдержал некое тайное испытание – или же, наоборот, не выдержал.

По Маркет-стрит один за другим громыхали трамваи, и не было ничего проще, чем доехать до Дюпон, а оттуда пройти на север к Чайна-тауну. Но Диана настояла на другом маршруте: от Ист-стрит прямиком по Клэй. Он действительно был гораздо прямее, но и гораздо живописнее, причем живописность ему придавал безудержный разгул Варварского берега.

Впервые проезжая через Барбари-Кост, я услышал, как кондуктор рявкнул: «Кому в бордель, на выход!», остановив трамвай напротив особенно грандиозного дома терпимости. Все пассажиры, как один, заулюлюкали и захохотали – поскольку все, как один, были мужчинами. Присутствие Дианы, однако, не способствовало подобным выходкам, и наши соседи по вагону, кроме самых отчаянных ловкачей, запрыгивавших в трамвай на полном ходу, изо всех сил старались не глазеть на нее.

Сама же Диана взирала на Варварский берег с его пьяными моряками, пивнушками, притонами, сутенерами и проститутками безо всякого отвращения и даже без любопытства, оставаясь совершенно невозмутимой посреди окружающего бедлама. Мне даже начало казаться, что это очередное испытание. В свое время на «Тихоокеанском экспрессе», не зная еще, что она филерша ЮТ, мы всячески пытались оградить мисс Корвус от всего, что казалось нам слишком пугающим для женщины. Станем ли мы и теперь изображать рыцарей на белом коне?

Впрочем, Старый уже и сам стал достаточно белым: побледнев как простыня, он вцепился в ближайший латунный поручень с такой силой, что тот только чудом не отломался. Вряд ли Густав был способен встать на защиту приличий, раз сам едва стоял на ногах.

Оставалось в одиночку доказывать, что рыцарство еще живо, несмотря на тайное подозрение, что сама Диана с радостью вонзила бы ему в сердце осиновый кол.

– Интересно, – заговорил я, когда мы проехали целый квартал в неловком молчании, – почему у меня такое чувство, будто вы так и ждете, когда я скажу, что леди здесь не место?

– А может, я действительно жду, – парировала Диана. Мы сидели рядом, и она, повернувшись лицом ко мне, задела мою ногу бедром, причем довольно чувствительно, несмотря на мягкие юбки. – В конце концов, однажды вы уже мне это говорили.

– Да-да. И вам вовсе не понравилось мое замечание. Но, полагаю, оно было справедливым. Как было бы справедливым и сейчас.

– Неужели?

Диана выгнула бровь и наклонила голову – предостерегающий жест наподобие тарахтения трещотки гремучей змеи. При нашей первой встрече она притворялась суфражисткой, но теперь я уже был не вполне уверен, что лишь притворялась.

– А где же, по-вашему, место леди? – спросила она. – В гостиной, на кухне, в детской – и нигде больше?

– Я такого не говорил. Однако леди, знаете ли… им подобает находиться… где‑то в более приличной обстановке.

Диана повернула голову к окну, за которым проплывал, как можно было догадаться, очередной бордель, поскольку девушки, высунувшиеся из окон подразнить прохожих, уже были в рабочем неглиже.

– Что ж, согласна, обстановка далеко не самая приличная. Однако леди здесь сколько угодно.

– Сами знаете, что эти девицы – никакие не леди.

– Они женщины. И они здесь живут. – Диана обожгла меня взглядом, и я понял, что этот огонь всегда горит в ее глазах, лишь дожидаясь подходящего момента, чтобы вспыхнуть жарким пламенем. – Если вам кажется, что леди не в силах даже пройти через подобное место, откуда у них силы, чтобы выживать здесь?

Старый сидел отдельно через проход от нас, ничего не говоря и, кажется, ничего вокруг не видя, лишь пытаясь как‑то пережить поездку. Я почти забыл о нем, но тут он повернулся к нам и вставил:

– Далеко не все выживают, – и быстро отвернулся обратно.

Возможно, мисс Корвус что‑то и ответила, но ее слова заглушили свист и смех с тротуара. Кучка улюлюкающих парней – явно из уличной банды, которых местные газеты по необъяснимой причине называли не бандитами, а просто хулиганами, – окружили китайца. Налетчики уже опрокинули корзину с бельем, которую тот нес из прачечной, и теперь толкали бедолагу от одного к другому, так что тот летал между ними, как футбольный мяч.

На лице китайца застыли отчаяние и ужас. Он знал, что никто не придет ему на помощь, и оставалось уповать лишь на то, что шпане надоест издеваться над ним прежде, чем они вышибут ему мозги.

Китаец и его мучители проплыли мимо нас, как сцена из диорамы: картина ада, близкая и реальная и в то же время недосягаемая.

– М-да, – угрюмо проворчал мой братец. – Видимо, уже подъезжаем.

И мы действительно подъехали. Меньше чем через минуту мы вышли в Чайна-тауне, а когда трамвай, дребезжа, поехал дальше, остались практически единственными белыми на улице. Тех, кто отваживался сюда сунуться, пытался распугать человек-бутерброд из Антикулийской лиги, который по-прежнему распинался о «язычниках-китаезах». Углядев меня с другой стороны улицы, он улыбнулся и замахал над головой брошюрой, как флажком:

– Эй, друг! Прочитал?

Я улыбнулся и кивнул.

– Геен зи бомзен зих! ^[15] – приветливо ответил я.

Диана притворно ахнула.

– Отто, что за выражения!

Кровь бросилась мне в лицо, как будто кто‑то обернул его горячим полотенцем.

– Только не говорите, что вы шпрехен зи дойч ^[16].

– Нет. Но ругаться я умею на всех языках.

Старый повернулся и впервые взглянул на леди с интересом.

– Хотите убедиться? – спросила она моего брата.

– Не-а… не стоит, – буркнул он и снова отвернулся.

Диана слегка прищурилась, глядя на Старого не то с некоторым умилением, не то с удовлетворением от произведенного впечатления.

– Сюда. – Густав повел нас на север от запруженной людьми Дюпон в сторону более спокойной улочки, где стояла лавка Чаня. Однако в этот день улочка оказалась вовсе не спокойной: посреди квартала галдела целая толпа зевак.

– О-о, проклятье, – простонал Старый.

– Это ведь… – начала Диана.

Продолжения я не услышал, поскольку уже бежал вперед, прямиком к не виданному мной ранее в Чайна-тауне явлению: полицейскому. Растолкав толпу, я подобрался поближе и гаркнул:

– Эй! Что здесь происходит?

Фараон смерил меня с ног до головы сонным взглядом, но все же решил удостоить ответом.

– Какой‑то китаец с собой покончил, – лениво, словно зевая, протянул он. – Лепила, который держал эту лавку. – И он качнул головой в синем шлеме в сторону заведения у него за спиной – аптеки доктора Чаня.