Наташа выслушала подругу, не задавая лишних вопросов о подробностях кражи, а потом накормила ее гречкой и напоила чаем.
– Утром вместе в милицию пойдем.
– Наташ, я сама. У тебя и так забот полно… – Надя зевнула. – Ох, спасибо! Спасла ты меня от голодной смерти.
– Ложись к стенке. Утро вечера мудренее, – сказала хозяйка и загасила керосиновую лампу.
Утром Наташа взяла с Нади честное слово, что та немедленно пойдет в милицию, и только после этого отпустила ее.
Хотя идти до отделения милиции было недалеко, но Надя шла долго, невольно притормаживая. Смутно было у нее на душе. И от предательства Юрки, и от понимания того, что заявить о краже нужно. Но тогда придется выдать Панкратова…
«Ну и пусть! – решила наконец Надя. – Как он со мной, так и я с ним!»
У входа в отделение девушка остановилась. Люди входили и выходили. Дверь хлопала, визжали несмазанные дверные петли. А она всё стояла и не решалась сделать еще несколько шагов. Какая-то женщина, очень бледная, растерянная, проходя мимо, нечаянно толкнула ее и даже не извинилась. Пошла дальше. Надя словно очнулась и поспешила прочь от этого места, всё ускоряя и ускоряя шаг.
Город жил своей, ставшей уже привычной, военной жизнью.
Надя шла по улице в глубокой задумчивости, как вдруг увидела очередь за дровами. Раньше за всё жизнеобеспечение их семьи отвечали родители. И забота о том, чтобы в доме было тепло, конечно, тоже лежала на них. Мысль, что теперь думать о дровах придется ей, привела Надю в чувство, и она встала в хвост длинной очереди. Перед ней было человек двадцать. Люди, чтобы согреться, притоптывали на месте, хлопали рукой об руку.
Дрова выдавали по норме. Распилены они были на довольно крупные бревна – метр-полтора длиной. Стояли за топливом для буржуек в основном представительницы слабого пола. Перетащить тяжелое бревно даже на несколько метров было для них задачей не из легких. Двое мужиков распиливали бревна двуручной пилой за особую плату, а третий орудовал топором. Тот со звоном впивался в древесину. Поленья разлетались в разные стороны – только успевай подбирать. Тут же крутились дети – они собирали щепки. Взрослые на их добычу не покушались. Такой уж был негласный закон: щепки – детям.
Чтобы скоротать время в ожидании своей очереди, москвичи вели разговоры на животрепещущие темы.
– Вчера в угловом скумбрию давали. Консервы. По рыбным карточкам.
– Не знала. За скумбрией я бы постояла.
– Говорят, очередь на три часа была.
– Это еще что! За тушенкой и по пять часов стояли, когда давали.
– А на той неделе в Елисеевский крабов завезли! Консервы, разумеется, – включилась в обсуждение симпатичная дама в малиновом берете, стоявшая в очереди с сыном-подростком. – Так продавцы понять никак не могли, по каким карточкам их продавать. Как рыбу или как мясо?
– Ну да! Краб, как говорится, ни рыба ни мясо! – хохотнул старик в треухе.
Вслед за ним и другие заулыбались, засмеялись. Очередь оживилась.
– Так и не смогла я купить деликатес… – вздохнула дама.
– Да на что они нужны, крабы эти? Не купила – зато деньги целее будут, – выразила свое компетентное мнение старушка в клетчатом платке. – А вот за тушенкой постояла бы!
– Постоять-то можно. Если достоишься. Дней десять назад около Центрального телеграфа на улице Горького[10] бомба упала! Слышали? – вступила в разговор баба в плюшевой душегрейке. – У меня там золовка в очереди за продуктами была. Ей-то повезло – только контузило немного. А народу вокруг поубивало и покалечило – страсть! И никакого тебе объявления воздушной тревоги – бац, и всё!
Помолчали. Каждый думал о своем и о своих.
– Вчера опять бомбили район Павелецкого вокзала. Знаете? – вполголоса заговорила пожилая женщина в черном платке, обращаясь к своей соседке.
– И бомбы всё бросали какие-то тяжеленные. Говорят, полтонны, а то и целая тонна! – поддержала разговор баба в душегрейке. – Когда такая падает, даже в метро, в бомбоубежище, земля из-под ног уходит.
– А у наших соседей квартиру обнесли. Они только позавчера в эвакуацию – а эти тут как тут!
– Кому – война, а кому – мать родна! Шакалы! Волки ненасытные!
– Нам-то еще ничего, – продолжила разговор молодка. – Здесь постоишь пару часов – и отоваришь карточки, а вот в Ленинграде уже настоящий голод. Склады Бадаевские еще восьмого сентября немцы сожгли. Бомбили до тех пор, пока все не загорелось. А потом, в тот же день, полностью город блокировали.
– Ужас какой! Нелюди! – отозвалась женщина в черном платке. – Видно, план у них такой был! Чтобы, значит, всех людей без еды оставить!
Все притихли, задумались.
Пока Надя стояла в очереди, она лихорадочно обшаривала карманы, чтобы найти хоть какую-то мелочь. О том, чтобы дотащить до дома полутораметровое бревно, не могло быть и речи. К счастью, деньги – их оказалось, правда, совсем немного – у нее нашлись.
Потом пришлось торговаться с мужиками, которые пилили и кололи дрова. Те – пусть и не сразу – согласились сделать ей скидку. Сердобольная старушка из очереди поделилась с Надей веревкой, чтобы та могла связать поленья. Всё, что ей накололи, унести не удалось, часть пришлось оставить. Конечно, желающие прибрать бесхозные дрова к рукам нашлись моментально.
А Надя пошла домой.
…На ступеньках лестницы – выше своей квартиры – она увидела Марусю, семилетнюю Юркину сестренку. От нечего делать девочка смотрелась в маленькое круглое зеркальце и строила сама себе забавные рожицы.
– Марусь, а ты что здесь делаешь?
Надя запыхалась, пока поднималась по лестнице со своей поклажей. Она сбросила дрова на пол, дернула за ручку двери – та не открылась.
– Юрка велел тебя дождаться и ключи отдать. Он замок врезал. – Маруся сбежала вниз и протянула Наде ключи. – Говорит: хоть до ночи тут сиди, а дождись.
– Спасибо тебе, Маруся!
Она обняла девочку и взяла у нее ключи.
– Надь, а можно посмотреть, как вас обворовали? – заговорщицки, шепотом попросила Юркина сестра.
– Смотри, – пожала плечами девушка и открыла ключом дверь. – Если тебе интересно.
Маруся с расширенными от любопытства и страха глазами зашла в квартиру.
Повсюду так и валялись осколки битой посуды, обрывки бумаг… и книги. На раскрытых страницах некоторых из них отпечатались следы мужских сапог и ботинок. Маруся, поднимая осколок фужера, порезала палец.
– Ой! – Она слизнула капельку крови.
– Марусь, ты иди домой. Ничего тут интересного нет.
– Я тебе помогу убираться. Я умею.
– Спасибо, без тебя справлюсь.
Надя бесцеремонно вытолкала девочку за дверь, а сама упала на диван лицом вниз и заплакала. Плакала долго и горько. Она уже сто раз пожалела, что отстала от поезда.
Юрка! Он ведь ее предал. А она…
Вдруг Надя ощутила, что на ее плечо опустилась чья-то рука.
– Марусь, я ж просила! – сердито сказала она, не поднимая головы.
– Ты прости, что я тебя напугала. Дверь не заперта. Я и вошла, – услышала девушка хорошо знакомый голос.
– Юлька! – Надя повернулась, обняла подругу – скромную миловидную одноклассницу. – Вот видишь, осталась я, чтоб квартиру охранять. А нас обворовали.
– А ты что, совсем одна осталась?! – Девушка осмотрелась.
Надя кивнула, встала с дивана.
– Слушай, а переезжай к нам! Вместе в такое время и веселее, и легче.
– Нет, Юль. Я теперь здесь за старшую, – невесело усмехнулась Надя.
Подруги сели на диван.
– Ничего. Устроюсь куда-нибудь, начну рабочие карточки получать, жизнь наладится.
– Я ведь к тебе за этим и шла! – вскочила Юля. – Я сегодня на швейную фабрику устроилась. Здесь недалеко.
– Какая ты умница! Я тоже хочу!
– Не знаю, захочешь ли ты шить… белье для солдат, – смутилась Юля. – Это ведь не юбки и не платья.
– Да это в сто раз лучше, чем платья! В общем, завтра я с тобой пойду. – Надя решительно встала. От слез и хандры не осталось и следа. – Никакой трагедии не произошло. Все живы, крыша над головой есть. Помоги только диван на место задвинуть.
Вдвоем они поставили массивный диван на место – у стены.
– Вот не пойму, что они здесь, под диваном, надеялись найти?! – удивлялась Надя.
– Тайник с золотом, наверное, – улыбнулась подруга.
– Брильянтовое колье французской королевы!
Надя подняла с пола книгу.
– А в книгах – деньги. Многие прячут деньги в книгах, – изрекла Юля с видом знатока.
– Если, конечно, они у них есть, – невесело усмехнулась Надя.
– Книги или деньги? – улыбнулась ее подруга.
– И то и другое.
Девушки посмеялись, стали поднимать с пола отдельные томики и собрания сочинений известных авторов и убирать их в шкаф.
– Хорошо, что мама этого не видит, – вздохнула Надя.
– Можно я возьму почитать? – Юля держала в руках сборник Тургенева. – Люблю «Записки охотника».
Надя кивнула. Повернувшись, наступила на черепки разбитой посуды, наклонилась, подняла один осколок:
– Папина любимая чашка… теперь уже и не склеишь. Криворукие гады!
Всхлипнув, она вышла из комнаты и вскоре вернулась с совком и веником.
– Знаешь, а у нас, оказывается, в кране вода есть. Я и не ожидала! – повеселела Надя.
– У нас тоже с водопроводом порядок. Давай я подмету. – Юля взяла веник.
– А я пойду оценю размеры бедствия во всей квартире, – вздохнула Надя.
В детской две металлические с панцирной сеткой кровати без матрасов выглядели как скелеты странных животных. Все постельные принадлежности исчезли. Ящики письменного стола валялись на полу.
Надя стояла посреди комнаты, потрясенная этим зрелищем.
Мимо двери прошла Юля с веником и совком, полным черепков. Возвращаясь, она заглянула в комнату:
– Ой! А где же ты спать-то будешь?
Надя пожала плечами и пошла посмотреть, что уцелело на кухне.
Кухня после погрома оставляла тоже гнетущее впечатление. Шкафчик стола с распахнутыми дверцами был пуст. Никакой посуды – только несколько пустых стеклянных банок.
– Всё вынесли, сволочи! – Надя села на табуретку.
– Надь, пошли к нам. Нельзя тебе здесь оставаться.
– Юль, мне нужно побыть одной. Понимаешь? Одной. А спать… на диване лягу. Шапку под голову, пальто вместо одеяла. Люди в бомбоубежищах на полу спят – и то ничего.
Одноклассница сделала попытку возразить, но Надя ее остановила:
– Не волнуйся. Если будет совсем невмоготу, приду к тебе. Обещаю!
Подруги обнялись.
Когда за Юлей закрылась дверь, Надя вырвала из тетрадки в линейку двойной лист и стала писать письмо отцу – бойцу дивизии народного ополчения.
Для Юрки внезапное появление Нади было полной неожиданностью. Согласившись участвовать в разграблении квартиры Елисеевых, он рассчитывал на то, что они вернутся в Москву нескоро, в конце войны. А к тому времени точно установить, кто обнес их, вряд ли будет возможно.
Пощечина, которую залепила ему Надя, когда узнала, что среди грабителей был и он, до сих пор жгла его щеку. Чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах девушки, он вставил в дверь ее квартиры новый замок. Впрочем, Юрка понимал, что одним замком дело не поправишь.
С Еремеем Юрка связался не от хорошей жизни. В семье Панкратовых он был единственным кормильцем. Бабушка получала иждивенческие карточки, а сестра – детские. По ним полагалась только половина нормы продуктов, по сравнению с рабочими карточками. Да и чтобы отоварить их, нужно было стоять в длиннющих очередях по нескольку часов. Этого Юрка терпеть не мог и в мирное время. К тому же и крупу для голубей добывать становилось всё сложнее. А на рынке цены превышали магазинные в пять, а то и в десять раз.
Жили Панкратовы в шестнадцатиметровой комнате коммуналки – с бабушкиным сундуком в углу, потертым диваном, табуреткой, двумя металлическими кроватями, буржуйкой с выведенной в форточку трубой и лампочкой с бумажным абажуром, свисавшей с потолка.
Пока Юрка шел по улице, размышляя о том, как вести себя с Надей, его бабушка, Анна Николаевна, дома накрывала на стол.
Посуда у Панкратовых была самая простенькая: граненые стаканы, один из которых был щербатым, и видавшие виды тарелки. Маруся помогала бабушке – раскладывала алюминиевые вилки с погнутыми зубьями.
– А Юрка когда придет? – Маруся очень хотела есть и с нетерпением поглядывала на кастрюлю, стоявшую на буржуйке.
– Скоро. Придет – и будем ужинать.
Наконец Маруся не выдержала, подошла к кастрюле и потянулась к крышке:
– А что там?
Но вопрос этот повис в воздухе, как и рука Маруси над крышкой: в комнату вошел Юрка – в пальто и в кепке, как был на улице. Маруся бросилась к нему.
– Тепло у вас! – Он обнял сестру.
– Почему тебя так долго не было? Я тут чуть с голоду не умерла! – Девочка вопросительно смотрела на брата.
– Много будешь знать – скоро состаришься! – Он легонько коснулся пальцем носика сестренки.
Юрка посадил Марусю на стул, подошел к буржуйке и стал греть над ней руки. Потом снял пальто и кепку, бросил их на табуретку.
Пока внук мыл руки в общей ванной коммуналки, бабушка поставила кастрюлю на стол, подложив под нее деревянную подставку.
– Бабуль, ну правда, что там? – Маруся продолжала изнывать от любопытства.
– Каша ячневая.
– Ну во-от! – Девочка была явно разочарована. – Опять ячневая! А я картошку хотела.
О проекте
О подписке