И вновь обманом и хитростью Игорь учинил бойню. Побили они другов своих, которых едва-едва человек сорок насчитывалось. Ошибся воевода в счете своем.
Вот и хорошо, – довольно сказал Игорь, обтирая меч об убиенного им булгарина, – меньше говорить всякое будут. Мертвые лепше тайну сохраняют. Так ведь, воевода? – и тут же князь со всего размаху вогнал меч тому в живот.
Так, князь, – захрипел тяжело тот, да так и рухнул на землю.
Один есть, – тихо сказал Игорь и зашагал по полю к остальным.
Вскоре войско собралось и удалилось от этих мест, оставив тела на раздор хищным птицам и твари земной.
По дороге Игорь разбросал всякую утварь, взятую из города того, дабы создать видимость нападения с той стороны.
– Так-то лучше будет, – тихо говорил князь, хмуро из-под бровей посматривая на то, что содеяно, – надо бы и других к земле прибрать. А то разболтать могут всякое.
И Игорь начал составлять план дальнейших действий. Совсем скоро был привал и на нем князь поспешил избавиться от излишних свидетелей содеянного той ужасной ночью.
Напоив сотников своих почти до усмерти, он возложил их всех спать на одну лодию, а затем украдкой поджег ее и со стороны наблюдал за тем, чтоб никто в живых не остался.
Но тревоги в этом его были напрасны. Лодия сгорела дотла, а останки людей разнеслись волною в разные стороны.
– Вот и все, – тихо сквозь зубы сказал князь и удовлетворенно потер руки, замозолившиеся от частого употребления меча и немного дрожащие от хмельного угару.
Рать восприняла ту весть скорбно. Жаль было ей сотников – таких же братьев по оружию, как и они.
– Видно Перун чем-то рассердился на нас, – сказал молодой воин, скорбно бросая крохи земли в свежевскопанную могилу на берегу огромной реки.
– Это не Бог карает нас, – отозвался кто-то другой, – это мать-земля наша такого бесчинства не может потерпеть.
Разговоры и дальше продлились, но вскоре поутихли. Князь все то слышал, и это ему не понравилось.
– Надо их также к земле приспособить, – тихо процедил князь и вновь начал обдумывать, как бы что сотворить, чтоб поменьше той рати очевидной осталось.
И снова князь добился своего, как только к порогам тем подошли.
Велел на очередном привале собрать все драгие предметы на нескольких кораблях князь и своих самых верных людей поставил во главе их.
Сам же с группой других собрался плыть на ином судне.
Когда все готово было, велел Игорь паруса поставить всем, окромя судов с их богатствами, которые посреди плыть должны.
Удивилась рать его общая. Еще ни разу через пороги с парусами не ходили.
«Ветер в нашу сторону, – сказал на то князь, – Перун помогает нам».
Поверили той россказни князя воины и так сотворили. А спустя время некоторое пустились в путь.
К тому времени в небе гроза разразилась. Молния, гром ударяли поочередно.
Перун путь нам освещает, – закричал князь со своей лодии, – гром его камни под нами разрушает. Вперед, за мной, воины верные, отроки князевы.
В этот момент темнота наступила, и ничего видно не было.
Суда под парусами на камни те пошли, ветер гнал их жестоко, дождь сильно заливал, а в некоторые лодки молния ударила и огонь вызвала.
Князь же спрятался за уступом скалы огромной, опустив парус свой и держа лодию на веслах.
Видел он, как лодии рати его верной вглубь камней тех уносились, там переворачивались и разбивались. Многие горели заживо и в реку бросались, но воды ее вглубь затаскивали, вихрем кружа и со всех сторон наплывая.
Так и погубил князь войско свое, оставив только тех, кто лодии с богатством охранял, да еще, кто с ним рядом находился.
Сам же по скале пробрался на берег и через время возле лодий с богатством оказался. Был он мокрым и растрепанным, отчего показался всем таким, словно в аду том побывал.
– Горе мне, – воскликнул князь, якобы к небу обращаясь и на колени став перед людьми теми, – погибли все мои друговы ратные. Бог пожалел только меня. За что, спрашиваю? Так сделал он потому, что верность всегда ему храню. Богатства эти ему везу. Честь и хвалу воздать должен Перуну нашему, иначе громом и молнией покарает всех, да еще путиной дождя и волною круговерти большой.
Игорь склонил голову до земли и сделал вид, что рыдает. Склонились и те, что остались возле лодий этих и зарыдали взаправду.
Жалко им было людей своих, а еще жальче князя им стало. Вскоре укрыли плечи его они хламидою и отвели на одну из лодий, где хмелем напоили и спать уложили.
– Велик наш князь, коли Перун его одного в живых оставил. Честь и хвала ему одному. Век правдой и верой служить будем, и весть сию везде и расскажем.
Слышал то князь со своего места и про себя радовался.
– Хорошо же я сделал, что так умно поступил, – тихо говорил он про себя, – теперь, никто правды не узнает и имя мое вовек славиться будет.
С теми мыслями он и уснул.
А на утро, по погоде хорошей он с судами пороги те миновал и к Киев-горе приблизился. И вновь рать его малочисленна подивилась тому.
– Видать и взаправду князь потомок Олега Вещего, сын его сродный. Только так мог поступить тот. И также этот поступает.
Так весть сия и разошлась по всему свету и до сих пор Игоря того, что "Слово" свое никогда и не писал, за князя великого почитают и хвалу какую воздают.
Книгу ту писал уже правнук его Мстислав Ярославович, узнав сие от бога самого. Да и то всю правду он не написал. Побоялся уже себе навредить, ибо потомок он был Игоря по роду его с Ольгою, женою князя того.
И написал Мстислав книгу ту от его имени также по божьему завету, ибо Бог хотел, чтоб народ русский правду-матушку знал и почитал. Но как видно из самого "Слова…" не все так ясно там указано.
И только сейчас Бог правду ту ведает, ибо теперь она никому не вредит, а только может пользу принести, да еще знания какие о прародителях своих кое-кому.
Бояться того не надо и от совести уходить далеко. То время прошлое и людьми теми прожитое. Потомок к тому отношения не имеет. Есть у него своя душа и свой ум, оценить который могут только люди окружающие не в угоду ему, а по справедливости.
Таков мой завет по сему, яко Бога вашего всевышнего, ибо сие лично сам подаю и желаю очистить скорее душу ту падшую земную, дабы имя его зачастую в людской скорби больше не произносилось. Хотя имя само не виновно, и всяк его почитать должен, ибо и оно мною составлено, и дано людям повек. Речь только о человеке-теле его ведется, а не об именах вообще. Ну, да, ладно, возвратимся к отроку тому и посмотрим, чем дело то все завершилось.
Князь подошел на своих лодиях к Киев-горе той, и отовсюду народ ближний прибежал встречать его. Думали вначале, что лодии других отстали по реке, но когда князь сообщил, что рать по пути по всяким причинам погибла и что город тот врагом сказался, тут же праздник в общую панихиду превратился.
Плакали и горевали люди. Многих в семьях не досчитались. Вышла на брег и княжна Ольга, мужа своего повстречала. Бренная особью оною она уже была. Живот говорил об этом. Увидал Игорь то и вовсе обрадовался.
– Знать Перуну и взаправду все то угодно, что я сотворил, – тихо сказал князь, подходя к своей жене и обнимая ее. Никто тех слов не услышал, да и не до того было.
Плач стоял по всей округе ближней, а вскоре и на гору вверх перебрался. Рыдал весь город Киев, ибо погубил Игорь его жителей. Семьсот шестьдесят пять жизней положил князь собственноручно, считая и те, что сотниками были погублены, ибо он ими повелевал, и он же всяко дело обставлял.
Но никто не знал того и всякий князя почитал. А тут еще оставшиеся рассказали о буре и о том, что Перун только князя и спас.
Люди вообще пали на землю, да так и оставались там аж до самых вечерних сумерек. Богатства, правда, сразу снесли и в терем тот на горе сложили.
Остался князь без рати и охраны своей. Но мало горевал он по тому. Знал, земля даст других людей, которые предыдущих заменят и ему всяко благо будет.
Довольная ли ты, любовь моя и зазноба Ольга-княжна, тем, что я тебе привез?
Да, князь, довольна и горжусь тобою. Сына нашего к тому приучать буду и всяко поддерживать его во всем. Особо в делах ратных. Они богатства нашей земле могут принести больше, нежели труд какой или что еще.
Вот так и начиналась русская культура, такой она есть и по сей день. Очень мало с тех времен сохранено, но все же кое-какие доказательства имеются.
Но пойдем далее по "Слову Игоревом" и расскажем, что было потом.
А потом, совсем немного осталось. Только год и прожил князь в богатстве том дивном. По весне с большой водою Игорь вновь по землям пустился.
– Коль могу я добывать злато за пределами земель моих, то почему у себя мне не сделать того же, – так говорил сам себе князь.
И дело то проворно делал. Но не долго ему помыкать люд пришлось.
В краю древленском /деревьев там было много тогда, а сейчас край тот Полесьем зовется/ участь его и настигла. Набрал к тому времени князь в лодии свои добра всякого и в пору домой было возвращаться. Но, как говорят, жадность другую губит. В одном из городов тех древних то и случилось, что Оступью тогда звался из-за неприступности его в осаде какой.
Стены огромные были воздвигнуты из бревен больших и никому проникнуть туда не удавалось.
Был там воевода посадский. Терем тот был княжеским посадом. Древлянский князь там отдыхал в ряды лета какие /в общем, загородный дом по тому времени/.
Не понравилось воеводе это тому, Тимом его звали, от слова "темя", что значит, макушка на голове. Плешь там была у него на том месте.
Так вот, Тим этот, подарив князю многое из вещей, решил и себе что-то оторвать. Но ратник княжеский Игорев заметил то и Игорю сообщил. Князь, не долго думая, пошел к дому Тима того, чтоб поговорить с ним и составить мзду дополнительную за дело такое.
Но воевода прознал об том раньше и приготовился к встрече.
Стали у входа два его ратника дюжих и когда Игорь вошел, они его на мечи и подняли, как вора-злодея какого. Князь и понять не успел, что случилось, как помер. Меч один сразу же под сердце угодил, а другой в легкое вошел.
Испугались ратники те, что сделали это. Не думали они, что то князь будет. Обманул их воевода. Побросали они мечи и к дверям метнулись, но тут рать немногочисленна князя приблизилась к дому и, завидев окровавленные руки тех, вмиг их порубила, так и не спросив обо всем.
Тим же встретил ратников с беспокойством, князя на руках своих держа. Видел он, как тех двоих порубили. Но не спасло его это, так как воин тот, что князю обо всем сообщил, тут же рассказал о его делах.
Рать бросилась на Тима и через минуту дело было кончено. Но затем никто не знал, что и делать. Как князю древлянскому сообщать, как княгине что сказать. Не уберегли князя от злого глаза и руки врага в земле своей.
Долго размышляли воины, но так ни к чему ж не пришли. Погрузили тело они Игоря на лодию, да так и в путь обратный двинулись. Тима же в реку бросили да тех двоих, что на уговор его согласились.
Долго шли суда по реке обратно. Тело князя сильно уже попортилось. Но никто выбросить его не решался. Так и довезли его, едва-едва сдерживая самих себя от зловония исходящего.
Весть о гибели дошла раньше лодий по земле обычной. Не пошла Ольга встречать, как обычно, на брегу мужа своего. Только на крыльцо дома своего вышла с младенцем на руках, который совсем недавно родился, и произнесла:
– Ненавижу я землю русскую. Покараю древлян тех, а также всех, кто еще руку на княжескую семью поднимет. Будет сын мой в этом порукою и силой большою. А пока он взрастет, сама править буду. Не было так до этого – так будет.
И с той поры так и повелось на Руси. Муж погибает, жена его правит. Княгиней либо царицей называясь.
Ничего не сказали по тому поводу те, кто окружал Ольгу. Боялись ее. На гридню она полагалась и были они ей лучше, чем кто-либо еще, ибо ими управлять можно было всяко без супротив слова сказанного.
Похоронили князя Игоря возле отца названного его, и на могиле Ольга поклялась отомстить за смерть его оную всем тем, кто в городе том проживает.
Для отмщения того она на хитрость пошла. Голубей собрала, перья им смолою обмазала и подожгла, отпустив возле города того, в облоге находясь.
Голуби к голубкам полетели и крыши домов загорелись. Погибли и птицы те, богом, как символ мира обозначенные.
Древляне из города того сдались и многих, особо мужчин, порубили, тут же в реку бросая, как тех, кто князя киевского погубил.
Прибыл сюда и князь древлянский. Голову склонил перед княгинею. И тут же ее лишился. По приказу Ольги гридень отрубил оную.
– Не нужен такой князь земле древлянской, коль не может людьми править и всяк совладать. Пусть, подыщут себе другого. Не важно, чтоб умом или чем отличался. Важно, чтоб порядок чинил, дань привозил и мне лично или князю киевскому, Руси всей подчинялся.
Так было порушено первое, чему учил сам Бог. Выдвигать на такие посты людей умных и силой тою же обладающих, а не просто молчаливо подчиняющихся и тем самым вред, как себе, так и люду принося.
Так оно все передалось по поколениям, и так до сей поры вершится. А коли не так и по-другому – то все равно только в угоду себе или кому-то творится.
Это я говорю вам – Бог, которого Перуном, Сварогом и прочим именем называли во время прошлое. Затем Христом, Богом-отцом и духом святым. По-разному было то и есть оно сейчас. Жалко только, что с именем моим души ваши мало меняются. И жалко мне тех, кто во все времена под рукой такой вот стати людской пал просто так, ради славы кому-то или богатства всякого.
Но продолжим сей сказ.
Итак, Ольга отомстила за князя и в Киев обратно воротилась. Но тут весть ее ждала другая неугодная. Половчане вдруг возле стен городских объявились .
«Кто такие?» —спросила Ольга у одного из тех, кто к городу сему прибыл и был за главного.
Половцы мы, – ответил тот человек, – я каган ихний. Зовусь Ямбожем. Далеко от вас проживаем. Мало у нас всякого добра из древа и под ним растущего. Хотели б мы попросить помощи у вас. Дайте семян каких, чтоб и мы обзавелись тем же. Может, также кое-чему другому обучите. От того не откажемся.
Нет у нас ничего, – ответила Ольга, – уходите от стен града сего. Не до вас сейчас. Только мужа-князя похоронила. Память о нем еще не остыла.
Обычай любой уважаем, традиции сохраняем, – ответил каган половецкий, склоняя голову, – придем в другой раз, когда горе ваше поостынет немного и сами вы жизнью наберетесь.
С теми словами половцы, численность которых была человек восемьдесят, удалились.
Что за люди такие? – спросила княгиня у одного из старых людей при посаде княжеском находящегося.
Это половцы, дань времени прошлому, – ответил старик.
Что то значит? – сурово спросила Ольга.
Олег Вещий поведал мне о том, а ему передал Кий, отец его об этом. В родстве кровном мы состоим. Боги, правда, наши по-разному называются, но веру одну чтим. Свядоборг – их бог зовется. Так говорил Олег Вещий. Когда-то мы все состояли в роду одном в каком-то древнем царстве. Горы там большие из камней воздвигали. Потому и здесь такие воздвигли.
Об том знаю, – перебила нетерпеливо Ольга, – отец сказывал. А об людях тех не слышала. Думаю, ошибаешься ты в этом. А кто еще об этом знает?
Ох, мало людей таких осталось, хотя по роду может и передалось.
Так назови имена их, – сказала Ольга, блеснув глазами, – хочу к себе приблизить. Пусть, мне то все ведают сами. У тебя-то есть в роду кто?
Да, сын мой у тебя в гриднях служит. Хазарий зовут его.
Знаю такого, – ответила Ольга, – а что за имя ты ему дал такое?
Так бог повелел, Перун, – ответил старец и развел руками.
Вели, пусть ко мне придет и составь имена тех, кто сие знает в граде нашем или где еще.
Хорошо, княгиня, составлю. Только за других не знаю. Давно ведь здесь проживаю.
– Ладно, хорошо. Составь тех, кого знаешь. Да, смотри, не забудь.
А спустя время, дней через десять, все те люди были собраны воедино в родах своих вместе с детьми малыми и большими. Был и гридень тот тут, что Хазарием звался.
Знаете ли вы половцев? – прямо спросила Ольга у тех людей.
Знать не знаем, а только ведаем о том по роду своему Сварожскому.
Что за род такой? – удивилась княгиня.
Все мы из одной семьи выросли, – отвечал другой человек, – затем по роду семьи в стороны ушли, да так и разошлись по свету.
Знать, вы тогда не русские? – предположила княгиня.
Нет, мы все русские. Только так прозываемся по-своему в семьях и богу тому же подчиняемся.
Как, не Перуну?
Перуна почитаем, Сварога признаем, как бога своего.
А Свядоборг?
То есть бог половецкий.
«Ага, – сказала Ольга, – значит, в бога нашего Перуна не веруете?»
Нет, княгиня, почитаем всяко, а веруем своему. Потому и прозываемся сварожцами.
Так, так, – постучала Ольга пальцами по крепкому столу, за которым сидели все, – а что еще за половцев мне поведаете?
Такие же, как и мы они, – отвечал тот же человек, – и к роду одному нашему относятся. Давно, правда, они ушли в края дальшие, а может, по пути сбились и заблудили, да так и осели.
– Где же их земли располагаются?
Того мы не знаем. Ведаем только, что есть такие люди и нам они сродни приходятся. Знаем только, что мало древ у них, а то и вовсе не растут они. Потому, за помощью они и приезжали.
А что, вы беседовали с ними?
Да, был разговор у нас небольшой. Люди они хорошие. Правду говорят всегда и в мире жить хотят со всеми.
Кто еще знает и ведает о разговоре вашем, да и о них? Может, кто больше сумеет рассказать?
Да нет уж больше никого. Только мы и вели беседу. Язык к нашему чем-то схож. Князь их, правда, ведает и по-русскому. Обучен он ему в детстве далеком от предков своих.
«Хорошо, – сказала княгиня, – побудьте здесь за этим столом». Распоряжусь я, чтоб накормили вас сытно. Хорошую весть мне принесли.
Благодарим, княгиня. Велика для нас честь такая.
Ничего, я свой люд люблю и оберегаю всяко.
А через время обед тот и состоялся, после которого каждый вплоть до самого малого животом вверх и расположился.
Отравила их Ольга и волхвами прозвала зa то, что воздавали /влачили/ хвалу богу иному и волновали люд другой, рассказывая о половцах и других людях.
Затем клич княгиня дала и во всех землях волхвы те были уличены и казнены. По реке их тела пускали, и всяк длинной жердью отпихивали, чтоб уносились далее к порогам тем, что уже костью людскою обросли во много раз больше, чем самим камнем.
Так оно и повелось с тех пор. Кто правду на Руси воспеть хотел, то тех сразу волхвами прозывали и тут же казнили. Долго так шло, и злобе предела не было.
Ольга подстрастила то, разнеся весть о том, что волхвы якобы ее отравить хотели. А так, как она с ними за одним столом сидела, и то все видели другие, то тому и поверили. А еще говорили так:
О проекте
О подписке