– Да… Но… как будто за окно… – прошуршал календарь.

– Не городите чепухи… вы вообще из прошлого года… – холодильник затих, так как Алекс полез за новой порцией льда.

– Это от безделья, думаете вы, глубокоуважаемое окно? – Алекс бросил ледяные кубики в стакан с вермутом. – В этом и причина моей хандры? От безделья, да? Конечно, скажу я вам! Вы правы! Я нахожусь в этом состоянии последнее время и именно с ним надо что-то делать. Конечно, можно пойти раздавать листовки… и вы считаете, это именно то, о чем я мечтал? Я уже был курьером… Спасибо! Больше не надо! Если вы вслушаетесь в мои слова и желания, то поймете, что я говорю о реализации своих планов, если хотите, о воплощении фантазий на самого себя. Я толкую вам о своих мечтах о самом себе. Ведь это то, ради чего мы… Да, мои планы, мечты и фантазии оказались провальными и несбыточными! Они оказались о совершенно другом человеке. Не обо мне! Я так увлекся погоней за ними, что не заметил, как свернул в тупик и продолжал одержимые попытки воплотить свои думы о себе, хотя давно уже уперся в стену. В турникет, через который пропускали настоящих архитекторов. А такие, как я, разворачивались восвояси. Только я-то не развернулся, а продолжал тупо биться… А когда понял, что долблюсь я не в свои двери, было уже поздно. Было уже сегодняшнее утро. И случилось оно в мой день рождения. Понятно вам это или нет? Молчите? – яростно шептал Алекс темному окну. – Вам нечего ответить?

Неожиданно в окне напротив зажегся свет, проявив красную телефонную будку на серой лондонской улице. Такие занавески продают на распродажах в супермаркетах. Показался силуэт. Рука отодвинула гардину, и в окно вылез мужской голый торс, демонстрируя волосатые плечи и отвисший животик. Мужчина закурил. Ночной ветерок донес до Алекса едкий дым дешевых сигарет. Наш герой пьяно кивнул головой, которая давно уже спала.

– Вот именно! Гори оно все… И закроем эту тему. – Алекс резко встал, но его ноги тут же подкосились, и он ухватился за холодильник. – Надвигается девятый вал… Я в кубрик… Брык!

Алекс, собрав последние силы в кулак, поставил стакан на стол, ухмыльнулся в сторону волосатого мужика с вонючей сигаретой и пошел в спальню, держась за стены.

– Вот теперь все…– грустно взмахнул на прощание декабрем перекидной календарь.

– Конец исповеди! – подтвердил холодильник.

Recordare. Вспомни

Вспомни, Иисусе милосердный, что для меня ты прошел свой путь, чтобы не погиб я в этот день.

Меня, сидящего в унынии искупил крестным страданием. Да не будет жертва бесплодной.

Праведный судья, воздающий отмщение, даруй мне прощение до времени отчета.

Я воздыхаю как подсудимый: От вины пылает моё лицо. Пощади молящего тебя, Боже.

Простивший Марию, выслушавший разбойника, ты и мне дал надежду.

Мои мольбы недостойны, но ты, справедливый и всещедрый, не дай мне вечно гореть в огне.

Среди агнцев дай мне место, и от козлищ меня отдели, поставь одесную.

На следующее утро Алекс проснулся, как только захлопнулась входная дверь. Вчерашнее безудержное веселье неприятным осадком саднило горло и утяжеляло голову.

– Что это было? – молча спросил сам у себя Алекс, стараясь не двигать глазными яблоками. Под веки какой-то изверг насыпал битого стекла.

Алекс поднялся немного повыше на локтях и занял полусидячее положение. От этого экзерсиса внутри что-то всколыхнулось и медленно устремилось вверх. Тело инстинктивно сползло до полулежачего положения. И тут же ночное куролесье ударило в голову корабельной рындой.

– День рождения! – вспомнил наш герой и тут же усомнился в точности определения. – Или нет? Может быть, нечто другое? Было что-то еще… – сквозь туман всплывали разрозненные картинки, окутанные запахом дешевых сигарет. – Красная телефонная будка, мужик с пузом, темное окно… Точно! Я вспомнил! Исповедь! Была еще исповедь! Вот почему я вчера так быстро уснул! Как младенец!

Дальше воспоминания посыпались, как пыльная старая рухлядь с обвалившейся антресоли.

– Обычное пробуждение… осознание, пришедшее, как удар молнии… нежданное обретение цели в виде заката… составление плана… полдня судорожной рефлексии… разговор с тренером… легкий ужин, загримированный под праздничное застолье… исповедь… вермут… Но это не он уложил меня на обе лопатки! Нет! Это все пережитое за день плюс излияние души произвели такой эффект, что я отрубился не помню, как… и до сих пор не в силах оторваться от постели… Однако…

Неприятный состав, который собрался было стремительно покинуть тело нашего героя, затих и улегся где-то в области печени. Алекс, улучив момент, сделал над собой усилие и медленно приподнялся на локтях. Прислушался к себе. Это движение не вызвало внутреннего протеста, и Алекс решился на отчаянный поступок – он встал. Никаких отрицательных последствий. Алекс осмелел и прошествовал в ванную.

Весь день наш герой занимался составлением маршрута, покупкой билетов и бронированием гостиниц соответственно пунктам, обозначенным в плане. Под вечер Алекс решил проверить наличие и состояние вещей, которые возьмет с собой, не подозревая, что тут-то его и поджидает настоящая голгофа. Он начал с одежды. Казалось бы, чего проще. Но обыкновенные тряпки способны устроить истинную пытку. Брюки, рубашки, пиджаки и свитера измывались как могли. Они словно распяли бедного Алекса на перекладине, на которой они беспорядочно висели, мучая его проблемой выбора. С их стороны это была наглая подстава. Но наш герой с честью выдержал это неожиданное испытание. Он отомстил этим коттоново-синтетическим созданиям, жестоко отсортировав их и беспощадно развесив слева направо от необходимых к бесполезным. Следующим этапом были носки и нижнее белье. То, что зачастую скрыто от глаз обывателя, но играет немаловажную роль в самоощущении носителя, влияет на мировосприятие и соответственно на поведение. Исподнее как символ сокровенного, интимного и сугубо личного. Тайная сторона нашего эго. Наша кевларовая броня. И тут Алекс, уже готовый к трудностям, легко справился с задачей. Он, почти не глядя, отсчитал по пять штук одного и другого и надменно сложил в отдельную стопку. Затем, вспомнив о чистоте поступков и помыслов, отправился в ванную. Бритва. Гель для душа. Мочалка. Шампунь… Удар судьбы! Зубная паста была в единственном экземпляре. А зубная щетка давно уже требовала замены.

– Хорошо я вовремя вспомнил! – сказал своему отражению Алекс и спешно отправился в магазин, чтобы успеть до возвращения жены и оградить себя от лишних вопросов.

Теплый вечер придал романтичной таинственности спонтанной охоте Алекса на пасту и щетку из семейства зубных, отряда – гигиенических, рода – принадлежностей. Искомые трофей были заполучены в ближайшем супермаркете, и наш герой отправился в обратный путь.

Краем глаза Алекс заметил бирюзовое свечение, как из сказочных мультиков, и поднял голову. На окне, подсвеченном детским ночником с рыбками, сидел огромный белый медведь и смотрел на нашего героя большими печальными черными глазами-пуговицами. “Вспомни!” – поблескивали они, словно слезинками.

– Вспомни! – шептали сомкнутые красной строчкой губы.

– Вспомни! – трепетали рыбы разноцветными плавниками.

И Алекс растворился в потоках магического света, утонув в воспоминаниях. Ему стало так тепло и приятно, что захотелось войти в этот дом и вспомнить свое детство. Такой же ночник в доме папиной сестры. Тётю Любу, которая укладывала его спать. А он, трехлетний пухлик, говорил: “Тём пузо!” И она “темала” его, пока он не засыпал.

Две игрушки, которые запомнились на всю жизнь. Большой плюшевый мишка, набитый опилками. Об этом Алекс узнал, когда оторвал ему лапу, чтобы проверить известное детское стихотворение. И еще у медведя была деревянная голова. Да! Голова из цельного дерева, обшитая коричневым плюшем. При падении на пол издаваемый стук очень походил на настоящий удар головы о паркетный пол. Откуда Алекс знал этот звук? Из собственного опыта.

В младшей группе детского сада его назначили на роль волка. Трехлетний пухлик с шапкой в виде собачьей головы, натянутой на копну волос цвета спелой пшеницы, в белой рубашке, в белых гольфиках, в черных чешках и серых шортиках на лямках, сидел на мосточке через бумажную речку, моргая огромными наивными голубыми глазами. Трое детей, наряженных гусями, слонялись неподалеку без дела, не ведая о Станиславском и Немировиче-Данченко. Воспитательница пронзительным голосом вопрошала:

– Гуси, гуси!

– Га, га, га! – гнусавили дрессированные малыши.

– Есть хотите? – задорно восклицала воспиталка.

– Да, да, да! – на радость родителям бессмысленно отвечали дети.

– Так летите домой! – зазывала женщина.

Дружной стайкой, заученным маршрутом, гуси шли на мосток. Но тут просыпался волк, маленький пухленький Саша, и громко рычал.

– Ггггггг! – звонко картавя.

– Сегый волк, за гогой не пускает нас домой! – понятное дело, так же картавили малыши и разбегались в разные стороны.

Естественно, голодный волк в исполнении маленького Алекса кидался вдогонку. По заученной, до уровня рефлекса, реакции.

Все это много раз проигрывалось на репетициях. Без приключений и несчастных случаев. И на показательном выступлении Саша метнулся за надоедливыми птицами, но скользкие чешки сыграли с ним злую шутку. Чудо пьесу дети разучивали в группе на полу, покрытом линолеумом, и все проходило гладко, а в концертном зале был паркетный пол, натертый до блеска. Волчьи ноги в скользкой обуви пробуксовали и остались на месте, а волчья голова по законам инерции продолжила преследование. Сашка успел только щелкнуть зубами и в следующий момент познакомился с тем самым звуком, с каким деревянная башка плюшевого мишки бьется о пол при падении. В результате – легкое сотрясение и неделя постельного режима.

С тех пор Алекс неоднократно отыгрывался на мишутке, срывая детскую обиду и злость. Он представлял на месте ни в чем не повинной игрушки своего обидчика. Это успокаивало ребенка, а еще вера в то, что это лучше, чем драться с живым человеком. Будь то с родителем, или с другим взрослым, или с мальчишками во дворе.

Алекс горько улыбнулся своим мыслям.

Ведь окружающие воспринимали это как безобидность и немстительность. Считали, что Алекс незлобивый и незлопамятный, что он стерпит любую обиду, хамство и оскорбление.

А Алекс продолжал ронять “мишку – деревянная башка” на пол… В конце концов голова мишки развалилась на часть, и его вбросили на помойку, но безобидность так и осталась привычкой в маленьком Саше. И передалась взрослому Алексу. А многими заказчиками это воспринималось как бесхребетность и покорность, нежелание или неумение отстаивать свою позицию. Или даже отсутствие таковой, как, впрочем, и своей точки зрения.

Алекс еще раз посмотрел на окно чужой детской. Она светилась беззаботностью и счастьем. Там бушевала детская непосредственность и чистота. Комната была наполнена до потолка ощущением бесконечности жизни и безграничностью возможностей.

– Дети не знают, что такое время и что всему есть предел. Они защищены от этого. Как и от сострадания. Иначе ни один ребенок не дожил бы и до совершеннолетия, – подумал Алекс и пошел к дому.

А еще маленькому четырехлетнему Саше подарили грузовик. Самосвал ЗИЛ. Он был настолько большой, что Саша легко помещался в его кузове. А еще он был чертовски тяжелый. Саша мог его только катать или тащить волоком после очередной аварии. И это всегда происходило с шумом, несмотря на резиновые колеса. Потому что грузовик был сделан из настоящего листового железа. Он гремел, лязгал и скрежетал. Металл был настолько настоящим, что при игре с машиной Саша поначалу резал пальцы в кровь об острые кромки бортов и открывающихся дверей и рвал колготки в клочья. Но автомобиль был такой настоящий, что Саша не мог отказаться от него. Он выстраивал непреодолимые препятствия из кубиков, кастрюль, книжек и табуреток. И всякий раз цельнометаллическое чудо с грохотом разносило все это в лоскуты и ошметки, к беспредельной радости ребенка. А что касается травм, порезов и крови, то это научило Сашу с осторожностью обращаться со всем новым. Особенно с подарками, и особенно судьбы.

Не сказать, чтобы игрушек было много, но Саша дорожил всеми и не позволял выбрасывать. Ну, разве что, если они совсем теряли первоначальные признаки, свойства и очертания. Для Сашиного добра на балконе выделили целый ящик. И всякий раз после игры, когда соседские мальчишки, наигравшись вдоволь, без всяких ограничений, разбегались по домам, Саша – простодушный одуванчик – оставался один на один с игрушечным бедламом и хаосом. Вернувшийся с работы папа грозил “собрать все в мешок и вынести на мусорку, если мировой порядок не восстановится мигом. Сейчас же!” Сашу это чрезвычайно пугало. Он боялся потерять свое, кровное, близкое и до боли знакомое, и, глотая слезы, брался за уборку.

– Ну, чего ты опять? – тихонько на кухне говорила мама.