Цитаты из книги «Черновик»

Будь я Чудов, – Мельников прищурился, – то были бы вы мачо. Интеллигент с тонким знанием психологии окружающих, но с манерами армейского сержанта. И злая девица облила бы вас дерьмом из ночного горшка, а менты бы долго били дубинками. До кровавых соплей. Но ваша сила духа все превозмогла бы.

Ой беда какая… С Богом все сложно, на личную аудиенцию рассчитывать не стоит. Придется идти к его земным представителям.

Старая ты дрянь… – не выдержал я. – Совести нет, так о Боге подумай, скоро уже встреча предстоит.

в двадцать лет всю ночь пьешь и гуляешь – утром встаешь бодрый, в тридцать лет всю ночь пьешь и гуляешь – утром встаешь и чувствуешь, что всю ночь пил и гулял, а в сорок всю ночь спишь – а утром встаешь, будто всю ночь пил и гулял.

Лахудра, наивный друг мой, это проститутка самого низкого пошиба. Вокзальная, плечевая…

– Жизнь – она ведь коротка. Вам пока не понять, вот к шестидесяти годам убедитесь, если доживете. Как в народе говорят: хоть золотарь, хоть царь, а всё – смертна тварь… Но! – Роза назидательно подняла палец. – Это судьба обычного человека. Совсем другое, если ты в своем деле достиг высот мастерства. – К примеру – в гостиничном? – с иронией спросил Котя. – К примеру – да, – согласилась Роза. – Или в столярном. Или в живописи. Или в военном искусстве. И вот такие люди не умирают. Они становятся мастерами. И выпадают из жизни!

Я прервал связь. Посмотрел на водителя. – Что-то не так, да? – спросил он. – Всегда что-то не так. – Верно. У меня вот резина совсем лысая. А дорога – стекло! Что мэр думает? Такой большой город, столица… машин много, денег много… Я сидел, прикрыв глаза, и слушал его неторопливую жалобу. – Все на свете люди придумали, а какой с того толк? Где воюют, где ссорятся. Мир один, а поделить не можем. Счастья как не было, так и нет… – Ничего, – ответил я. – Вы мне поверьте. Все еще будет. Машину потряхивало на разбитой трассе и временами вело из стороны в сторону. Надо заехать к родителям. Купить билеты. Разыскать Кешью. Если настало время злых чудес – надо найти в себе мужество остаться добрым. Я погладил большим пальцем холодное металлическое кольцо и повторил: – Все еще будет. 2004–2005 гг.

– Алло… – Кирилл, ты где пропадаешь? У меня в груди что-то ёкнуло. – Папа? – не веря своим ушам, сказал я. – Да уж не мама! Мать обижается, что не звонишь. И цветы, бедные, все поникли. Ты когда их последний раз поливал?

Костя лежал и мотал головой. Из дверцы разлетались осколки стекла. Очень похоже отряхивается от воды белый медведь. Ничего не понимая, я выбрался из машины. Где-то в железных потрохах искореженного «ниссана» пискнула сигнализация – и затихла, будто пришла к правильному выводу о своем полном бессилии изменить ситуацию. – Ты соврал! – закричал Котя. Голос его был хриплым до неузнаваемости, похоже, горло пострадало, когда голова увлекла за собой все тело. Впрочем, обычному человеку голову бы оторвало начисто. – А ты на меня за это обидься, – сказал я. – Как ты… почему… – Котя встал, пошатываясь. С испугом выставил вперед руку: – Стой! Поговорим! Я шел к нему. Я еще не понял, почему у меня получился такой достойный полицейского функционала удар. И уж тем более не знал, получится ли повторить фокус. Но останавливаться сейчас было нельзя. Никак нельзя показать, что у тебя на руках был один-единственный козырный туз, а все остальное – ничего не стоящие карты. – Мы же были друзьями… – начал Котя и тут же замолчал. Понял, что разговор у нас сейчас не получится. И тогда он плавным жестом, будто дирижируя невидимым оркестром, начертил в воздухе волнистую линию. Именно начертил – воздух вспыхивал за его пальцами, складываясь в диковинные письмена. Котя, как был с дверцей от машины на шее, шагнул вперед, в пылающую надпись – и бесследно пропал. Огонь помутнел и разошелся в воздухе белым, сернисто пахнущим дымом. Я сел на корточки, привалился к грязному колесу. Потер шею. Как я устал… Никелированное колечко поблескивало на пальце. – Спасибо, Настя, – сказал я зачем-то. Это было патетично и ненужно, но мне требовалось это сказать.

Любовь и дружба – это то, ради чего приходится терпеть измены и предательство. И все-таки быть преданным – это всегда тяжело. Котя вздохнул и опустил глаза. Виновато пожал плечами. Сказал: – Можешь попробовать… Откуда ты узнал, что я – куратор? – Наталья сказала. – Она не могла этого сказать. – Котя покачал головой. – Наталья не знала, что я – куратор. Вообще не подозревала, что я – функционал. – Да. Она сказала только про куратора. Что он – это ты, я понял сам. Слишком поздно, к сожалению. – Я не выдержал и повысил голос: – Не бывает такого, чтобы в файлах сохранялось упоминание о функционалах! Не бывает! Полицейский, бывший историк, жаловался, что даже сейчас его письма никуда не доходят, что файлы стираются. Если цель в том, чтобы вырвать людей из их жизни, помешать им сделать что-то важное, – никакие данные сохраняться не будут. Никаких следов! Исчезают фотографии, школьные табели, детские рисунки – и вдруг исключение для твоего компьютера? Ха! Не смеши меня, Константин!