Цитаты из книги «Черновик»

любых животных, за исключением эндемичных

отказывались, отнюдь… Когда я не согласился

функция которого – плодиться и размножаться. По большому-то счету, это и есть единственная функция каждого человека. Но у нас есть хотя бы иллюзия, что мы рождаемся не только для того, чтобы стать звеном в цепочке поколений и лечь в землю. У кого-то иллюзия денег, у кого-то иллюзия власти, у кого-то иллюзия творчества.

– Пошли наверх. – Тебе чайник надо завести электрический, – сказал Котя, подымаясь вслед за мной. – Или плитку. Как ты без горячего? – Еще тюль на окна и горшок с геранью… Не собираюсь я тут обустраиваться! – Ха! – фыркнул Котя. – Не собирается он… Слушай, а где у тебя… – В Москве. За башней. Котя остановился как вкопанный: – Ты что, серьезно? – По-большому можешь сбегать на станцию. – Так быть не может, – строго сказал Котя. – Извини меня, но это помещение подстраивается под твои вкусы. Я имею в виду, под твои потребности! – А ты где-нибудь здесь заметил унитаз? Котя подумал секунду и стал подниматься по лестнице дальше. – Закрыто там, – вяло сказал я. Котя толкнул люк, закрывающий проход вверх. И тот легко подался, откинулся на петлях. – Закрыто, говоришь? – бодро воскликнул он. – Так… свет тут есть? Свет там был. Выключатель нашел я, он как-то очень удобно лег под руку. Третий этаж башни оказался разделенным на две части. Маленькая круглая площадка вокруг лестницы, две двери. Одна вела в совмещенный санузел – исполинских размеров ванна, умывальник, унитаз. На вешалках нашлись чистые полотенца и пестрый банный халат моего размера. Окон не было. – Погоди минутку, ладно? – Котя бесцеремонно закрыл за собой дверь. В ожидании я заглянул во вторую полукруглую комнату. Как и следовало ожидать. Электрическая плита, шкафы, стол и четыре стула. Кухня. В шкафах нашлась посуда. Тарелки, вилки-ложки, кастрюли и сковородки. Неплохой набор. Я даже обнаружил внушительного размера чугунный казан для плова. На кухне окошко имелось – и выходило прямо на железку. – Знаешь, что интересно… – входя на кухню, сказал Котя. – Никаких ярлычков на полотенцах. Никаких знаков на фаянсе. В мыльнице кусок мыла лежит, так вот это просто мыло. Без рисунка, букв, символов. Во флаконе шампунь стоит, так он ничем не пахнет и прозрачный. Но мылится! – Гипоаллергенный, значит, – сказал я. – Котя. Я пойду и приму душ. Я последний раз знаешь когда мылся? Вчера утром у тебя дома. – А как же эта… – Котя явно растерялся, – просьба о помощи? – Просьба? По-моему, это приказ. Не люблю приказов. – Мы же все равно хотели туда идти! – воскликнул Котя. – Искать человека с белой розой? Что-то мне не хочется. Ловушка это какая-то. Лучше вымоюсь. На лице у Коти поочередно отразились растерянность, обида и даже неприязнь.

се люди как люди, один я в мокрых штанах и в поисках приключений.

– Сволочь ты гнусная, – сказал я. – Точно писателем станешь. Из человеческой беды сюжет делаешь!

Враги становятся друзьями куда реже, чем друзья – врагами. Это закон природы. Все на свете стремится от сложного к простому. Живое умирает, скалы рассыпаются в песок, узорчатые снежинки тают и превращаются в капли воды. Огонь за минуты пожирает дерево, которое росло десятки лет. Флакон с кислотой в руках маньяка за три секунды растворяет краски на картине, которой художник отдал половину жизни. Пуля в одну секунду обрывает жизнь мальчишки, которого мать растила девять месяцев и еще восемнадцать лет. Одно-единственное слово не успевает еще отзвучать, превращает старых друзей в заклятых врагов. Астероид, чей путь пересекается с орбитой планеты, губит все живое; вспыхнувшая сверхновой звезда сжигает свои планеты; материя и энергия неумолимо разбегаются в пространстве, превращая живую и цветущую Вселенную в неподвижное ничто. Распад, разрушение, смерть – это очень простые действия. Только жизнь противится простоте, восстает вопреки законам природы.

Тепло одетые люди торопились на станцию. Правильно, сегодня же суббота… Видимо, решили воспользоваться последним теплым осенним деньком… ну, не теплым, но хотя бы солнечным. Я и сам в такие дни хватал Кешью, звонил Аньке, и мы ехали к ней на дачу, старенькую и именно этим замечательную…

А когда я захлопнул дверь – будто из нас обоих вынули невидимые стержни. Я оперся о стену. Котя поступил проще – сел на пол. И принялся ненужно долго тереть очки о рукав.

Нет, ничего личного, они старались проскочить к себе незаметно, по углам, будто тараканы на свету. Обычный бытовой шовинизм.