Глава пятая

За ужином мама объявила, что к нам в гости на новогодние праздники приезжает ее старшая сестра Ильза из Риги со всем семейством. Утром с посыльным пришло письмо. Отец одобрительно кивнул. Конечно, ему будет теперь с кем коротать вечера. Муж тетки был известный в Риге доктор, к тому же военный в чине полковника. Сестры завизжали от радости. Приедет их любимая кузина Анна. Я тоже сделал вид, что радуюсь, хотя в душе сильно разочаровался. Ох уж эта кузина Анна!

Позапрошлым летом мы ездили в Ригу к этим самым родственникам. Небогатые немецкие обрусевшие дворяне, добродушные, но со строгими, никому не нужными правилами: завтрак ровно в семь, гулять только с гувернанткой, кучера звать по имени, отчеству, ложиться спать ровно в девять – и прочее, к чему я был не совсем привычен.

Но самое ужасное – это кузина. Рыжая костлявая девчонка на два года младше меня. Зазнайка, каких мало встретишь. Как вспомню ее курносенький нос, усыпанный веснушками и холодные светлые глаза, да еще свои белесые брови нахмурит, так и хочется треснуть ее… Была бы она мальчишкой, ох, получила бы.

Увидев меня впервые, она окинула взглядом мой костюм и поучительным тоном произнесла:

– Такие жабо уже не носят, а чулки по тону не подходят к вашему сюртуку.

Я даже оторопел после такого приема. Она мне протянула свою тонкую руку для поцелуя. Но я не стал этого делать, а лишь поклонился, чем разозлил девчонку. С этого дня мы стали врагами.

Сестры, так те сразу признали в ней вожака. Именно она выбирала, куда мы пойдем, и во что будем играть. Во всех наших детских играх мне всегда доставались невыгодные роли злодеев или чудовищ. В конце концов, я удирал из дома и играл с местными городскими мальчишками, за что меня нередко ругали. Кузен, старший брат Анны, походил на кузнечика: высокий, нескладный, и точно такой же зазнайка.

– Со мной тебе будет скучно, – говорил он, когда я просил взять меня с собой в город. И произносил это таким тоном, будто: нужен ты мне больно! Очень надо возиться с малявкой.

Когда мы уезжали от них, я был несказанно рад. А эта маленькая ведьма специально у всех на виду сунула мне руку почти к подбородку. Я вынужден был поцеловать эту бледную холодную лягушачью лапку. А она криво, победно ухмыльнулась.

А может и лучше, что они приезжают. Я этой Анне приготовлю сюрприз, который она надолго запомнит. Я начал выдумывать, чтобы этакое сотворить? Какую свинью подкинуть? Представлял, как скривится ее большой рот и посинеет тонкое лицо в веснушках, а белесые брови сойдутся домиком, и она захныкает.

Но что-то ничего в голову не шло. Да и зачем делать подлости, да еще девчонке. Что за ребячество? Просто не буду с ней общаться – и всего-то.

***

Добротная карета немецкой работы на крепких рессорах въехала во двор. Бородатый кучер в двубортном пальто лихо управлялся с четверкой уставших лошадей. Карета еще не остановилась, а из распахнувшейся дверцы выпрыгнул немецкий дядька. Как всегда, в пехотном мундире полковника, в начищенных до блеска сапогах. Усы лихо закручены и напомажены. Вид такой, как будто он только что вышел из гардеробной, а не проехал сотни миль.

Он подал руку, помогая худощавой даме, очень похожей на мою матушку, но чуть старше, выйти из кареты. Отец тут же бросился обниматься с полковником и целовать руку даме. Мама влилась в общее веселье.

– Соблаговолите помочь мне выйти.

Эти слова отвлекли меня от сцены семейной радости, на которую я невольно засмотрелся. Я заглянул внутрь кареты. Кто это? Кузина? Нет, не она. Да нет же – кузина. Та злая рыжая девчонка? Она выглядела совсем иначе. Узкое бледное лицо приобрело женственные плавные черты. Не до конца, конечно, но это была уже не девочка, а девушка с холодной северной красотой. Элегантная меховая шляпка с опушкой казалась ореолом. Тонкая, почти невесомая кисть, обтянутая атласной перчаткой, оперлась о мою поданную руку. От этого прикосновения горячая волна пробежала по всему телу.

– Ведите меня в дом, кузен Александр, – мягко сказала Анна. Я не узнал ее голос, совсем не писклявый, а бархатный, сдержанный.

– Прошу, – промычал я, смущаясь.

Она шла чуть впереди, легко, грациозно. Да нет же, это не кузина! Не прежний костлявый лягушонок. Что же с ней произошло. Не иначе кто-то спалил в очаге ее шкурку. Белая заячья шубка мягко колыхалась складками меха, источая неземной аромат. Да что это с ней произошло? Она ли это?

– Как же ты повзрослела, Анна, – обняла ее моя мать.

Лакей Прохор хотел помочь снять шубку, но я отстранил его и сам принял легкий, пушистый кокон, из которого выпорхнула бабочка в голубом атласном платье. Стройная, с тонкой талией, с красиво развернутыми плечами, пусть еще слегка костлявыми, но уже принимавшими очаровательную женскую округлость. А когда она развязала ленты на шляпке и отдала ее лакею, я совсем растерялся, увидев тонкую, гордую шею, красиво убранные белокурые волосы. Возможно, все это мне показалось. Возможно, Анна – обыкновенная девчонка, коих встретишь повсюду. Но еще никогда от вида девушки у меня не переворачивалось все внутри. Не замирало дыхание, не холодели руки. За несколько мгновений я понял всех влюбленных героев, прочитанных мной романов, над чувствами которых раньше смеялся. Теперь я их мог понять.

За ужином мое место за столом оказалось напротив Анны. Взрослые весело о чем-то спорили, поднимали бокалы, вспоминали свою неугомонную юность. Наверное, их воспоминания были интересными. Однако я ничего не слышал, уперся в тарелку, но взгляд сам, помимо моей воли, поднимался, и я видел перед собой ее нежное лицо, аккуратно убранные светлые волосы, длинную красивую шею, открытые худенькие плечи, удивительно красивые руки. Все ее движения были неторопливые, грациозные. Когда за беседой обращались к ней, она расцветала обворожительной улыбкой. Улыбались не только губы, но и глаза, и тонкие реснички, и светлые брови, и, казалось, даже маленький изящный носик. На щеках появлялись ямочки.

Когда же она замечала, что я пристально ее разглядываю, лицо сразу становилось холодным, а взгляд серых глаз леденел. Я тут же утыкался в тарелку и чувствовал, как мои уши начинают предательски пылать.

– Кузен, Александр, – услышал я тихий, властный голос. – Передайте, пожалуйста, соус.

Я не сразу понял, что она обращалась ко мне. Поднял глаза и встретился с пронзительным холодным взглядом.

– Ну, что же вы, кузен Александр, – говорили ее алые губы, а я по-прежнему ничего не понимал.

Сообразительный лакей Прохор хотел помочь мне, потянулся за соусом… В это время я привстал, и тоже потянулся. Мы неловко столкнулись, соусник перевернулся, разливая по белой брабантской скатерти темно-красную лужицу. За столом повисла неловкая тишина. Прохор моментально убрал соусницу на поднос, второй лакей тут же салфеткой промокнул лужицу. Все смотрели на меня с немым осуждением, а я готов был провалиться сквозь землю от стыда. Отец выручил.

– Так, на чем мы остановились? – обратился он к доктору, возобновляя беседу.

– Экий вы неловкий, – покачала головой кузина Анна. И вновь принялась за еду.

***

На следующий день, утро выдалось морозное и солнечное. Яркий свет проникал в мою спальню сквозь заиндевевшее окно. Я расчистил ледяной узор на стекле и увидел, как готовят каток. Неву прихватило намертво, и теперь дворники у спуска с набережной расчищали лед широкими лопатами. Что мне нравилось в зимних забавах, так это – коньки, да еще в такой ясный день. После завтрака я отпросился у отца сходить на каток.

–Ты пойдешь один? – поинтересовался родитель.

– С Жаном, – ответил я.

– Возьми Машу, она ведь тоже любит коньки – настоял отец.

Ну, вот! Придется еще с сестрой возиться.

– И Анну пригласи, – добавил отец.

Анну? Мной овладела какая-то робость. А как ее пригласить? Просто позвать? Разве так можно?

Комнаты девочек находились наверху. Я бодро взбежал по лестнице, но на последних ступенях ноги отказались идти. Как же ее пригласить? – Не желаете, Кузина, сходить на каток? Или: – Могу я вас пригласить покататься на коньках? А если она ответит: – Нет!? С вами мне не хочется. Вы – растяпа, каких свет не видывал. Может, лучше передать приглашение через горничную. Или Машу сперва кликнуть. Да где же горничная Дуняша?

Сделав несколько трудных шагов, я застыл у двери перед комнатой девочек, не решаясь постучать. Прислушался, но с той стороны не доносилось ни звука. У меня не было сил дотянуться до медной сияющей ручки. Мне казалось, что по ту сторону сейчас находится волшебное королевство, где живут феи… Там владение прекраснейшей Анны, самой главной волшебницы…

– И что вы замерли, как статуя командора? – услышал я сбоку голос феи. Вздрогнул всем телом. Оказывается, Анна сидела на подоконнике в холле и читала книгу. Тяжелая занавесь скрывала ее. Теперь же она грациозно спустилась с подоконника и торжественно прошла мимо меня. Отворила дверь. – Вы хотели пригласить меня на каток, я правильно поняла? – Внимательно посмотрела мне прямо в глаза, отчего я действительно чуть не превратился в статую.

– Буду безмерно счастлив…– пробурчал я.

–Так подождите внизу. Мы сейчас с Машей оденемся и спустимся.

Я выдохнул. Все оказалось намного проще.

Овал катка походил на зерцало в снежной оправе. Озябший оркестр играл фальшиво, но задорно. Тут же толкались торговцы с горячими калачами и медовым сбитнем. А на катке множество людей. Не смолкал гомон, смех. Пузатые чиновники не спеша катят, о чем-то важном беседуя. Молодые барышни, спрятав руки в меховые муфты проносятся, словно стайка стрижей, весело щебеча. За ними следом их кавалеры, гордо вздернув носы. Низенький господин, часто перебирая ножками, толкает перед собой финские сани, в которых сидит толстая дама преклонных лет. Кто-то неловко упал, и вокруг все засмеялись. Неудачника поднимают, отряхивают, а он снова выкидывает коленца и валится, да еще товарищей сбивает с ног.

Мы спустились по каменной лестнице. Маша тут же пристала к Жану:

– Вы будете меня вести. Я плохо стою на коньках.

– Буду безмерно счастлив, мадмуазель, – с готовностью ответил Жан.

Степан принял наши шубы и встал в сторонке.

– Вот же странная забава, – усмехнулся он. – Эдак шлепнешься, и зубы здесь оставишь.

К нам тут же подошел распорядитель катка с большим ящиком, в котором лежали коньки. Подобрал нам пары. Деревянные дощечки по форме ступней с тонкими шнурками, а снизу прочно приделаны отточенные лезвия коньков. Носы изящно загнуты. Распорядитель долго возился, подбирая Машеньке пару на ее маленькие ножки. Мы с Жаном сами быстренько нашли нужные коньки.

– Вы мне поможете, кузен Александр, – попросила Анна.

Я присел и аккуратно затянул шнурки коньков на её тонких замшевых сапожках. – Спасибо. Вы очень любезны.

От этих слов, от ее бархатного голоса сердце превратилось в кузнечный молот, бьющий со всей силы о наковальню.

Оркестр грянул мазурку. Подлетел какой-то щеголь, лет шестнадцати.

– Позволите вас провести по кругу? – Протянул он Анне руку в лайковой перчатке, с видом, не приемлющим возражений. Я готов был разорвать его на части. Что за наглость? А Анна? Неужели она согласится?

– Мерси, – ответила девушка холодно, кокетливо склонила головку, – но я уже занята. Может, в следующий раз.

В душе у меня взорвался салют.

Щеголь пожал недовольно плечами и поехал искать другую пассию. Заметив мое напряженное выражение лица, она звонко расхохоталась. Неужели все поняла?

Я вел Анну по кругу. Снял свою перчатку, чтобы лучше чувствовать тепло ее тоненьких пальчиков под меховой варежкой. Она прекрасно стояла на коньках. Мы резво скользили, лавируя между грузных дам и важных господ. Анна порозовела от морозного воздуха. Она задорно смеялась, показывая ровные белые зубки. Ямочки на щеках так и играли. А когда я не рассчитал скорость и на повороте свалился в сугроб, она налетела на меня. Мы сидели в снегу и долго хохотали.

Домой вернулись мокрые, разгоряченные… Я никогда до этой поры не испытывал столь странного чувства: сочетания высшего счастья и безграничной свободы, когда весь мир с его радостями и горестями теряет смысл перед одной ее улыбкой. Вся философия вселенной заключена в ее загадочном, манящем взгляде. Она и есть – вселенная.

Но чудеса в этот вечер не закончились. Отец вызвал меня в кабинет. Показал красочный конверт.

– Князь Аршинский, Илья Егорович, устраивает детский крещенский бал в честь своих дочерей. Вот, прислал тебе приглашение.

– Но, отец, у нас траур. Я не могу пойти. Да и что там интересного? Соберется детвора… Какие-нибудь глупые игры затеет гувернер. Потом всех угостят сладостями и устроят танцы под клавесин.

– Не совсем, – качнул головой отец. – Дочерям его исполнится четырнадцать, так что, приглашены отроки твоего возраста, ну и чуть постарше, но детворы, как ты выражаешься, там точно не будет. Заказан оркестр из Императорского театра³¹, а не один пианист. И, я, конечно, этого не одобряю, на столах выставят слабое шампанское.

Настоящий бал! Вот это – здорово! Я еще никогда не присутствовал на настоящем балу. Пусть для подростков, но с оркестром, с шампанским! Не утренник до обедни, а настоящее ночное веселье. Раньше меня вечно приглашали с Машей на скучные утренники для малышни с шоколадными тортами и крюшоном. А тут!..

– Но, отец, у нас траур, – напомнил я еще раз.

– Я знаю. Замолю как-нибудь этот грех за тебя. Хочу, чтобы ты сводил Анну. Когда еще ей удастся к нам выбраться и посетить настоящий петербургский бал?

С Анной на бал? На настоящий бал! Я буду с ней танцевать! Это – сказка! Чудесная сказка!

***

Я пребывал в полной растерянности, перебирая свой гардероб. Как же я покажусь с Анной на балу, если у меня вся одежда какая-то мальчишеская. Мы с Жаном и с гувернером месье Де Бельте перевернули ворох одежды, но я так ничего и не подобрал. Мне казалось – все не то, блузка слишком широкая. Фрак совсем не идет к панталонам. А башмаки с какими-то дурацкими пряжками.

Постучался Степан, сказал, что карета готова.

– Ой, барин, так вы еще не при параде, – всплеснул он руками.

– Я не знаю, что надеть, – с отчаяньем в голосе выпалил я.

– Вы, прям, как покойный граф наш Петр Васильевич, царство ему небесное. Тоже вечно, как собирается куда, не знал во что рядиться. А батюшка мой ему говорил: – Бросьте, Петр Васильевич выкаблучиваться. Наденьте, что первое под руку попалось.

– И что? – не понял я.

– И получалось, – усмехнулся Степан.

Я так и поступил. Что попалось – то и надел. И тут Степан оказался прав. Надо же – сработало! Платье сидело на мне ладно и в тон. Колдун этот Заречный, не иначе?

Анна грациозно спускалась по лестнице в чудесном розовом легком платье, перехваченное пояском чуть выше талии. Казалось, плыла по воздуху, не касаясь ступеней. Как же она была прекрасна и воздушна. Завитые локоны, дерзко спускавшиеся на виски, делали ее еще детское лицо строже. Маша робко провожала ее, шагая чуть сзади. Она с восхищением смотрела на кузину, улыбалась, но с глаз готовы сорваться слезы. Обидно, что ее не взяли. Но ничего не поделаешь – она еще маленькая.