– Но по указу Добрыни, теперь каждый крещёный должен отдавать церкви десятину на восстановление храма Преображения и на постройку нового, Софийского собора. А взымать с горожан эту плату будем мы с вами, больше некому. Мы теперь – богатыри, церковное войско. Хоть по бумаге мы просто ополченцы. Но начальник над нами – отец Иоаким. Смекаете, какие дела начнутся, когда мы начнём церковную казну пополнять? Люди вы не глупые, и не мне вас учить. Сейчас у вас ветер в карманах свистит, а скоро гривна заблестит. Добычу буду делить честно, обещаю. Но силком никого при себе держать не буду. Если кто не хочет, может уходить. Добрыня вас милует. А кто хочет, оставайтесь, но тогда покреститесь и покайтесь.

И многим тогда слова Садка пришлись по душе. Лишь немногие ушли из бывших ополченцев, остальные же остались на службе и признали своего нового командира. А в это время ополченцы из Людина конца создавали земляные укрепления, ограждая себя от Неревского конца. От Славенского конца их отделял Волхов мост, который сильно обгорел и после пожара выглядел теперь слишком хрупким. Василий и Чурила готовились к схватке. Но меж тем каждый из них втайне от другого встречался с христианскими посланцами, и каждый ответил гостям отказом. Оба старшины понимали, что если один из них покинет Людин конец, то второй может взять здесь верх и первого назад не пустить. Но, с другой стороны, сопротивление против всего Новгорода казалось всё более немыслимым. Земское ополчение, которое вот-вот начало собираться из окрестных хуторов, распустилось сразу же после крещения города. Чурила и Василий по-своему пытались снова его собрать и даже заручились поддержкой нескольких хуторян. Но положиться на земских было нельзя, поскольку они никак не могли договориться о том, кто будет у них за старшего. Если в Людином конце было два старшины, то в окрестных хуторах их было множество, и каждый пел на свой лад. Под давлением Угоняя в своё время они избрали старшину, но после роспуска ополчения рассорились с ним и теперь снова действовали в разнобой. А ведь только земское ополчение в такой ситуации и могло спасти людинское ополчение. С каждым днём становилось всё более очевидно, что один из старшин однажды сдастся и пойдёт на поклон к Добрыне. Так оно и случилось, этим старшиной стал Чурила. Для Василия это означало одно – победа или смерть. Теперь он потерял последнюю надежду на помилование и принялся подчинять себе весь Людин конец. С Чурилой ушло всего сто человек, остальные остались здесь, включая известных братьев Сбродовичей и сына головы – Потамия Хромого. Все они теперь перешли под начало Василия. Другие остались верны Чуриле, но их теперь было меньшинство. Все стали готовиться к решающей битве.

Чурила в это время омывал себя водой и приносил клятву новому богу. Теперь Добрыня сделал его головой Людина конца, взял с него обещание крестить всех земляков и обещал дать ему подмогу. А затем вся сотня Чурилы направилась обратно. Уже издалека он увидел какое-то собрание на том берегу. У моста его ждали люди из братства Василия. Тем не менее, людей Чурилы это не остановило, и они продолжили путь.

– Нельзя их пускать сюда, – говорили мужички из братства.

– Васька приказал на мост не лезть. Он весь обгорел, видишь, может рухнуть, – отвечали другие голоса.

– Если они пройдут, их уже отсюда не выбьешь, а за ними подмога придёт.

– Стоять, сказали тебе. Да где же Вася-то, куда пропал?

Но тут появился и сам Василий Буслаев. Теперь на нём не было доспехов, не было и шутовского колпака с рубахой. Одеяние его поразило всех. На голое тело старшина накинул шкуру убитого им недавно на охоте медведя, в руках держал щит и тяжелейшую палицу, штаны были так же из кожи. Вид его был грозен, хищная медвежья пасть накрывала голову, словно шапка. Даже братья в страхе отшатнулись от него.

– Всем стоять здесь, – скомандовал Василий, – я один пойду. Если все туда рванём, мост рухнет. Если я паду, не закапывайте моё тело в землю, лучше сожгите.

И с этим словами витязь ступил на деревянную мостовую. Доски на ней ходили ходуном, самые обгоревшие хрустели под ногами. Была и другая причина, по которой Василий тогда один взошёл на мост. Он не доверял своим людям, которые плохо разбирались в вопросах чести, хотел быть уверен, что со спины никто не ударит и рассчитывал дать настоящий честный бой, понимая, что это может быть последняя схватка в его жизни. Быстро воин в шкуре медведя добрался до середины моста, и братчина Чурилы заробела и остановилась перед ним.

– Вы пройдёте этот мост только тогда, когда я перейду Калинов мост, – вымолвил Василий.

– Ну, за этим дело не станет, – отвечал Чурила, доставая топор, – эх, сколько я уже ваших боярских щенков передушил своими руками.

И в одиночку голова ринулся в схватку. Он был с щитом и топором, Василий с щитом и палицей. Один против ста. Топор с размаху врезался ему в щит, палица с силой ударила по щиту врага. Чурила отлетел в сторону и упал на мостовую. Топор его остался торчать в щите.

– Что стоите, собаки, убейте его, – приказал голова. И самые отчаянные его головорезы толпой ринулись на Василия.

– Нужно выручать Ваську, – говорили его братья. Но Потамий Хромой их остановил, якобы потому, что было приказано не лезть.

Сразу с десяток топоров обрушились на Василия, он устоял. Палицей бил врагам по ногам, и те валились на мостовую, бил по щитам, и щиты раскалывались. И всё же они начинали окружать, нужно было отступать, чтобы не попасть в кольцо. А щит уже стал слишком тяжёлым от застрявших в нём топоров. И Василий отшвырнул во врагов щит после того, как достал из него один топор. Теперь он остался без защиты, совсем один. Все боги, старые и новые теперь завистливо обратили на него свой взор. Он был слишком хорош для этого мира, ему пора было уже жить в мире богов. Копья и топоры обрушились на него со всех сторон, нанося ему множество ран. Но палица была невероятно тяжела и продолжала ломать щиты и сбрасывать людей в реку. Кто-то с переломанным костями падал на мостовую, кто-то падал мёртвый или без чувств с пробитым топором черепом, а Василий всё ещё стоял на ногах.

– Сдохни уже! – прокричал яростно Чурила и прыгнул на него сверху. Топор Василия ослабил удар его топора, и немного отвёл в сторону, острие вошло ему в плечо рядом с шеей. А затем мощным ударом ногой в грудь Василий сбросил своего старинного врага в воду. Река заполнялась убитыми и раненными, но Василия всё ещё не было среди них. На него нападали, он отбивался, и с яростным звериным криком сам шёл в атаку. И толпа от него отступала в страхе. И уже всё меньше появлялось тех, у кого хватало решимости кидаться на этого неуязвимого зверя, в одиночку бросившего вызов толпе. Нападали только по несколько, и так же по несколько падали в реку. Отчаянные головорезы, жестокие убийцы были бессильны перед этим израненным шутом и любителем книг. И в глазах их появлялось всё больше недоумения. Столько сил не может быть в человеке, очевидно, он потомок богов, как настоящие бояре. Сын самого Перуна. Но нет, он же шут, он поклоняется Симарглу, всего лишь выскочка. И злобные людины снова нападали, и снова царапали его мускулистое тело и медвежью шкуру, а затем падали раненными или мёртвыми.

– Это не просто медвежья шкура, – затвердили его враги, – тот медведь был сыном Велеса, его шкура крепче любых доспехов, его нельзя ранить.

– Как же тогда Васька его одолел?

– Видимо, он тоже сын какого-то бога.

– Ну что же вы, – наступал на них Василий, – неужели испугались? Смотрите, я один, а вас вон сколько.

Их действительно было много, но теперь они не просто не атаковали, а пятились от наступающего на них одного человека. И всё же, чем меньше их становилось, тем сложнее было с ними сражаться. Во-первых, потому что Василий был уже ранен, а во-вторых, потому что в большой толпе начиналась свалка, и воины, отбрасываемые ударом палицы, падали на других и сваливали их. Поэтому первую половину врагов Василий легко сбросил с моста или оставил искалеченными лежать на мостовой. Со второй половиной оказалось сложнее. Хоть враги и отступали теперь, но они сменили тактику и пытались измотать противника малыми быстрыми атаками. Василий отбивался, но не успевал никого поймать. Он терял кровь, терял силы, а врагов было ещё три десятка вооружённых бойцов. Казалось, весь Новгород, вся земля и даже небеса наблюдают за этой схваткой. И все замерли и затаили дыхание, когда Василий упал на одно колено. Враги тут же осторожно стали приближаться. Сын Буслая ещё отмахивался, но уже слабо и не мог никого достать. И вот он оказался в кольце врагов. Один из них изо всех сил размахнулся топором, чтобы ударить со спины. Но тут Василий с невероятной для себя ловкостью перекатился и свалил несколько человек в реку. Это была уловка, он ещё твёрдо стоял на ногах. И враги воспользовались последним шансом, со всех сторон набросились на окружённого бойца, чтобы всей своей массой если не разорвать его на кусочки, то хотя бы сбросить с моста. Положение Василия было теперь крайне не выгодным, он стоял на краю моста. Изо всех сил он размахнулся палицей и ударил с такой силой, что палица даже вылетела из его руки. Удар был такой силы, что почти все оставшиеся враги разлетелись в разные стороны, как брызги в воде, а некоторых даже через другой край моста выбросило в воду. Остальные не успели опомниться, как на их головы обрушились удары топора и подобранной палицы. Кто-то ещё успел воткнуть Василию топор в спину и оставить его там. Но на этом всё и кончилось. Вся сотня была перебита. Василий возвышался над ними, весь в чужой и своей крови, как бог войны, непреклонный и непобеждённый. Воистину Новгород не знал ещё такого могучего бойца. Лицо его было разбито от ударов, тело сочилось от порезов, ноги подкашивались от усталости. Он был всего лишь человек, живой, из плоти и крови, и всё же он был непобедим. Народ в Людином конце, видя это, заликовал. Это ликование и уверенность в непобедимости передалась всему братству, и потому, когда на них с тыла напали сторонники Чурилы, бойцы легко дали им отпор, без всякой пощады убивая каждого. Победа, абсолютная и безоговорочная. Теперь никто не сможет их остановить, весь мир падёт к их ногам, а Василий станет их новым князем, предводителем новой, непобедимой дружины Новгорода. С этими мыслями старшина возвращался к своим по мосту, когда сзади его окликнул знакомый голос. Василий увидел тревогу и страх в глазах своих братьев, а причину их понял лишь когда обернулся.