Вторая попытка.

   После первого визита к наркологу я пыталась самостоятельно бороться и противостоять пьянству мужа. Однако ни уговоры, ни угрозы, ни скандалы – ничто не помогало. Пьет. Пробовала контролировать. Бесполезно. Ускользает и напивается. Устала бороться. Руки опускаются. Убить готова. Фигурально выражаясь конечно.

   Решила сделать еще одну попытку и снова обратиться к наркологу. Только не к частному, с лицензиями и дипломами, а к государственному. Существуют же у нас еще наркологические диспансеры. Хотя знающие люди не советовали мне этого делать, но я все-таки пошла.

   Первое впечатление – разочарование.

   Первый этаж трехэтажного здания. Вывеска над металлической дверью с глазком сообщает, что это наркологический диспансер. В помещении пахнет сыростью. Видимо, в подвале вода. Зеленой краской под потолок выкрашены стены. Деревянный пол покрыт рваным линолеумом. Регистратура зарешечена, и, как из амбразуры, на меня смотрит медрегистратор. Людей – никого. Узнала, куда идти.

   В кабинете, куда меня направили, никого не было, зато из-за двери соседнего слышались голоса и смех. Я постучалась в дверь. Разговоры стихли, и я отчетливо услышала, как недовольный голос произнес: «Кого еще черт принес?»

   Дверь открыли не сразу. Видимо, выдерживали паузу. Для солидности. Все это время я терпеливо ждала и лишний раз боялась шелохнуться, чтобы ненароком никого не побеспокоить.

   Когда дверь открылась, я увидела перед собой мужеподобную женщину с крупными чертами лица и грубым голосом. Она посмотрела на меня сверху вниз и удивленно спросила:

– Вам что нужно?

– Я хотела поговорить с наркологом.

– Какой участок?

– Второй.

– Маргарита Федоровна, к тебе, – с ехидцей в голосе проговорила открывшая дверь.

   Я изначально не надеялась на теплый прием, но то, что произошло дальше, повергло меня в ужас и уныние и окончательно убедило в том, что бесплатная медицина доживает свой век.

   Маргарита Федоровна, женщина лет сорока пяти, с короткой стрижкой и колючими глазами, была одета в приталенный пиджак и черные расклешенные брюки. Белый медицинский халат висел на спинке стула. Второй врач-нарколог встречает меня без халата. Почему? Вопрос повис в воздухе. Руки у Маргариты Федоровны были ухоженные. Маникюр восхищал своей безукоризненной изысканностью, а фиолетового цвета ногти дополняли ее хищный образ. На пальцах обеих рук я насчитала семь колец. Причем обручальное было надето на большой палец левой руки. Движения ее были порывистые и резкие, голос хрипловато-скрипучий. Всем своим видом она как бы говорила: «Я очень занята, говорите быстрее».

   Мои жалобы на нежелание мужа лечиться от алкогольной зависимости и мои переживания по этому поводу не произвели на нее абсолютно никакого впечатления. Сначала она сидела и смотрела в окно, затем начала рассматривать свои ногти. Было видно, что она устала от этих бесконечных рассказов. Изо дня в день ей приходилось выслушивать печальные, грустные, трагические истории человеческого падения. Одно и то же много лет подряд, но пожалеть ее не захотелось.

   Я закончила и ждала. За время моего рассказа она не проронила ни звука, не задала ни одного наводящего или уточняющего вопроса. Скользнув по мне взглядом, она начала говорить. Ее монолог длился около пяти минут, но мне он показался бесконечным. Закончила она словами, которые выразили все то, что она хотела до меня донести:

– Мы лечим алкоголиков, а не неврастеников. Мужа приводите, если он согласится. А вам, милочка, к психиатру. До свидания.

   Я сидела как оплеванная. Дура, какая я была дура, что пошла сюда. Своими высказываниями и умозаключениями она унизила меня. Не попрощавшись, я вышла из кабинета.

Обращение к психотерапевту.

   Я больше так жить не могла. Мне было невыносимо видеть себя и своего ребенка в таком состоянии. Решение изменить свою жизнь основательно поселилось в моем сознании. Мне казалось, что я даже ночью только и думаю об этом. Но принять решение – это одно, а воплотить его в жизнь – это нечто другое. «Как?» – этот вопрос пока висел в воздухе.

   Я приняла стопроцентное решение действовать. Хотя у меня с наркологами разговора не получилось, но внутренне я ощущала, что должны быть какие-то способы изменения ситуации. Конкретного плана у меня не было. Вопрос: «С чего начинать?» не стоял особенно остро.

   Все зависело от мужа.

   Я его предупредила.

   ПОСЛЕДНИЙ РАЗ!!!

   Для себя я решила, что когда ЭТО (очередной запой) произойдет, тогда и буду думать. А может, и не произойдет (была и такая предательская мыслишка).

   Произошло. И снова неожиданно вернулось чувство беспомощности, тревоги и страха. Руки опустились сами собой, и от моего боевого настроя не осталось и следа.

   Мое обращение к психотерапевту было делом случая. Кто-то когда-то посещал то ли психотерапевта, то ли психоаналитика. В этом я не видела большой разницы, да если честно говорить, то и пользы не видела тоже. Но на всякий случай навела справки.

   Перед тем как пойти на прием к психотерапевту, продумала все до мелочей. Я решила не повторять ошибок, которые сделала у наркологов, начав рассказывать про своего мужа. Я поняла, что врачи – люди конкретные и привыкли иметь дело с определенными объектами. Есть пациент – есть и лечение, нет пациента – извините, помочь вам не можем. Поэтому я решила, что не буду акцентировать внимание на муже, а обращусь как пациентка, как больная с определенными жалобами. Хоть и стыдно признавать себя невропаткой – а что делать.

   Предварительной записи не было, поэтому я довольно долго просидела в очереди. Послушала, что говорят. Задала пару вопросов, на которые получила расплывчатые, противоречивые ответы. Рассматривая людей, сидящих в очереди, постепенно стала ощущать собственную ненормальность. Мне стало казаться, что на меня смотрят как-то по-особенному. Возникло желание уйти. Пока внутри меня происходила борьба, и я терзалась сомнениями, подошла моя очередь.

   Небольшой, но уютный кабинет производил приятное впечатление. Врач не бросался в глаза. В белом халате его вообще с трудом можно было разглядеть среди вороха бумаг, карточек и папок. Блестели только его лысина и металлическая оправа очков. Нагнувшись к столу, он быстро писал в карточке, и казалось, что он не обращает на меня внимания. Но это было мгновенье. Только я остановилась у стула, как он отложил ручку, посмотрел на меня и улыбнулся. Его голос звучал мягко и спокойно:

– Садитесь. Я слушаю вас.

   Я села, и все мои домашние заготовки куда-то исчезли. В голове все смешалось, и слезы сами хлынули из глаз. Врач молча выдвинул ящик стола и достал пачку бумажных салфеток.

– Столько вам хватит? – участливо спросил он.

   Я улыбнулась сквозь слезы и сказала, что хватит и даже для других плакс останется.

   Первая консультация затянулась на час. Начало моего рассказа было сумбурное. Я перескакивала с одного на другое, сбивалась и путалась. Но постепенно терпение врача сделало свое дело и его спокойствие исподволь передалось и мне. Его вопросы были просты и понятны. Ответы конкретны. Он не учил меня жить. Чувствовался искренний неформальный интерес.

   Время, отведенное на консультацию, пролетело незаметно. Прощаясь с доктором, я протянула ему для пожатия свою руку. Такое со мною было впервые. Видимо, в тот момент у меня просто не хватило слов, чтобы выразить всю благодарность. Нет, не за какой-то дельный совет. Советов не было. За то, что меня выслушали, поддержали и обнадежили. Может быть, даже за то, что не оскорбили.

   Доктор спокойно принял мою руку и, удерживая ее в своей, сказал, что я достаточно сильная женщина и еще сама не знаю своих скрытых возможностей.

   Это воодушевляет!

Психотерапия.

   Первый месяц мы встречались с врачом три раза в неделю. О посещении психотерапевтических сеансов я никому не рассказывала. Отношение наших обывателей к психиатрам, психотерапевтам, психологам и тем, кто у них лечится, мягко говоря, настороженное. Я не хотела лишних разговоров и проблем. Не то чтобы мне было стыдно, нет. Может быть, точнее, неудобно признаться в своей беспомощности перед возникшими проблемами.

   Мое мнение о психотерапии, сложившееся от просмотра американских фильмов, кардинально изменилось. На наших сеансах не было никакой зауми, никаких фаллосов, кастратов, теней умерших родственников и мифических энергий с чакрами и аурами. Все в пределах здравого смысла.

   Психотерапевтическое лечение не похоже на обычную терапию с применением пилюль, таблеток и клистиров. Хитро сплетенная врачом вязь разговоров придает простым и обычным вещам более глубокий смысл, показывает их в ином ракурсе. Это сложно объяснить, но в процессе сеанса каким-то непостижимым образом происходит просветление, и ты начинаешь понимать, что же все-таки с тобою происходит и что надо делать, чтобы достичь нужного результата.

   Причем я не могу сказать, что это врач ставит цели и объясняет последовательность действий. Правильнее будет сказать, что он формулирует цели, представленные у меня в скрытом виде, и помогает мне разобраться в них. Просто это или сложно – не мне судить. Возможно, и важна какая-то сопутствующая атрибутика, но гораздо важнее духовное слияния врача и его пациента в процессе сеанса, когда перестаешь замечать происходящее. Внешне это похоже на разговор двух заинтересованных людей. Внутренне – это эмоциональные бури, интеллектуальные потрясения и просветления. Бывает и так, что врач говорит, а ты его не слышишь, а видишь что-то свое, может быть, даже более важное, чем то, о чем он говорит в данный момент.

   Когда мой врач говорил мне, что невозможно манипулировать человеком, навязывать ему свою волю, я была с ним не согласна. Мне казалось, что в семье существуют какие-то рычаги воздействия. Какие? Я не знаю. Но кто-то ведь знает!

   Я много думала над этим, и чем дольше думала, тем больше соглашалась с точкой зрения врача. Окончательно же меня убедило интервью с артистом, увиденное мною по телевизору. Забыла его фамилию, да это и не важно. Он слово в слово повторил то, что говорил мне врач: «Ни один человек, даже обладающий огромной властью, силой, деньгами и другими возможностями, не в состоянии изменить другого человека. Люди со своими пороками, недостатками и странностями такими и остаются, если только сами не захотят измениться. Даже если ты Бог, ты не в состоянии сделать из подонка-убийцы нормального человека».

   То же и с алкоголиком.

Психологический портрет.

   Все, что меня не убивает,

делает меня сильнее.

Ф. Ницше

Одна из наших первых психотерапевтических бесед была посвящена вопросам созависимости. Для меня это было откровением.

   Что такое алкогольная созависимость, я впервые узнала от своего врача-психотерапевта. Объяснил он это состояние очень просто: «Если сам алкоголик зависит от спиртного, то его супруга – от его состояния. Вспомните свои мысли, чувства, переживание, вспомните свое настроение, когда он не пьет несколько дней».

– Тревога. Да, какое-то безотчетное беспокойство. Еще ничего не случилось, но знаю, что через несколько дней случиться очередной запой.

– А если он в запое?

– Тогда вся на нервах. Психую. Зла на него, на себя, на ребенка.

– А если он трезв, но не в духе, раздражен?

– Хожу на цыпочках, лишний раз к нему с просьбами не обращаюсь.

– Вот и получается, что все ваши эмоции, мысли, чувства, поступки крутятся вокруг вашего мужа и его состояния. Посмотрите, как изменилась ваша жизнь. Где старые друзья, подруги и кто теперь рядом с вами? Как изменились ваши интересы и потребности? Вы говорили мне о проблемах общения с людьми. Это то, что касается вашего социально-психологического состояния. А что у нас со здоровьем? За последние пять лет на вашем организме расцвел благоухающий букет болезней: неврастения, вегетососудистая дистония, гастрит, холецистит, нарушение функции щитовидной железы и менструального цикла, аритмия, дерматит. Представительно выглядит. И это все созависимость, и ее последствия.

   На прощание врач мне дал ксерокопию лекции профессора Либермана. Попросил, чтобы я прочитала ее для большего осмысления того, о чем сегодня говорили на сеансе психотерапии.

Из лекции профессора Либермана М. Л.

   Я с интересом ознакомилась с лекцией профессора Либермана “О созависимости женщин от их мужей алкоголиков”. Прочитала и удивилась – как точно все написано. Как будто бы про меня. Кое-что законспектировала.