Цитаты из книг автора «Sir Max Hastings»

утешили заверения американцев в том, что последствия действия агента «Оранж» продлятся не больше года. Как заметил полковник ВСРВ, народный гнев и бедствия, вызванные распылением химикатов вокруг населенных пунктов, «затмевали все военные выгоды»55. Тем не менее он признал, что дефолианты были эффективным средством для нейтрализации путей сообщения противника в джунглях, особенно в мангровых болотах вдоль реки Сайгон. Программа дефолиации достигла пика в 1968–1969 гг.; в общей сложности над Индокитаем было распылено почти 75 млн литров уничтожающих растительность химикатов, более половины которых содержали диоксин. До сих пор это остается одним из самых горячо обсуждаемых вопросов вьетнамской войны: решение американского руководства пойти на систематическое разрушение природной среды ради достижения тактических военных целей заслуживает самого резкого осуждения. От токсического действия агента «Оранж», безусловно, пострадала не только природа, но и люди, как вьетнамцы, так и некоторые американцы. Тем не менее следует с осторожностью относиться к радикальным заявлениям, которые делаются в XXI в. Ханоем и некоторыми американскими организациями, о том, что сотни тысяч человек военного и послевоенного поколений стали жертвами агента «Оранж», ставшего причиной врожденных пороков, рака и других тяжелых заболеваний. Официальная история Ханоя приводит цифру в 2 млн пострадавших гражданских лиц. Но для того чтобы диоксин привел к серьезным проблемам со здоровьем, человек должен подвергаться воздействию значительных доз этого вещества на протяжении длительного времени — ситуация, которой не было во Вьетнаме. Один ветеран ВСРВ недавно написал о том, что он и его товарищи регулярно занимались обработкой местности дефолиантами из ручных распылителей без каких-либо негативных последствий56. Он предположил, что вьетнамские фермеры, которые были печально известны своим безалаберным использованием инсектицидов, могли сами нанести вред своему здоровью.

Наряду с операциями по «поиску и уничтожению» американское командование наращивало интенсивность бомбовых ударов по дикой местности, где скрывались вьетконговцы. Операция «Пылевой след» по дефолиации маршрутов инфильтрации была начата еще в 1961 г. В июле 1965 г. дефолианты и гербициды были впервые распылены в центральных районах Южного Вьетнама; принесенные ветром химические облака осели на фруктовые сады возле Бьенахоа и Лайтхиеу, уничтожив урожай манго, сахарных яблок, джекфрутов и ананасов. Практически за день осыпались все фрукты, а на тысячах каучуковых деревьев почернели листья. Местные жители сначала недоумевали, что могло вызвать такую, как они считали, природную катастрофу. Когда всплыла правда, фермеров не очень-то

После 28 месяцев пребывания во Вьетнаме генерал Уильям Уэстморленд заявил в интервью журналу Life: «Мы собираемся перепартизанить партизан. Мы овладеем партизанскими тактиками ведения войны лучше них самих, потому что мы умнее, у нас выше мобильность и огневая мощь, у нас больше стойкости и силы духа… и более благородные цели»31. Он сказал, что сейчас США ведут войну на истощение, в которой в 1966 г. погибло более 6000 американцев, и он все больше убеждается в необходимости предпринять все необходимые шаги, чтобы перерезать тропу Хо Ши Мина. В Ханое премьер-министр Фам Ван Донг вежливо поинтересовался у Харрисона Солсбери из The New York Times: «Как долго вы, американцы, собираетесь воевать?.. Год? Два? Три? Пять лет? Десять? Или двадцать? Мы будем рады помочь вам с этим».

Кто устанавливал все эти мины-ловушки? В то время как американцы бахвалились тем, как они «мочат Чарли», один из офицеров НФОЮВ прибыл в дельту, чтобы «лично руководить организацией зоны уничтожения американцев… С каждым днем операции проводились все с большим размахом, изобретательностью и энтузиазмом»47. Он настаивал на том, что ловушки очень часто были делом рук местных жителей, а не партизан. «Никто не заставлял людей убивать американцев. И они стали это делать не просто так. Американцы своими действиями изменили отношение людей. Сначала они раздавали детям конфеты и печенье, дарили футболки, ремонтировали и оборудовали школы, проводили медицинские обследования и выдавали бесплатные лекарства. Но спустя какое-то время те же самые американцы начали обстреливать деревни, уничтожать посевы… обстреливать и убивать мирных жителей. Случалось, что автобусы, полные пассажиров, опрокидывались в каналы и протоки, потому что были вынуждены уступать дорогу американским грузовикам. Их солдаты регулярно угрожали слабым и невинным, избивали их. Вот почему крестьяне по собственной инициативе начали делать ловушки, закладывать мины. Народная война… развернулась сама собой»48. В этом объяснении есть определенная доля истины, однако же вьетконговцы всеми силами способствовали активизации этой «народной войны»; они организовывали сбор неразорвавшихся бомб и снарядов и создавали маленькие деревенские фабрики, на которых крестьяне превращали боеприпасы в самодельные взрывные устройства: любимыми контейнерами были консервные банки из-под сардин, которые наполнялись взрывчаткой и снабжались детонаторами.

После битвы в долине Йа-Дранг, которая фактически закончилась 26 ноября, обе стороны заявили о своей победе: по оценкам кавалеристов, в расчете на каждого своего погибшего они убили больше десяти вьетконговцев. Представители американского командования утверждали, что враг не сможет долго выдерживать потери такого масштаба. Уэстморленд был воодушевлен тем вкладом, который, как показала операция в Йа-Дранг, артиллерия и авиация могут внести в реализацию стратегии «искать и уничтожать». КОВПВ оценило потери врага в 3561 убитыми. С американской стороны 2-й батальон 7-го кавалерийского полка потерял 151 человека убитыми, вся дивизия — 305 убитыми и примерно столько же ранеными. На самом деле американцы не только значительно завысили потери ВНА, но и не учли той граничившей с равнодушием терпимости к человеческим жертвам, которая была присуща северовьетнамским командирам. После битвы при Йа-Дранг те устроили триумфальное совещание в штаб-квартире 3-го фронта под председательством его командующего, бригадного генерала Тю Хюи Мана. Полковник Ан писал: «Мне редко доводилось присутствовать на такой радостной и оживленной встрече. Все, знакомые и незнакомые, жали друг другу руки и поздравляли с победой». Как и американцы, коммунисты раздули свою победу, утверждая, что «истребили» — их любимое слово — несколько американских батальонов.

На пресс-конференции 28 июля Джонсон объявил об отправке очередной партии войск, которая должна была увеличить общее количество американских военнослужащих на театре боевых действий до 175 000. Парадоксально, но президент представил это как решение США не вступать в войну. Как впоследствии сказал Дин Раск, «мы не хотели создавать психологический настрой на войну… Мы считали, что в мире с ядерным оружием слишком опасно, если целый народ вдруг вскипит гневом, и сознательно снижали градус происходящего. Мы пытались с холодным сердцем делать то, что, вероятно, можно было делать только с горячим сердцем»13. Это стремление руководства США представить войну как заурядную военную операцию, чтобы сохранить душевное спокойствие американского народа, как нельзя резче контрастировало с пламенными призывами коммунистического руководства к патриотизму, жертвенности, социальной справедливости и национальному единству, которые стали доминантами в жизни каждого жителя Северного Вьетнама на протяжении следующего десятилетия.

Военные не были впечатлены отчетом RAND, из которого следовало, что противник находился в значительно лучшем стратегическом положении, чем правительство Южного Вьетнама. Американцы по-прежнему были озадачены «тупостью» вьетнамских крестьян, не желавших понять, что партнерские отношения с США отвечают их собственным материальным интересам. В январе 1965 г. отчет «Мотивации и мораль Вьетконга» был представлен в Вашингтоне. Аналитик RAND Гарри Роуэн сказал заместителю министра обороны Джону Макнотону: «Я думаю, мы поставили не на тех — эта сторона проиграет войну»14. Советник Макнотона Даниэль Эллсберг был впечатлен нарисованным RAND портретом врага, который к тому времени контролировал половину сельской местности Южного Вьетнама и четверть его населения: «Это оказались самоотверженные, сплоченные, убежденные в правоте своего дела бойцы, которые

В 1964 г. RAND Corporation начала один из самых важных своих проектов — исследование под названием «Мотивация и мораль Вьетконга». Армия США не очень этим заинтересовалась и направила всего одного представителя — лейтенанта Дэвида Моррелла, который стал страстным приверженцем проекта. Позже он сказал: «Мы исследовали удивительный феномен: почему они [коммунисты] продолжали сражаться с таким невероятным упорством?.. Почему они отказывались от тех материальных благ, которые мы пытались им дать… и предпочитали скрываться в камышовых болотах, жить в туннелях в Кути?»12 Моррелл был удивлен тем, что американцы проводят такое важное исследование, не информируя об этом и не консультируясь с южновьетнамским Генштабом. После того как нанятые RAND вьетнамские интервьюеры опросили достаточно большую выборку местного населения, в декабре 1964 г. выездная группа представила свои первоначальные выводы Уэстморленду. Аналитики предупредили генерала, что вьетконговцы — гораздо более идейный и преданный своей борьбе противник, чем считало американское командование. «Верят ли они в Бога?»13 — спросил глава КОВПВ. Аналитики не смогли ответить на этот вопрос. Однако на брифинге они подчеркнули, что вьетконговцы стойко держатся даже под пытками, чем поставили в неловкое положение присутствовавшего на нем посла Тейлора.

Заместитель Госсекретаря Джордж Болл подготовил очередную докладную записку с возражениями против отправки дополнительных сил: «Прежде чем направлять в Южный Вьетнам бесконечный поток людей и ресурсов, мы должны убедиться в том… что наши войска не увязнут в джунглях и рисовых полях, пока страна медленно распадается на части». Но Объединенный комитет начальников штабов поддержал оценку ситуации, которую дал глава КОВПВ, и его просьбу об усилении. Президент сказал группе ведущих конгрессменов: «Уэсти нужна помощь — и я собираюсь ее предоставить». Генеральный прокурор Николас Катценбах обрадовал Белый дом тем, что «с правовой точки зрения на этот раз [администрации] не требуется разрешения конгресса» для расширения военного присутствия44. 16 июня Макнамара объявил, что американский контингент во Вьетнаме решено увеличить до 70 000 человек.

Некоторые историки считают, что в 1962–1963 гг. были упущены важные возможности для достижения мирного урегулирования. Возможно, предпосылки для этого действительно были, поскольку руководство Северного Вьетнама и сам Ле Зуан в тот период обдумывали возможность вступления в переговоры, чтобы добиться ухода американцев и затем — нейтрального статуса страны. В то же время представляется крайне маловероятным, чтобы Зьем согласился пойти на сделку, которая предполагала коалиционное разделение власти с НФОЮВ. Очевидно и то, что, даже если бы такая сделка была заключена, она бы стала не более чем короткой передышкой на пути к объединенному коммунистическому Вьетнаму: ни Ханой, ни ЦУЮВ не согласились бы довольствоваться меньшим. Сегодня, оглядываясь в прошлое, мы можем сказать, что такой исход — единый коммунистический Вьетнам — вероятно, был бы наименьшим злом, чем последовавшее десятилетие кровопролитной войны. Большинство южных вьетнамцев, и особенно буддистские лидеры, предпочли бы мир на любых условиях. Это их американские спонсоры категорически отклоняли такой исход, заявляя, что отдать Южный Вьетнам в руки коммунистов, позволив его народу разделить печальную экономическую, социальную и политическую судьбу их северных братьев, будет непростительным историческим предательством. Коммунисты и США в равной мере несут ответственность за все те ужасы, которые обрушились на вьетнамский народ после смерти Джона Кеннеди: те и другие предпочли наращивать насилие, вместо того чтобы пойти на уступки врагу ради мира. Как сказал служивший во Вьетнаме офицер-артиллерист Даг Джонсон, «убийство Зьема стало ключевым поворотным моментом в войне. С этого дня мы потеряли моральное превосходство. Все знали, что мы в этом замешаны. Кто после этого стал бы нам доверять? Лично я думал так: “Я желаю этому народу добра и сделаю лучшее, что смогу, пусть даже у меня мало надежды на то, что все это закончится хорошо”»53