Глава 9.

Посадник.

Ту ужасную ночь Василий Буслаев и товарищи запомнили надолго. Никогда ещё прежде старшина так не уставал, и никогда ему так не хотелось напиться. Святослав и Василий не изменяли своим обычаям и пили только вино, остальные пили по привычке хмельную брагу. Вольга искренне оплакивал наставника. Совсем другое настроение было у Садка. Стоило ему как следует напиться, как он отправился дебоширить по Людину концу. Для начала он водрузил-таки голову убитого разбойника на шест и позже, с песнями в окружении товарищей принялся гулять по городу и поить вином каждого прохожего. Так уже на следующий день все знали о случившейся бойне и о том, что непосредственное участие в ней принял братоубийца Садко. Дружину Василия все стали воспевать в своих песнях, не малый вклад в это внёс и Садко, который быстро сложил песню о случившийся битве и исполнял её во всех концах Новгорода. В результате влияние Василия стало невероятно возрастать, а вместе с тем, вопреки даже собственной воле, он начал богатеть. Но вскоре Садко снова отправился в плавание, намереваясь вернуться до зимы. Святослав же отправился в клан Волка, чтобы сообщить оборотням скорбную весть и продолжить своё обучение. Василий снова почувствовал себя одиноким и обессиленным. Когда с ним были его верные товарищи, его силы будто бы многократно преумножались. Знатность Вольги и находчивость Садка были его верной опорой, казалось, вместе с ними сын Буслая может всё. Без них же его силы убывали, как убывала и решимость. Казалось, об этом догадывались некоторые из его врагов. Один из людинских старшин, вероятнее всего, по навету Чурилы, начал обижать людей, которые были под защитой Василия и состояли в его братстве. Сын Буслая понимал, что враги прощупывают его возможности и пошёл на открытый конфликт. Небольшая война закончилась тем, что Потамий Хромой вместе со своими людьми присоединился к старшине враждующей братчины. Но Василий и не думал отступать и признавать своё поражение. Теперь он намеревался дать бой врагу, намного превосходящему его силой. Но в назначенный день на битву враг не пришёл, а чуть позже появился Потамий со своими людьми и рассказал страшную правду. Ночью он пьянствовал с людьми из враждебного братства, гостей развлекали полупьяные или пьяные шуты, выделывая сами непристойные проделки. Когда все окончательно напились, шуты взялись за ножи и перерезали всё враждебное братство вместе со старшиной. Таков был жестокий план Потамия Хромого, который был приведён в действие. Василий, когда узнал о случившемся, пришёл в ярость и даже ударил Потамия кулаком в ухо. Тот упал, но тут же встал, чтобы наброситься на обидчика, однако множество рук обхватили и сдержали его.

– Как посмел ты впутать меня в такое бесчестие! – кричал Василий, которого теперь с трудом сдерживали его братья.

– Или так, или нам пришёл бы конец, – отвечал Потамий, – их было больше, и рано или поздно они бы так извели нас. Я претворился, что я на их стороне, и уничтожил твоих врагов. И вот твоя благодарность?

– Благодарность за что, за бесчестие?

– За победу! А ты думаешь, как мой отец стал таким влиятельным? Страх и такое же кровопролитие. Пусть же теперь дрожит каждый раз, когда видит рядом с собой шутов. Мы должны стать ещё страшнее. Ты давно перешёл дорогу Чуриле, и если думаешь, что он простит тебе это, Вася, то ты глупец. Стоит нам дать слабину, и он уничтожит всех нас.

Ничего не сказал в ответ ему Василий, а лишь раздосадованный ушёл прочь. Он позаботился о том, чтобы с семьями убитых обошлись как можно более милосердно. Многим из них Василий даже из общей казны выплатил виру, чем вызвал всеобщее возмущение братства. А позже всех возмутил новый поступок Василия. Всех особо приближённых к себе братьев он вдруг взялся учить грамоте и игре на гуслях. В помощь себе для этого он использовал христиан из Неревского конца, которым щедро заплатил за работу. Людинский народец, как мог, сопротивлялся, но, зная крутой нрав старшины, вынужден был часами просиживать над книгами или за струнами. И всё же, в устройстве братства это тогда мало что изменило. По-прежнему здесь богатые откупались данью от участия в сражениях, а беднота, освобождённая от взносов, сражалась и проливала свою кровь. Братство Василия понемногу из ополчения превращалось в наёмное войско богатейших членов братства, что делало его с одной стороны очень привлекательным, но, с другой стороны, мешало замыслам сына Буслая и оспаривало его власть. Дурная слава о юном старшине распространялась вместе со славой хорошей. Одни говорили о зверствах, которые творила молодёжь под масками шутов, другие говорили о знатности и благородстве старшины, который хотел всех в братстве сделать равными, то есть устроить своё ополчение так же, как была уже устроена новгородская княжеская дружина. Это сильно отличало его братство от других братчин, в том числе и от братчины Чурилы, где всё было основано на беспрекословном подчинении вождю и его ближайшему окружению, и попасть в которую можно было только благодаря своим родственным связям.

Но Василий сам поддерживал в народе не только хорошую, но и дурную славу о себе, наводя на всех страх. Так, однажды у старшины появился знатный вороной конь, на котором он принялся разъезжать по Людину концу. Все завидовали его коню, и тут же пошли толки о том, откуда взялся этот скакун. Выяснилось, что конь тот принадлежал одному купцу из Славенского конца. Время от времени Василий напивался со своими братьями и в шутовском облачении, прославляя Симаргла, отправлялся в лес. Здесь они превращались в настоящих разбойников и дебоширов. Если они натыкались на какую-то разбойничью шайку, тот уничтожали её на месте, если сталкивались с диким зверем, то устраивали охоту, а если натыкались на купца, то, если он был не из их братства, начинали грабить. Всё не отбирали, но забирали то, что хотели, особенно тщательно выискивали золото. Так однажды Василию и понравился конь купца из Славенского конца. Когда купец и всё его сопровождение были уже обезоружены, Василий повёл за собой коня.

– Та за это, ответишь, пёс, – прорычал купец, – этого коня мы везём в подарок самому боярину Угоняю. Он с тебя живо шкуру спустит.

– Передай боярину Угоняю, – молвил в ответ Василий, – что сын невинно убиенного Буслая забрал виру за павшего отца.

А затем велел взять дерзкого купца и привязать к хвосту лошади так, чтобы лицо его было повёрнуто к лошадиному заду. Руки купцу связали за спиной и так отпустили. Больших усилий стоило ему уворачиваться от копыт лошади при беге. Так под всеобщий хохот разбойников он побежал по лесной тропинке.

– Мой отец мёртв, – говорил Василий, – но это не значит, что я больше не боярин. Я дружинник, а дружина делает, что хочет.

Василий будто бы специально дразнил богачей и старшин из Людина конца, а затем перед простыми людинцами говорил о необходимости сплотиться против знати из Славенского конца. Он будто бы намеревался стравить между собой два конца Новгорода, вызвать на бой самого Добрыню, чтобы восстановить своё честное имя. Только один человек мог остановить страшные потехи Василия – его мать. Нередко обиженные купцы из Людина конца ходили к ней жаловаться на сына и нередко так возвращали себе некоторое утраченное имущество. И всё же, Василий жил уже не бедно, и делал всё, чтобы не вернутся к тому нищему положению, в каком он оказался, когда был изгнан из Славенского конца. Женщины его любили и одаривали своей любовью. Из-за этого его названная жена Глафира сильно ревновала и однажды ушла от него, а затем, будто бы назло, стала женой одного из сыновей Чурилы. Это сильно расстроило Василия, и он пил беспробудно три дня, утопая в вине и женской ласке. И всё же, здесь не было ни одной женщины знатного сословия, ни одной, которая могла бы быть ему равной. И каждый раз, когда мать уговаривала своего сына жениться, он отвечал лишь ей:

– Моей женой может стать только девушка из знатной семьи. Такова была воля моего отца. И я её не нарушу.

– Эдак ты никогда не женишься, и я никогда не увижу внуков, – отвечала мать.

– Пусть так, но зато я останусь собой. А внуков ты увидишь. У тебя ещё Никита есть, скоро тоже взрослым мужем станет.

Так минул ещё один год. А в новом году в Новгороде закипели новые страсти. Летом в самом центре Новгорода в думскую избу понабилась вся дружина. Стояли локтем к локтю, с трудом дышали. Лишь один боярин сидел просторно на возвышении – воевода Добрыня в окружении своей старшей дружины.

– Вот зачем я вас собрал, бояре, – говорил воевода, – пришёл гонец из Киева с вестями от самого нашего князя Владимира. И вот какие вести он принёс. Князь распустил войско чародеев в Киеве. Спокойно, это не значит, что все прежние клятвы не имеют больше силы. Мы – друзья клана Змея, и остаёмся таковыми, как и прежде. Но великий князь набирает новое, своё войско, чтобы идти в Ромейскую Державу. Когда-то киевская дружина под командой князя Олега брала сам великий город Царьград. Сейчас же великий князь заключил с их кесарем дружеский союз. В Ромейской Державе поднялся страшный бунт, и подавить его ромеи сами не в силах. Между нами говоря, они давно уже подавляют восстания и ведут войны не своими руками, а руками наёмников из других стран, и щедро за это платят. Теперь они обратились за помощью к нашему князю. Князь поможет им и взамен получит всё, что попросит. Из Новгорода выступит войско в три тысячи воинов в помощь князю. Князь вызвал меня и Сигурда. Не обязательно всё войско должно состоять из дружинников, мы будем набирать в него и наёмников. Если есть желающие отправиться добровольно, говорите сейчас.

– За богатой добычей отчего же не поехать? – послышался голос одного из младших дружинников.

– Что ж, дело хорошее, – отозвался другой, чином постарше.

– А ты, Вольга, что же, поедешь? – спросил кто-то.

– Да нет, должен же и здесь кто-то остаться, – отвечал Борис.

– Добре, – поглаживал свою бороду Добрыня, – так тому и быть. Долгое время в Новгороде была смута, а потому я здесь был и воеводой и верховным волхвом, а посадника и вовсе не было. В моё отсутствие его роль выполнял Сигурд. Но теперь и я, и он оба покидаем город, и нужно избрать того, кто будет посадником в моё отсутствие.

– Тут и гадать нечего, – вышел вдруг вперёд колдун Богомил, – ты только что поклялся, что клан Змея, – ваши друзья. Докажи это, докажи, что верен своему слову. Усыня меня здесь поставил, чтобы помогать тебе править. Значит, мне и быть в Новгороде посадником.

– Погоди, Богомил, – возразил ему боярин из старшей дружины, – посадник выбирается у нас дружиной, а не назначается сверху.

– Хорошо подумайте, – прищурился Богомил, – Новгород сейчас останется без войска, а клан Змея – рядом. Прогневаете вождя Усыню, и тогда даже боги обрушат на вас свой гнев.

– Ишь, грозится! – прокричал Борис Вольга.

– Не пугай, пуганные уже, – вторил ему другой.

– Правильно, Богомила в посадники, – закричал третий.

– Что говоришь, собака?

Началась толкучка, могло дойти и до драки. Добрыня встал перед сложной задачей. Поставить посадником Богомила – обидеть дружину, дать выбор дружине – обидеть Богомила, который однозначно в выборах не победил бы, да и самого Усыню, наверняка злого после ссоры в Киеве тоже обидеть не хотелось. Вождя клана Змея не боялся на Руси только дурак.

– Слушай, что скажу, – поднялся с места Добрыня как раз в тот самый момент, когда Борис Вольга схватил за грудки какого-то дружинника, готовясь вытрясти из него душу.

– Вижу я несогласие в нашей дружине, – продолжал верховный волхв. – Испокон веков в Новгороде действует обычай, что если нет в дружине согласия, решать должен народ.

– Вече! – радостно прокричал Борис Вольга.

– Вече! – заголосили и прочие бояре.

На вече были согласны все, поскольку здесь каждый мог решить вопрос в свою пользу. Народ был переменчив в своих решениях, его можно было подкупить, напоить, уговорить. И некого было винить в решениях славенского вече. Здесь и Богомилу было на что рассчитывать, хоть он был и не очень популярен. Но Богомил всё равно согласился с решением дружины, стиснув зубы. Так и быть, нового посадника пусть выбирает вече, как встарь. Слух об этом в момент облетел весь Новгород. И народ сразу оживился, сразу пошли слухи и толки, хоть никто ещё не знал кандидатов на должность посадника, знали лишь, что это будет кто-то из старшей дружины. Вместе с тем нужно было избрать нового верховного волхва и переизбрать тысяцкого ополчения. Богомил не зря был прозван Соловьём, и в первые дни после принятия решения о вече, вышел к народу и говорил такие слова:

– Новгород, уже 7 лет, как новая вера была принята вашим городом и городом Киевом. Такова была воля нашего великого князя – Владимира, который так же является и князем Новгорода. За эти годы колдуны отважно сражались на войнах на стороне князя и преумножили его успех. Вместе мы били вятичей и родимичей, и забрали у них много земли и богатой добычи, и заслужили себе великое уважение в мире.  Уже без меня колдуны вместе с князем ходили воевать в Булгарию, на Хазарию, и везде их ждала победа. Киевская держава стала такой сильной, какой ни была никогда. А чем сильнее Киев, тем сильнее и Новгород. Нас уважают и боятся по всему миру, и в этом заслуга колдунов. Да, порой колдуны были жестоки, брали людей в рабство, приносили щедрые жертвы богам. Но всё это лишь для того, чтобы умилостивить богов. И боги благословили Киевскую Державу, и возвысили её почти так же, как Ромейскую Державу. А в скором времени мы… Русь, возможно, станет даже сильнее Ромейской Державы. Я знаю, в Новгороде не любят, когда вас называют Русью. Но именно под таким именем нас знают и боятся во всём мире. Если я стану посадником Новгорода, мы станем ещё сильнее, мы заставим бояться нас и болгар на Волге, заставим дрожать весь мусульманский мир. Идите за мной, и ни один враг больше не сможет захватить Новгород, наш город будет непобедим. Но если пойдёте против меня, вы пойдёте не только против вождя Усыни и князя Владимира, но и против богов. А если боги начнут нам мстить и отвернуться от нас, если мы отступимся от богов, то наши враги раздавят нас.

И очень глубоко слова чародея тронули местный народец. За красноречие жреца и стали называть Соловьём, послушать его речи собиралось огромное множество народу. Богомил говорил с помоста на соборной площади, что было дозволено лишь князю или посаднику. Колдун, следовательно, говорил так, будто бы он уже был посадником, говорил, как настоящий хозяин города. И, по сути, это было так, поскольку никто из старшей дружины не посмел ещё открыто соперничать с Соловьём за место посадника. Казалось, что это уже вопрос решённый, и править жрецу Богомилу в Новгороде. И пока Добрыня искал, кого бы поставить, пусть даже для виду, на выборах против Соловья, в город прибыли торговые лодьи боярина Стояна, на которых одним из начальников был совсем ещё юный Садко. Узнав о происходящем, скальд тайно отправился в Людин конец к старшине Василию, чтобы держать совет. Прибыв на место, Садко в очередной раз пожалел о том, что был изгнан. Братство шутов, когда-то созданное им, теперь получило невероятное могущество. Правда, большой власти в нём Василий не имел, правило здесь собрание, в котором больше влияния было у самых богатых. Но и сам сын Буслая богател и набирался опыта, а имя его наводило на людей страх. Василий как и прежде лютой ненавистью ненавидел колдунов за смерть своего отца, а потому решил, что если Богомил станет посадником, то ни за что не примет власть чародея и не подчиниться ему.

– Он ведь не только Перуну молится, – говорил Садко, – но и Симарглу – нашему богу. О Богомиле люди много хорошего толкуют.

– Для меня всё одно, – отвечал уже пьяный Василий, – ненавижу всех их. Когда-то новгородская дружина состояла из свободных людей. А что теперь? Все ползают на брюхе перед Киевом. Тьфу.

Садко понял, что бесполезно отговаривать друга и испил вина.

– Кстати, мы тут тебе жену нашли, пока тебя не было, – снова заговорил Василий, – недавно она овдовела и теперь тоскует по женской ласке.

Глаза Садка загорелись от любопытства. А в следующий миг в избу завели женщину, закутанную с ног до головы. Садко снял покрывало с её головы и увидел покрытую морщинами старуху.

– Иди ко мне, милок, – произнесла она. Вся братчина расхохоталась от такой шутки, Садко разразился хохотом и даже обнял и поцеловал свою наречённую, а после зачерпнул из бочки вина и выпил до дна целый ковш. Наутро с больной головой он отправился на двор к боярину Стояну Воробью. Своё прозвище «Воробей»» он получил за то, что имел владения на Воробьёвых горах. Сам дружинник был ещё молод, ему едва перевалило за 30 лет. Высокий, статный, русоволосый. Он был приблизительно одного возраста с князем Владимиром, более того, был другом юности князя. Когда Владимир был князем в Новгороде, юный Стоян буквально жил на его дворе. Когда отец Стояна вместе с князем отправился в Новгород, сын вошёл в старшую дружину и теперь был одним из самых верных бояр Добрыни, наравне со скандинавом Сигурдом и прочими доверенными лицами. Стоило Садку прийти на двор, как начальник побранил его за долгое отсутствие и сослал в конюшню убирать навоз. Едва он закончил, в конюшне появился боярин Стоян, который очень доволен был тому, что нашёл конюшни чистыми.

– Хм, быстро ты справился, Садко, – проговорил он. – Не видел, куда мой конюх запропастился? Чёрт бы его побрал, наверное, отправился слушать этого Богомила на площадь.

– Если боярин желает, я могу запрячь Буяна, – вымолвил Садко.

– Да, пожалуй, пусть будет Буян. Съезжу до Добрыни. В городе не протолкнуться, переполох. Все, разинув рты, Соловья слушают и ждут от него подарков.

– Нешто Богомил теперь наш посадник? – спрашивал Садко.

– Видимо да, – отвечал Стоян, – а больше и некому. Кто же пойдёт против колдуна?

– По мне, боярин, из тебя вышел бы куда лучший посадник.

Стоян улыбнулся такой лести и погладил свои усы.

– Тут, Садко, и по знатнее меня бояре есть, и по богаче. Не мне с ними тягаться. Тем более, я уезжаю в Киев вместе с Добрыней и Сигурдом.

– Жалко. Боюсь, станет Богомил посадником, смута в городе начнётся. Друг мой – Василий – сын боярина Буслая и очень влиятельный человек в Людином конце. Он на колдунов зол и ни за что не признает власть Богомила. С другой стороны, если бы кто-то из достойных людей выступил против Богомила, и если бы Василий со своими людьми проник бы в людинскую курию, то эта курия отдала бы свой голос против Богомила. Василий красноречив, и людинское вече его слушается.

– Людинская курия большой роли на вече не играет, – отвечал Стоян, однако, не уходил, что значило, что он хочет слушать дальше.

– Это ещё не всё, – продолжал Садко, –  есть у меня ещё один друг – Костя Новоторжанин. Он – христианин, более того, среди христиан он – герой. Бился с разбойниками и упырями и был ранен. Если я попрошу, клянусь Перуном, что и Неревский конец всей курией проголосует против Богомила.

– Хм, хорошие у тебя друзья, Садко, – чесал бородку Стоян.

– Есть у меня и ещё один друг – чародей Святослав Вольга, сын дружинника Бориса Вольги. Если я попрошу, то и Борис будет за противника Соловья, а за ним и все волхвы и волшебники, их родственники, и полукровки, и все, кто боятся Усыню и колдунов.