– Согласен. Но это – не наше дело. Теперь кшатра Персии желает окончательно разорить осиное гнездо македонских правителей. Вообще вырезать весь этот горный народ. Да и сам род Аргеадов ему, как кость в горле.

– Кто нынче возглавил Македонию?

– Мальчишка. Ему едва исполнилось двадцать. Некий Искандер.

– Некий? – негодующе воскликнул Фидар. – Мальчишка? Я его на всю жизнь запомнил.

– Откуда ты его знаешь?

– Знаю. Встречался лицом к лицу.

– Так расскажи!

– Тебя тогда в Вавилон отправили подавлять бунт касситов⁴⁸. А наш отряд в две сотни голов стоял в Газе⁴⁹. Пришел приказ: срочно грузиться на корабли. Нас перевезли в Элладу. Только сойдя на берег, мы узнали, против кого выступаем. Филипп Македонский вторгся, угрожая Фивам и Афинам. Их правители срочно стали собирать войска. Жители городов отдавали последние украшения, чтобы оплатить наемников. В Персию отправили вестника просить о помощи. Что успел сделать тогда еще живой кшатра Ох, так это – выслать наш отряд в две сотни всадников. Пешие войска по суше не подоспели бы вовремя.

– Ты говоришь о сражении при Херонее⁵⁰? – сообразил Спитамен.

– Да. Если бы не горячность афинян, мы бы разбили Филиппа. Силы были примерно равные: что у него около тридцати тысяч пехотинцев, что у фиванцев с афинянами. У нас даже всадников было больше. День стоял жаркий. Лето в самом разгаре. Наше войско выстроилось двумя фалангами. Левое крыло заняли афиняне. Их возглавляли знаменитые воины Лисикл и Херос. На правом – фиванцы. Наш отряд вместе с фиванской конницей прикрывал фланг. И место оказалось удобным. По правую руку нас защищала река. Впереди встали воины из священного фиванского отряда. Если бы ты их видел! Высокие, мощные, в белых священных туниках. На медных шлемах красные гребни конских волос. На круглых белых щитах золотые морды львов. Отвага так и плескалась через край. Не воины – гранитные глыбы!⁵¹ Филипп – хитрец выстроил воинов тоже двумя фалангами. Одну большую поставил против афинян и прикрыл ее с фланга небольшим отрядом всадников. Против фиванцев же поставил меньше воинов, а почти всю конницу спрятал сзади: приказал всадникам спешиться. Эллинские полководцы не уловили его коварный замысел.

– Так в чем он заключался?

– Когда два войска встретились, началась страшная кровавая битва. Длилась она довольно-таки долго. Вдруг большая фаланга Филиппа, что сражалась с афинянами, стала отступать. Причем делали они это быстро, но, не нарушая строй. Лисикл и Херос, воодушевленные успехом, увлекли воинов преследовать отступающих македонян. Образовалась большая брешь между строем афинян и фиванцев. Мгновенно в эту брешь ринулась неудержимая конница, что пряталась за фалангой. Ударила в незащищенный фланг фиванцев. Весь священный отряд пал на месте. А в это время Филипп остановил отступление и сам пошел в атаку. Тогда афиняне поняли, что погорячились, но было уже поздно. Полный разгром!

– Так расскажи об Искандере.

– Вот как раз этот юный Искандер, ему тогда едва минуло восемнадцать, и командовал конницей, смявшей фиванцев.

– Постой. Неужели Филипп доверил главную ударную силу неопытному юнцу?

– Как видишь, – и не ошибся. Его натиск решил исход битвы.

– Но ты-то где с ним столкнулся?

– Когда в нас врезалась македонская конница, тогда и встретил. У эллинских всадников своя тактика боя. Они спрыгивают с коней и отдают вожжи оруженосцам, а сами рубятся на мечах. Как только противник отступает, или самим им надо отступать, они вновь садятся на коней и совершают маневр. Но македоняне не спешивались. Всадники Филиппа орудовали копьями длиной в три человеческих роста. Попробуй к ним подобраться.

– Ну, про Искандера – что? – не терпелось Спитамену.

– Вижу, на меня летит всадник с длиннющей пикой. Целит прямо в лицо. Мое копье бесполезно против его сариссы. Я метнул копье ему в голову. Никогда не промахивался, а тут на два пальца в сторону отклонилось. У меня все тело до самых пяток похолодело. Думаю, если он меня насадит на сариссу, как на вертел, вид будет неприглядный. Как сейчас помню: глаза горят углями в прорезях шлема, зубы оскалил, конь у него мощный, с большой головой, и наконечник в локоть длинной летит прямо в лицо.

– И как тебе удалось уцелеть?

– Сам не пойму. Чудом. Изогнулся так, что чуть с коня не слетел. Наконечник над ухом скользнул. Ухватился я за древко, думал, скину всадника. Но он хорошо держался. Копье переломилась. Тогда мой противник откинул в сторону обломанное древко и на меня с мечом кинулся. Я свой акинак достал. Он рубанул сверху. Все силы в удар вложил. Но я его жестко встретил. Руку ему отсушило, а кисть не удержала копис. Остался он без меча, и щита у него не было. Он передо мной был, как ты сейчас. Один удар, короткий тычок острием меча в горло – и все!

– И ты…

– Не смог. Не знаю, почему. Волю, как будто сковали. Рука не слушалась.

– А он?

– Он снял шлем. Спокойно так снял, как будто не в битве участвует, а на веселой прогулке. Снял шлем и небрежно отшвырнул его назад, не глядя. Я смотрю – совсем мальчишка. Кудри светлые до плеч. Лицо едва пушком поросло. Глаза ясные, помню: один серый с голубым отливом, а другой чуть зеленый, – глаза у него разные. Смотрит на меня холодно, безразлично, как будто знает, что не пришел его смертный час. Такого презрения к опасности я еще не видел. Всего пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а мне показалось – вечность. Ничего с собой поделать не мог. А он мне говорит с наглой ухмылкой: – Твои, бегут, и ты спасайся. Я дарую тебе свободу.

– Ты не врешь?

– Когда я тебе врал?

– Прости. И что дальше?

– Дальше, – горько усмехнулся Фидар. – Дальше налетели гитайры Филиппа. Еле ушел. Убегал так, что чуть коня не загнал. Помнишь, у меня тогда Сарыстыр был? Быстрый конь. Он меня спас. Мне весь плащ копьями изодрали, – стыдно вспоминать. Потом мы просили у македонян забрать тела убитых воинов. Из двух сотен нашего отряда пятьдесят человек полегло.

– Да, я помню, доходили вести, – кивнул Спитамен.

– На переговорах встретил я тогда македонянина, старого воина. Парменион его звали. Спросил, что за мальчишка в их отряде? Он ответил, что это сын Филиппа. И не мальчишка вовсе – конницей командует. Так чего он в самую гущу боя лезет? Я же мог его убить. Парменион только рассмеялся. Говорит: «Ты же его не убил. Да и не смог бы. Ахилла⁵² убить смог только сам Аполлон⁵³, а этот мальчишка – потомок Ахилла. Сейчас он смеется над тобой, хвастаясь гетайрам⁵⁴, как одним взглядом остановил здоровенного перса».

– Про него много чудес рассказывают, – безразлично махнул рукой Спитамен. – Но его правлению скоро придет конец. Дараявуш соберет огромную армию. Мне приказано не жалеть золота. Скоро сюда прибудут сколоты. Потом я переберусь через Дон, буду просить воинов у роксоланов. Помнишь бесстрашного воина Скопаса?

– На Скопаса не рассчитывай.

– Почему?

– Он пал в бою.

– Могучий непобедимый Скопас? – не поверил Спитамен. – Хотел бы я посмотреть на того смелого ксая, что смог одолеть этого быка. Наверное – великий воин? – Он отпил вина. – А что за мальчишка с тобой?

– Был рабом у языгов.

– Но он же с оружием? Разве рабам разрешают носить оружие?

– Я освободил его.

– Ты не можешь так поступать, – недовольно покачал головой Спитамен. – По законам степи – это неслыханное преступление. Ладно бы ты его увел, отбил и заставил служить себе… Но позволять невольнику носить оружие – это неправильно.

– Я сам был рабом. Я – живой-убитый, – мне все можно. Мара разрешила мне его освободить.

Спитамен схватился за амулет, висевший на шее.

– Не упоминай так часто имя ее. Накличешь беду. Если Черная Мать разрешила – спорить не буду. Но зачем ты его теперь таскаешь с собой?

– Хочу воина из него сделать. Я клятву дал перед Савром.

– Из этого худющего ягненка сделать воина? – усмехнулся Спитамен. – И чем невольник-мальчишка заслужил такую честь?

– Это он убил Скопаса.

Спитамен долго молчал, удивленно уставившись на Фидара.

– Смеешься надо мной, – фыркнул недоверчиво он. – Скопас копьем пробивал эллинский гоплон⁵⁵. Топором мог голову расколоть на две части…

– Исмен! – громко позвал Фидар.

Мальчик в это время, раскрыв рот, слушал воинов. Смельчаки собрались в круг и хвастались боевыми подвигами, показывали шрамы, сравнивали длину клинков, чеканные узоры на ножнах. Услышав зов, он вошел в шатер. Спитамен окинул его пристальным взглядом.

– Исмен, покажи ему свой меч, – попросил Фидар.

Мальчик снял с пояса акинак и протянул Спитамену. Тот отставил чашу и обеими руками, выказывая большое уважение к оружию, взял клинок. Оглядел со всех сторон узор на ножнах. Крылатые грифоны с головами хищных птиц когтями и клювами терзали лошадей. Олени убегали от волков. Гуси летели, расправив крылья. И каждую картинку отделял косой крест с завитками на концах. Спитамен вынул на два пальца острый клинок, затем отдал меч обратно Исмену.

– Убедился? – спросил его Фидар.

– Ты знаешь, чей это меч? – спросил Спитамен, в упор, глядя в глаза Исмену.

– Вождя роксоланов Скопаса, – не смутился мальчик.

– Ты честно присвоил его себе?

– Да! – твердо ответил Исмен.

– Где прежний хозяин этого клинка?

– Тело его спит в кургане. А душа пирует вместе с Папайем.

– Ты ему помог увидеться с богом?

– Я. Савр – свидетель, – честно признался Исмен.

– Садись, – решительно сказал массагет мальчику, указывая место рядом. Приказал слуге: – Еще одну чашу для юного воина.

– Ему рано пить вино, и он еще не посвящен в ксаи, – напомнил Фидар.

– Если у него в руках акинак, обагренный кровью сотен славных воинов, он – ксай.

– Не ксай он. Савр еще его не признал.

– Откуда ты знаешь? Любой воин из моего окружения, если бы принес этот меч – стал бы сразу моим товарищем.

Исмен, ничего не понимая, взял из рук слуги золотую чашу с темно-красным терпким напитком.

– Расскажи, как ты убил Скопаса, – попросил Спитамен.

– Попал стрелой ему в глаз, – просто ответил Исмен.

– Слышал? Он не бился с ним на мечах и на копьях, – встрял Фидар.

– Все равно! – упрямо стоял на своем Спитамен. – Часть силы Скопаса перешла к нему. Ты же не можешь этого отрицать!

Снаружи послышались крики, шум. В шатер заглянул слуга и сообщил, что идут сколоты. Воины поднялись, вышли наружу. Исмен пригубил вино и скривился: ну и кислятина. Отставил чашу, последовал за Спитаменом и Фидаром.