Меня обокрал мой собственный муж. Но сейчас я говорю уже не о краже продуктов, украшений или чего-то подобного – материального. Это нечто другое. Я никогда не думала, что это может случиться со мной. Но, к сожалению, случилось.
Я – жена алкоголика.
Нет! Я до сих пор не могу в это поверить. Чтобы мой муж был алкоголиком? Что я буду несчастна в браке? Нет, это не про меня.
Я была уверена в собственной исключительности. Я думала, что буду жить вечно и счастливо.
Действительно, все у меня складывалось легко, просто и красиво. Яркий, радужный эмоциональный флер окружал меня в юности. И какое-то время тянулся, видимо, по инерции, в начале моего замужества, а затем исчез. Все это произошло так просто и буднично, что я вначале даже не обратила на это внимания, а затем приняла случившееся как должное, как обычный атрибут нормальной семейной жизни. Тогда я не знала, что это начало конца моего счастья.
С пришедшим осознанием того, что я жена алкоголика, во мне произошли какие-то изменения. Они были неотчетливые и смутные. Словами выразить это трудно, но я попробую.
Исчезло ощущение защищенности.
Исчезла иллюзия моей собственной исключительности.
Если раньше на моем пути и присутствовали различные неудобства, осложняющие жизнь, они казались мне мелкими, досадными ошибками, не представляющими опасности и сиюминутно проходящими. Сейчас все наоборот. Или жизнь изменилась, или я стала ее воспринимать по-другому. Но ощущение такое, что все перевернулось с ног на голову.
Исчезло чувство безопасности и комфорта. Где бы я ни находилась, во мне постоянно живет чувство не проходящей безотчетной тревоги. Мне всегда нравилась моя квартира. Но сейчас, даже если я в ней нахожусь одна, закрытая на все замки и с включенной сигнализацией, то все равно не чувствую себя в безопасности. Я знаю, что мне реально никто не угрожает, но страх живет во мне. Измененный мир перевернулся и стал угрожающе опасным. Я стала бояться его и ощущаю уязвимой себя со всех сторон. Настоящее пугает. Будущее пугает вдвойне. Слезы льются без остановки. Жалость к себе переполняет меня.
Я стала терять саму себя. Уже не говорю о том, что меня перестали узнавать. Изменилось лицо, фигура, походка. Стала меняться моя суть. Я сама себя перестала узнавать.
Мой собственный муж обокрал меня.
Украл чувство собственного достоинства, уверенность в себе. Чувство надежности.
Ощущение собственной безопасности.
Можно продолжать:
Надежду на счастливый брак.
На возможность иметь нормальную семью. На желание еще иметь детей.
Еще…
Лишил опоры. Убрал свое мужское плечо. Я пошатнулась, но, слава богу, не упала. Упадешь – не подняться.
Как хотелось бы доверять человеку, верить каждому его слову. Но он алкоголик, и верить ему нельзя.
Нельзя верить.
Кто сомневается, пусть проверит. Я на этом обожглась не один раз.
Какое убожество. Это я про себя.
Бесконечное число раз говорила себе, что верить мужу больше нельзя. Он клялся, божился, что больше не будет пить, в рот эту гадость больше не возьмет – и через день-два, максимум неделю снова напивался.
…А затем в очередной раз извинялся, просил прощения, чем-то клялся. Искреннее раскаяние звучало в его голосе. И у меня снова где-то в глубине души рождалась надежда. И я про себя начинала думать: «Но бывают же чудеса. Ну чем я, в конце-то концов, прогневила Господа Бога, Создателя нашего, Отца небесного? А вдруг произойдет чудо, и супруг больше не будет пить?»
Убожество.
Какое я все-таки убожество.
До сих пор продолжаю слушать всех своих подруг и знакомых, слушать их бесполезные советы. Я вижу их желание принять участие в моей судьбе. Но замечаю и другое. Их советы бессмысленны и бесполезны. Но им об этом не говорю. Как-то неудобно. Боюсь их расстроить. Сама вижу, что и им тяжело, а, может, просто из вежливости выражают сочувствие.
У многих из моих знакомых и некоторых подруг те же проблемы с мужьями, что и у меня. Пьянство, а у некоторых еще и наркотики. Сами решить не могут, а туда же. Советуют. Сложно сказать, искренни они в своих отношениях со мной или это игра такая. Да, я их слушаю. Нет, не так. Раньше слушала, а теперь только делаю вид, что слушаю. Разочаровалась. Как-то автоматически включаюсь в эту игру, хотя в душе все протестует.
Я не была такой. Всегда реально оценивала и себя, и свои возможности. Была какая-то уверенность и осмысленность. А сейчас все чаще и чаще возникает ощущение, что я абсолютно не в состоянии контролировать ситуацию. Я смотрю на жизнь как бы со стороны и вижу, что она проходит мимо меня.
И как-то незаметно исчезла критика и к себе, и к тому, что со мной происходит.
Я не говорила родителям мужа о пьянстве их сына по двум причинам. Во-первых, я боялась расстроить пожилых людей неприятным для них сообщением; а во-вторых, я боялась навлечь на себя их гнев.
Когда только начиналось пьянство моего мужа, я много думала, как этому воспрепятствовать, как его контролировать. Меня же он уже тогда практически не воспринимал и не слушал, когда я заговаривала о его пьянстве. Я искала пути, мучилась, придумывая способы воздействовать на него. Но, увы….
Тогда у меня созрело решение все рассказать его родителям. Начала готовиться заранее. Продумывала, что сказать, как сказать, когда сказать.
Как-то, прогуливаясь по скверу, я встретила свою однокурсницу. Рита сама окликнула меня. Я бы ее не заметила, а заметив, не узнала. Она сильно изменилась, подурнела. Разговорились. Ее семейная жизнь не сложилась с самого начала. Муж был старше ее на восемь лет. Для него это был второй брак. Вспыльчивый, раздражительный, он не терпел никаких возражений. С самого начала в семье начал наводить свои порядки. Хотя спиртное употреблял редко, однако почти всегда был очень груб и деспотичен. После рождения ребенка стал еще более жестоким. Часто избивал Риту, издевался над ней.
В отчаянии от безысходности своего состояния Рита обратилась за помощью к родителям мужа. Их негодованию от такой Ритиной «наглости» не было предела. Приняв ее – сироту, они ждали от нее благодарности, а не упреков в адрес их сына. Они обвинили ее в том, что она плохая жена и безответственная мать, и их сын просто вынужден принимать жесткие меры, чтобы в семье был порядок, а ребенок получал в должной мере внимание и заботу. Более того, они пригрозили ей, что, если она не изменится, не будет послушной женой и заботливой матерью, они заберут у нее ребенка и лишат материнства.
После этого ее жизнь стала сплошным кошмаром. Она не имела права голоса. Об нее разве что не вытирали ноги. Она была растоптана и раздавлена. Потом были неоднократные суицидальные попытки и психиатрические больницы. Затем развод и лишение материнства. Сейчас опустошенность и одиночество.
Ее рассказ меня потряс. При расставании я дала ей немного денег, хотя Рита и не просила. Когда она без тени смущения брала деньги, мне показалась, что для нее это привычно. Я не стала анализировать свои сомнения. Слишком неприятным был осадок.
Не знаю, правильно я сделала или нет, но я не решилась рассказать о пьянстве мужа ни его, не своим родителям. По большому счету, что они могут сделать?
Решать надо самой.
Это состояние невозможности прекратить пьянство супруга рождает бессилие, ощущение собственной беспомощности. Я привыкла полагаться на себя. Какие-никакие, а определенные достижения у меня имеются. И взаимоотношения с людьми тоже нормальные. Но с собственным мужем ничего не получается. Что только ни предпринимала – никаких сдвигов. Найти бы против него какие-нибудь действенные рычаги.
Сейчас обратила внимание на словосочетание «собственный муж». Собственный… Хм… Интересно, когда я его перевела в разряд собственности?
Гнев – где-то рядом с агрессией.
Раньше я была спокойной.
Да. Тревога, страх, депрессия, гнев. Одни страдания. Не осталось только искренней радости и солнечного веселья, которыми я когда-то была переполнена. Куда все это ушло?
Ну вот. Опять слезы.
Тоска зеленая. Жалко себя.
Замкнутый круг.
Надо рвать его к чертовой бабушке.
В последнее время я стала чаще жалеть себя. Не знаю – убогость какая-то. Чего жалеть? Молодая женщина, здоровая, красивая, умная, достаточно обеспеченная, чтобы свободно прокормить себя и своего ребенка. Не понимаю. Внутреннее самоощущение – я достойна большего, чем имею.
А что имею? Когда думаю об этом, слезы сами наворачиваются на глаза. Мне кажется, что сейчас я за неделю проливаю слез больше, чем за всю предыдущую жизнь.
Помню, одна знакомая рассказывала мне о пьянстве своего мужа. Она выглядела вялой и безынициативной, поэтому, как мне подумалось, что если я простимулирую ее, она сможет исправить ситуацию.
– Ну что ты расклеилась, руки опустила, слезы льешь, сопли-слюни пускаешь. Мягкотелая стала и безвольная. Ты же раньше не такая была. Соберись. Бороться, биться за себя надо!
Как я ей бойко советовала, что надо делать.
А сейчас сама сижу, реву и не знаю, что делать.
Вот такая я и жизнь непутевая моя.
Пытаюсь себе говорить те же самые слова – но как-то не воодушевляет. Может быть, для меня нужны другие слова? Кто бы только мне их подсказал…
Депрессивная ли я? Внешне по мне этого не скажешь. На людях внутренне собираюсь, настраиваюсь и выгляжу достойно. Обманываю. Как мне надоел этот обман. Завралась. Помимо того, что обманываю их, обманываю и себя.
Но когда прихожу домой, где меня никто не видит, я чувствую себя полностью опустошенной.
По большому счету меня сейчас ничто не радует. Даже временная трезвость моего мужа. Твердо знаю, что за неделей трезвости будет недельный запой. Это раньше я была тревожной – а теперь безразлична. Стала как автомат.
Меня перестали интересовать женские штучки. Я стала равнодушна к хорошей косметике. Крашусь, чем придется. Когда дома нахожусь одна, по большей части сижу и тупо пялюсь в телевизор. Смотрю какие-то идиотские сериалы. Если бы мне раньше сказали, что я буду глазеть на это «мыло», я бы в лицо рассмеялась тому, кто это сказал, и покрутила бы пальцем у виска. Боже мой, что со мной произошло? Неужели это я?
Кошмар.
Исчезла искренность в отношениях. Я всегда была общительная и открытая. Да, именно была. Сейчас я другая. Внешне это может быть и незаметно, но я стала другой. Скрытной и лживой. Скрываю то, что имеет отношение к моей семье. Когда вопрос касается супруга – или уклоняюсь от прямого ответа, или беззастенчиво вру. Научилась. Никто и не заподозрит. В театре хуже играют. А у меня все естественно. Или, может, мне это кажется? Видят и молчат?
Меня муж не бил. И вообще я не знаю, что такое физическая боль. Я удивляюсь долготерпению некоторых женщин. Они готовы сносить не только измены, пьянство, унижение, но и физическое насилие над собой. Если бы такое произошло в нашей семье, со мной, я бы этого никогда не простила. Я думаю, что если мужчина ударил женщину хоть раз, не важно, в каком состоянии он находился, считай, что у него тормозов нет. Если ударил хоть раз, значит, ударит еще и не единожды.
Какой я стала за последнее время? Что и как во мне изменилось?
Я – жена алкоголика. Как-то неприятно, сказала бы даже – неприлично звучит. И неприятно, и неприлично одновременно. Все равно, что железом по стеклу – мурашки по коже и противно.
Самое печальное, что это про меня. Я долго обманывала себя и убеждала, что у нас в семье с мужем нет проблем, все нормально, все хорошо. Другие еще хуже живут. Да, у мужа бывают иногда срывы. Но это временно. Это пройдет. Он успокоится – и все изменится. К сожалению, все оказалось не так просто.
Я долго думала, что же такое пьянство, и поняла, что это не просто употребление больших количеств алкоголя. Пьянство – это образ жизни, к которому человек приспосабливается. Меняется жизнь, меняется и человек. Исчезают одни человеческие качества, появляются другие.
Пьянство по сути своей замешано на человеческих пороках. Ложь, вранье, обман – какая все это мерзость! Грязь.
Как от этого очиститься и можно ли от этого отмыться вообще?
Больно и тяжело переносить такую жизнь. Иногда я думаю о самоубийстве.
Самоубийство. Нет, до этого я не дошла, но иногда посещают такие мысли. Думаешь – раз…. И таким образом решишь все проблемы сразу. Все будет хорошо и красиво. Предсмертная записка мужу, в которой будет написано приблизительно следующее: «Милый! Когда-то я тебя сильно любила. Ты для меня был самым близким и дорогим человеком. Но все прошло. Предательство не прощают. Я ухожу. Прощай навсегда».
Воображение рисует торжественные картины похорон. Я лежу в гробу, в ногах живые цветы. Все вижу и слышу. Скорбящие люди. Рыдающий муж. Похудевший, осунувшийся, почерневший, он сидит у гроба и просит у меня прощения. Его слезы капают мне на руки. Я уже готова его простить, но в памяти всплывают воспоминания моих унижений и страданий. Мне становится горестно и хочется плакать. Слезы наворачиваются на глаза, но не бегут. Руки и ноги не шевелятся. Дыхания нет. Пытаюсь прислушаться к биению сердца, но внутри пустота и тишина.
«Неужели я умерла? Нет, нет! Ты не можешь вот так взять и умереть. Это твое больное воображение рисует ужасные картины», – говорит мне мой внутренний голос.
На секунду сознание проясняется, и я понимаю, что это холодное мертвое тело не мое. Мимолетно возникшее чувство радости исчезает.
Ощущаю, что во мне идет борьба между здоровым и больным.
Извращенное нездоровьем воображение возвращает меня к погребальным мотивам. Лежать в гробу неудобно, а повернуться невозможно. Где-то в изголовье женский шепот нарушает тишину. Голоса мне не знакомы, и что говорят, понять невозможно. Однако в интонациях чувствуется осуждение. Прислушиваюсь, но долетают только обрывки фраз: «Они хорошо жили… самоубийство – грех… страдают невинные, а ей хоть бы что… бедный муж…позор родителям… клеймо на ребенке…»
От услышанного хочется вскочить и закричать: «Вы ничего не знаете и не понимаете! Кто дал вам право судить меня?» Но не могу. Покойники не имеют права голоса. И вообще я поняла – самоубийц, скорее, осуждают, чем жалеют.
Интересно, будут меня отпевать или нет? Слышала, что от самоубийц Церковь отрекается. Говорят, что грех это, что не по-христиански заканчивать жизнь самому. Богу такие души неугодны. А кому угодны? На земле мучаемся и на небесах, если они есть, что, тоже должны мучиться?
Где же меня похоронят? Раньше самоубийц хоронили на отдельном кладбище. Сейчас – не знаю. Да, собственно, меня это и не должно интересовать. Я же умерла. И какая разница, где лежать под землей.
Мне становится жалко себя. Они, живые, сейчас похоронят меня, немного погрустят – и их жизнь вернется в прежнее русло. Они будут радоваться, смеяться, они будут жить и любить. А я не буду. Я умерла.
Не хочу музыки. Эти похоронные оркестры, собранные из любителей выпить, и раньше меня раздражали. И вообще, я не хочу умирать, я хочу жить.
О проекте
О подписке