Цитаты из книг автора «Sir Max Hastings»

Тетская кампания погрузила Южный Вьетнам в еще более ужасающую разруху: в общей сложности было уничтожено 48 000 домов, почти 500 000 человек стали беженцами. Один из журналистов процитировал слова анонимного американского офицера, якобы сказанные им в те дни: «Чтобы спасти город [от коммунистов], его приходилось разрушать». Впоследствии эта фраза была признана вымышленной, однако она очень точно отражала мрачный парадокс этой опустошительной войны, которую вели Соединенные Штаты «ради защиты свободы южновьетнамского народа». Вейанд с гордостью доложил Абрамсу об «успешной обороне» столицы, но, когда тот улетал из штаб-квартиры Вейанда, он увидел над Сайгоном «столбы дыма и вспышки рвущихся снарядов. По моим оценкам, мы могли “успешно оборонять” Сайгон еще раз семь, после чего столкнулись бы с конфузом — от города бы ничего не осталось»54.

Потери американцев в ходе Тетской кампании составили около 4000 погибших, южновьетнамских сил — около 6000, но ее итог — резкое снижение насилия в сельской местности — вызвал всплеск оптимизма среди военных. Фред Вейанд считал: «Мы добились огромного прогресса. Люди стали спокойно передвигаться по ночам. Политические убийства почти прекратились»51. Крейтон Абрамс язвительно высмеял врага: «Посмотрите на Кхешань. Бедный старичок Зяп — да, я действительно считаю его бедным старичком. Мне даже жаль его. Он так держался за эту базу, так пыжился, бросил в мясорубку целых две дивизии, от которых ни черта не осталось. Если бы он и впрямь был блестящим тактиком и стратегом, как утверждают наши СМИ, он бы перебросил одну или обе эти дивизии на побережье — и тогда не знаю, черт возьми, как бы мы выбивали их оттуда!»52 Морпех Джефф Энтони, один из защитников Кхешани, сказал: «После Тета мы почувствовали, что эти парни едва ползали»53

Разгром Тетского наступления нанес тяжелый удар по моральному состоянию сил ВНА и НФОЮВ, потерявших убитыми в общей сложности около 20 000 человек. Официальная история Ханоя признает, что «враг получил временный военный перевес… Наше положение и силы были серьезно ослаблены»45. По собственным оценкам коммунистов, в результате Тетской кампании было уничтожено 60–70% партизанских сил НФОЮВ. Командир ВК в провинции Лонган писал: «За всю свою военную карьеру я никогда еще не участвовал в такой неэффективной и непродуманной кампании… Я до сих пор не могу полностью объяснить эти события»46.

Считается, что террористы-смертники — это феномен XXI в. Но партизаны НФОЮВ, усиленные регулярными подразделениями ВНА, фактически пошли на верную смерть, чтобы претворить в жизнь задуманный Ле Зуаном план. В общей сложности 67 000 бойцов Вьетконга атаковали 36 из 44 провинциальных столиц и 64 из 245 столиц округов, одновременно продолжая вести боевые действия в других частях страны, включая осаду Кхешани. Несмотря на военный провал, Тетское наступление блестяще выполнило поставленную задачу: продемонстрировав свою способность осуществлять скоординированные операции в таком масштабе и замотивировать десятки тысяч людей на самопожертвование

Капитан Джим Уильямс, сын школьного смотрителя из Уиноны, Миннесота, был согласен с Бумером: «Это было время настоящего патриотизма, с парадами, с победным духом, порожденным Второй мировой». В 1967 г. Уильямс командовал разведывательным подразделением у границы с Лаосом, где «местные племена возили на слонах товары на рынок». Это был период до осады Кхешани, и обстановка в районе оставалась достаточно спокойной: Уильямс даже посещал службы в деревенской католической церкви, которые проводил американский священник-миссионер. «Если вы любитель приключений в духе “Терри и Пиратов”, — писал домой в Техас капитан Джон Макнамара, — вы можете отправиться в отдаленные дикие районы, брататься там с горцами и плести интриги с племенами в свое удовольствие. Если же вы любитель военных маневров на уровне батальонов и полков — что ж, вся страна в вашем распоряжении. Как профессиональная игровая площадка, Вьетнам превосходен»38. Единственным, что беспокоило этого кадрового офицера, было отношение к происходящему самих вьетнамцев: «Думаю, об этом я не могу говорить с таким же оптимизмом».

К тому времени настроения противников войны, уклонистов и Пита Сигера еще не дошли до полей сражений во Вьетнаме. Как позже заметил морской пехотинец Уолт Бумер: «Если в этой войне и было “хорошее время,” то это был 1967 г. Не было никаких наркотиков, никаких расовых проблем. Что бы ни происходило в Дананге, на местах мы об этом не знали»37. Бумер, сын мелкого предпринимателя из Северной Каролины и выпускник Университета Дьюка, был одним из самых выдающихся боевых офицеров этой войны. Он мало задумывался о ее смысле — он просто делал то, чему его научили, командовал ротой и воевал, питая к своим подчиненным глубокое уважением за их смелость. «Мы [в Корпусе морской пехоты] находились словно в пузыре. Я не знал, что происходит за его пределами».

Для Соединенных Штатов это также было непростое время. Антивоенное движение в стране набирало обороты быстрее, чем американские войска «искали и уничтожали» коммунистов в Юго-Восточной Азии. Вдумчивые политики и военные пришли к осознанию того, что ограниченные цели, которые ставили перед собой США в Южном Вьетнаме, — на фоне впечатляюще амбициозных целей коммунистического руководства — вовсе не были преимуществом, а, напротив, связывали США руки. Ограниченные цели ограничивали средства, приемлемые для их достижения, и прежде всего исключали возможность вторжения на Север. 9 августа 1967 г. Эрл Уилер писал: «Наше правительство постоянно подчеркивает, что мы не собираемся вторгаться в СВ… и не собираемся сокрушать ханойский режим… Мы просто хотим, чтобы СВ прекратил снабжать и поддерживать силы Вьетконга на Юге и вернул свои войска домой»33. Соединенным Штатам до конца войны так и не удалось преодолеть неразбериху в командовании союзными силами. Разведка была хронически слабым местом. Однажды Фред Вейанд раздраженно спросил у Билла Колби, почему его хваленое ЦРУ неспособно предсказать действия коммунистов, на что Колби ответил: «Знаете, я бы обменял всю нашу агентуру на Юге на одного-единственного агента на Севере». По словам Вейанда, он «был потрясен тем, что наша страна, со всей ее мощью, ничего не могла сделать. Это многое говорило о коммунистической системе… В каждой семье в СВ кто-нибудь был убит или ранен, все они ужасно страдали, и однако правительство сохраняло жесткий контроль над своим населением, в то время как мы не могли обеспечить порядок на улицах Нью-Йорка». Доверие американцев к южновьетнамцам было удручающе низким, что касалось не только правительства, но и южновьетнамских войск. Агенты коммунистов были повсюду. Генерал-лейтенант Брюс Палмер был ошеломлен, когда командующий дивизией ВСРВ настоятельно попросил его не вести серьезные разговоры в стенах штаба. Когда они вышли на улицу, вьетнамец объяснил, что его начальник разведки подозревается в шпионаже в пользу коммунистов34. Палмер, как и многие другие военные, был возмущен ослаблением политической поддержки в Вашингтоне, в то время как тысячи американских солдат сражались и погибали на войне во имя провозглашенных правительством целей. После разговора с Макнамарой в июне 1967 г. генерал констатировал: «Наше гражданское и военное руководство стоят на разных позициях, это очевидно»35.

Холкомб — хотя в 1967 г. война еще не дала о себе знать в полной мере — был ярким предвестником грядущих перемен. Как показало одно из исследований, среди солдат, отправленных во Вьетнам в этом году, каждый пятый уже употреблял марихуану, а через три года это был уже каждый второй: доля курильщиков марихуаны в находящихся на ТВД войсках выросла с одной четверти в 1967 г. до двух третей в 1971 г. Между тем многие ветераны, получая американские газеты в своих лагерях посреди рисовых полей или зарослей

После 1968 г. настроения изменились. Когда ветераны отправились домой, им на смену пришли представители нового поколения, многие из которых были заражены культом инакомыслия, наркотиков — и неверия. Когда новому главе КОВПВ генералу Крейтону Абрамсу сообщили, что в новоприбывших батальонах есть люди с высшим образованием, тот счел это хорошей новостью. Но один из его офицеров мрачно заметил, что эти «только и способны что строчить своему конгрессмену»4.

апреле, на сенатских слушаниях по утверждению Эллсворта Бункера в должности посла США в Сайгоне вместо Генри Кэбота Лоджа, Бункер — убеленный сединами дипломат — в очередной раз заявил, что цель американских военных усилий — сильный, жизнеспособный и свободный Южный Вьетнам. В ответ на это сенатор Фулбрайт спросил: «Стоит ли право на самоопределение 15 млн вьетнамцев того ущерба, который война наносит нашей стране?» С каждым месяцем пламя антивоенных протестов разгоралось все сильнее: в октябре в Вашингтоне собралось 50 000 протестующих — для охраны Пентагона пришлось задействовать 10 000 военнослужащих. Сенатор Эдвард Кеннеди сказал: «Ни одна великая нация не может утверждать, что воюет за свободу и демократию другого народа, если… это сопровождается разрушением страны, в которой живет этот народ, и образа его жизни». Противостояние все глубже раскалывало американское общество. Сторонники войны считали себя патриотами и врагами коммунизма. Газета The New York Times опубликовала резкое заявление раввина-реформиста, недавно вернувшегося из Вьетнама, который обвинил критиков администрации США в том, что они «только способствуют затягиванию войны… и играют на руку ястребам в Ханое, представляя США агрессором, а Вьетконг и Северный Вьетнам — невинными жертвами»1. Карл Макинтайр, основатель Библейской пресвитерианской церкви, объявил войну «праведным и святым делом», а популярный проповедник-евангелист Билли Джеймс Харгис утверждал, что американцы сражаются за «свободу… и безопасность Соединенных Штатов». Редакторы еженедельного протестантского журнала Christianity Today призывали к усилению бомбардировок.