По совету знающих людей, юный Харальд поделил захваченное добро так умело, что ни вожди кораблей, ни кормчие, не гребцы не сочли себя обделенными. Он предложил Хельги поступить к нему с ладьей и людьми на службу, и сын Торбьёрна согласился ходить под его началом. Харальд велел норгам будущим летом прибыть на Селунд, после чего отпустил их, запретив грабить владения данов. Все тогда называли его Сыном Конунга, ибо свое громкое имя он получил позже.

XV

Так повелось, что Хельги с людьми и ладьей стал каждое лето являться в Хлейдр⁴⁰ на Селунде и служить под началом Харальда Сына Конунга. Харальд выделял Хельги среди прочих, даже когда узнал, что тот совсем не знатный человек, за которого он принял его при встрече. Более всего ему было по нраву, что Хельги видел в нем своего предводителя, а не отпрыска конунга, как делали другие. Поэтому он не спешил представлять его Хрёреку конунгу, своему отцу. И тот нескоро запомнил имя херсира⁴¹, людей которого его сын ставил по левую руку от своих воинов. По той же причине юный Харальд не возражал, чтобы Хельги зиму проводил не в усадьбе его отца в Хлейдре, а в своем доме в Трандхейме.

Той же зимой Асгерд ждала второго ребенка. Она долго не могла разрешиться от бремени и сильно измучилась в ожидании схваток. Роды случились в канун йоля⁴² и были такими трудными, что люди уже не чаяли увидеть ее в живых. Когда женщины приняли у нее младенца, они завернули его в льняное полотно и понесли показать отцу. Хельги увидел, что это мальчик, поднял на своих руках и дал ему имя Харальд⁴³. Вдруг Асгерд тяжело застонала, повитухи поспешили к ней и увидели, что роды продолжаются. Вскоре они приняли у дочери Торбранда еще одного ребенка. Младенец тоже был мальчик, и Хельги, вопреки желанию тестя наречь его Карлом, назвал сына Фенгон⁴⁴. Люди тогда говорили, что хороши дела у Хельги, если он дает сыновьям имена, достойные конунгов и ярлов.

Этот год выдался очень благополучным для Хельги, сына Торбьёрна Бойца. С тех пор люди начали звать его между собой и в глаза Хельги Удачливый. Между тем изменилась и жизнь Анлафа, сына Халльфреда. Побратим Хельги женился на дочери богатого бонда и зажил с ней на Селунде в усадьбе тестя. Соседям пришлись по нраву его легкий нрав и дельные советы, и вскоре Анлаф стал большим человеком в округе, получив прозвание Мудрый. Одно лето Анлаф ходил в поход с Хельги, сыном Торбьёрна, а другое – проводил у себя дома. В год, когда Асгерд родила двойню, жена принесла ему сына, которого он назвал Халльфред.

XVI

Хельги Удачливый летом ходил в походы с Харальдом Сыном Конунга, а зиму проводил с женой и детьми. Он делался все богаче и подумывал возвести новую усадьбу и построить большой корабль. Но в конце зимы простыл на ветру и умер от жара его тесть Торбранд. Не успела Асгерд оплакать отца, как пришло новое горе. В начале лета юный Торбьёрн полез к орлиному гнезду, но сорвался с утеса и разбился насмерть. Когда Хельги нашел его лежащим на камнях, то издал волчий вой. В глазах мертвого сына он увидел то же безмерное изумление, какое запомнил в предсмертном взоре Эйнара Ревуна. После этого Хельги и Асгерд не захотели оставаться в Трандхейме, продали все добро и уплыли за море.

Они переехали на остров Самсей, где Хрёрек конунг, по просьбе сына, сделал Хельги своим лендрманом⁴⁵. Но, хотя это было почетное звание, жизнь на острове не развеяла его печали. Хельги не мог забыть старшего сына и корил себя за его гибель. Да и люди на Самсей не были ему рады. Сигар, сын Атли, давно умер, старики боялись, не пошел ли он в родню, молодых отвращал его угрюмый нрав. В один день Хельги поднялся на холм, на котором прежде высился дом Торбьёрна, чтобы вернуться к месту, где все любили его. Стоя между обугленных стен, продуваемых ветром, вспомнил он игры с отцом, песни матери и ту проклятую ночь. И прикрыл ладонью глаза, словно синее небо над ним вновь стало черным.

XVII

Вскоре во владениях данов начался великий раздор. Давно уже Датская держава⁴⁶ распалась на отдельные края, и люди говорили, что тому, кто хочет возглавить страну, сначала нужно ее собрать. Многие правители желали стать конунгом надо всеми и поэтому бились за власть свирепо, как волки за волчицу во время гона. В этой войне Хельги Удачливый поддержал Харальда Сына Конунга, стоявшего за дело своего отца. И в одно лето сын Торбьёрна на свой страх и риск высадился на севере Ютланда, одолел местного ярла и захватил земли до самого Лимафьорда⁴⁷. Его поход так обрадовал Харальда Сына Конунга, что он обещал Хельги выхлопотать у отца для него титул ярла⁴⁸ в завоеванных им землях.

Хрёрек конунг, выслушав просьбу сына, проворчал, что за деяние Хельги довольно было бы назначить его херсиром в этом краю. Что скажут его природные ярлы, когда узнают, что он уровнял с ними человека темного рода?

– Не ты ли всегда говорил мне, – возразил ему Харальд, – что муж велик силой и удачей? Хельги, сын Торбьёрна, показал себя человеком сильным и удачливым. Пока другие твои херсиры не могут занять датские острова, он открыл тебе дорогу в Ютланд. Это я считаю более важным делом, чем толки наших ярлов, готовых при случае нанести нам удар в спину. А то, что Хельги не из знати, так даже лучше для нас обоих, поскольку он всем будет нам обязан и никогда не предаст.

– Совет твой кажется дельным, – подумав, признал Хрёрек конунг, – но всего не предусмотришь. Кто знает, перейдет ли преданность Хельги на его сынов и внуков? Но быть посему: негоже конунгу нарушать слово, данное наследником!

Так бывший нидинг стал ярлом конунга в землях ютов. Север Ютланда пришелся Хельги по нраву, и он решил обосноваться в новом краю. Сын Торбьёрна быстро навел здесь порядок, показав себя человеком сильным и властным. Ни хевдинг⁴⁹, ни бонд не мог прожить без его дозволения, всем пришлось обещать ему поддержку. Для управы на непокорных он окружил себя людьми, не знавшими ни стыда, ни страха. Хельги железом и веревкой потчевал местных разбойников, но принимал на службу изгнанников из других краев. Поэтому им был отчасти доволен и мирный хозяин, и лихой человек – каждый на свой лад.

Объезжая свои владения, Хельги выискивал места для постройки боргов⁵⁰, чтобы иметь защиту от врагов. На самом севере он поставил двор, названный им Орлиное гнездо. На берегу Лимафьорда Хельги срубил дом, который нарек Песня ветров. Там же, где сошлись юг и восток его владений, вблизи бухты, что могла принять дюжину ладей, он построил усадьбу, способную вместить сотню воинов. По прозванию того места он дал ей имя Вересковая пустошь. Только возведя укрепленные жилища, сын Торбьёрна перевез в Ютланд жену и детей.

Асгерд, дочь Торбранда, выйдя из ладьи возле Орлиного гнезда и глядя на скалистый берег, густо поросший лесом, недовольно сказала мужу:

– Зачем было переезжать, чтобы сменить одни скалы и ветер на другие?

Хельги же, не отводя глаз от сосен, стволы которых казались медовыми на свету, и, вдыхая воздух, пахнущий хвоей, смолой и морем, отвечал:

– Эти ветры продуют наши сердца и прогонят мрачные думы.

– Ветра в тебе много, а огня мало, – говорит ему жена, но тут же осеклась под грозным взглядом Хельги.

Асгерд стала хозяйкой «Вересковой пустоши», так как от зимы до зимы ее муж бывал там не чаще, чем привозил подати и дары. Люди судачили, что Хельги правит своими землями, а усадьбой правит его жена. Тем временем росли от земли к небу их сыновья Харальд и Фенгон. Хельги их не баловал и держал под рукой. Асгерд он доверял сыновей, только когда ездил по краю или воевал. Говорят, что Хельги чаще выделял Харальда, а мать больше мирволила Фенгону.

XVIII

Прошло семь зим с тех пор, как Хельги Удачливый волей Хрёрека конунга и его сына Харальда стал ярлом на севере Ютланда. За это время Хрёрек Метатель Колец одолел многих датских вождей, принудив их стать своими данниками. Труднее всего конунгу было склонить гордую голову Весета ярла, ладьи которого вмещали много гребцов и воинов. Но вот правитель Фьона на время смирил гордыню, и тогда Хрёрек конунг устроил большой пир в Хлейдре. Один день он потчевал гостей рыбой и пивом, другой – мясом и медом, а на третий все начиналось заново. Были там и побратимы Хельги и Анлаф со своими сыновьями.

Когда гости пировали и славили щедрость хозяина, пришла весть о том, что венды разграбили торговые ладьи с товарами для конунга. Хрёрек Метатель Колец сильно разгневался и хотел отправить за море войско во главе со своим сыном Харальдом. Но потом поразмыслил и осведомился у гостей, не желает ли кто из них вернуть его добро и наказать вендов. При этом, хотя конунг обращался ко всем, он не сводил глаз с Хельги Удачливого. Видя такое дело, сын Торбьёрна поднялся со скамьи и попросил дать ему ратных людей и боевые суда, чтобы вразумить вендов. Тогда Анлаф Мудрый тоже привстал и сказал Хрёреку конунгу:

– Давно мы с Хельги связаны клятвой, что у нас будет одна судьба. Пошли нас обоих, конунг, дабы не говорили, что твои люди бросают слова на ветер.

Все, кто до этого отводил взгляд и затаил дыхание, вздохнули полной грудью и начали наперебой восхвалять отвагу побратимов. Хрёрек Метатель Колец был также доволен их ответами и объявил, что верность правителю и другу заслуживает большой награды. Он подарил Хельги франкский меч и крепкий щит, а Анлафу – фризское копье и лук со стрелами. Побратимы хотели поднести ему ответные дары, но Хрёрек конунг объявил, что примет их не раньше, чем они с добычей вернутся из Страны Вендов. Затем он приказал дать под начало Хельги и Анлафа полторы сотни воинов и девять ладей, удобных для плаванья.

Сыновья побратимов Харальд и Халльфред также пожелали пойти с ними в поход, говоря, что нет больше почета, чем отличиться на глазах у отцов. Но родители ответили, что они еще слишком юны, чтобы ринуться в битву, как мотыльки на огонь. А Хельги привлек к себе Харальда и, словно вещун, сказал:

– Никто не знает своей судьбы. Но, коли суждено мне погибнуть, назови своего первого сына в честь моего побратима⁵¹. Клянись мне в этом на своем мече!

Анлаф же призвал Халльфреда и также велел, чтобы тот, если он не вернется, дал первенцу имя его кровного брата. Сыновья, вонзив мечи в землю, обещали отцам исполнить их наказ. Затем побратимы пошли каждый в свое жилище и до ночи говорили с детьми о том, что казалось им важным. Хельги возложил руки на плечи Харальду и Фенгону и велел им накрепко запомнить свои слова:

– Я знаю, сколь несхожи вы нравом, отчего и не ладите друг с другом. Выслушайте мои советы, чтобы не возникла вражда, которая может довести вас до гибели или позора. Не позволяйте женщине встать между вами! Не помогайте слуге, предавшему своего господина! Не давайте пощады человеку, убившему своего родича или друга! Не поносите никаких богов, но полагайтесь на себя и удачу! Не позволяйте вашим женам часто гостить у их родни! Не доверяйте тайн своим любовницам! Не берите на воспитание дитя того, кто знатнее вас! Не садитесь на своего лучшего коня, когда сильно спешите! Не вынимайте меч из ножен для похвальбы, а только для боя или сечи! Не нарушайте данного слова! Не позорьте свободного человека! Не берите с собой в путь слишком много рабов из пленных!

Поутру Хельги и Анлаф вышли в море на ладьях, полных воинов. Хрёрек конунг и его сын Харальд с ярлами оказали им честь, проводив до берега.

XIX

Вот пришли побратимы в земли вендов и стали разорять их. Много селений предали они огню и мечу, потому что конунг вендов Буривой в это время воевал с другим конунгом. Высокую плату взяли даны за свой урон, так что можно было вернуться назад. Но Хельги, сын Торбьёрна, решил напасть на город, известный данам как Рерик, а вендам – как Велиград, или «Великий город»⁵². Горожане, у которых было мало воинов, уже хотели предложить им богатый выкуп. Но тут подоспел Буривой конунг с гридями и напал на северян, когда они этого не ждали.

Возглавив своих людей, Хельги и Анлаф храбро двинулись на вендов и даже потеснили бойцов конунга, пока им в спину не ударили жители Рерика. Тогда многие даны пали духом и лишились отваги. Не слушая вожаков и бросив товарищей, они кинулись к ладьям и попали в руки врагов. Венды же погнали одних, как бессмысленный скот, назад, а других, кто не мог идти сам, забивали до смерти своими топорами и палицами. Видя, какая судьба их ждет, Хельги и Анлаф яростно сражались с последними воинами. А когда остались одни, уперлись спиной к спине и отбивались от вендов, точно матерые волки от стаи дворовых псов.

Хельги крикнул:

– Знать, пришло время, брат!

И ветер ответил:

– Одна судьба – одна смерть…

В это время один из вендов бросил копье, и оно пронзило Анлафа насквозь так, что его острие ранило Хельги в спину. Сын Торбьёрна обернулся подхватить побратима, и враги, налетев со всех сторон, опрокинули его на землю.

Буривой конунг велел подвести того, кто не бежал, а бился до конца. Правитель вендов ростом был выше Хельги, так же широк в плечах, с длинным клоком волос на бритой голове и густой бородой, в простой рубахе, но в доброй кольчуге. Смерив Хельги взглядом, он кивнул своим мыслям и беззлобно сказал:

– Вы, даны, все те же: за свое зло не платите, за чужое берете сторицей.

– Это – дело твое и моего конунга, – отвечает Хельги. – Разве может рука отказать голове?

Буривой конунг снова кивнул и громко объявил:

– Ты храбро бился с нами и, верно, храбро умрешь. Прежде чем пойдешь в дар Святовиту⁵³, можешь изъявить последнюю волю.

– Как вы, венды, казните пленных? – спрашивает Хельги.

– Каждый, кто обречен Святовиту, – с блеском в глазах говорит конунг, – отдается в руки его служителей. Они наряжают избранных в белые одежды и украшают их головы венками. Затем приводят на берег священного озера и умоляют нашего бога принять их в дар от его детей. Получив некий знак, они их закалывают и погружают в воду. Это – красивая и почетная смерть!

– Такая легкая смерть не для меня, – говорит Хельги. – Я бы хотел, чтобы твои люди врыли в землю столб. По одну его сторону встану я, по другую – Анлаф. Поднесите к столбу дрова, а к дровам – огонь. О другом я просить не буду.

Буривой конунг подумал и ответил:

– Я никогда не поступал против нашего обычая. Но твои слова сильно подивили меня. Дарую тебе ту смерть, какую ты сам выбрал. А мы постоим и посмотрим, хватит ли у тебя духа выдержать ее до конца.

Конунг вендов велел своим воинам сделать так, как просил его сын Торбьёрна. Сам Буривой конунг поднес огонь к сухим дровам, по которым быстро поползли алые змейки. Когда пламя подступило к Хельги, и жаркий, дымный и едкий ветер обдал его, из костра донеслись слова, произнесенные нараспев:

Я был приучен биться

В рубище и в кольчуге,

Что подтвердить могли бы

Эйнар Ревун и фризы.

Ныне соткали венды

Жаркую мне одежду,

Но и в плаще багряном

Сердце мое не дрогнет.

После этого Хельги воззвал к Одину и издал громкий вопль, полный и великой муки и великой радости. Анлаф же не проронил за это время ни слова. Никто не знает, был ли он жив или мертв, когда его привязали к столбу. Венды видели за языками пламени, как каждая жилка Хельги будто вырывалась из огня, но его руки замком охватывали столб, пока бившееся тело не поглотил костер.

Буривой конунг смотрел на гибель Хельги и Анлафа, морщась от гари и смрада, и все больше мрачнел. Затем, увидев, как сильно поражены его люди зрелищем невиданной стойкости, он обратился к войску и возвысил голос:

– А все же вода сильнее огня! И наши боги сильнее датских богов, иначе бы не даровали нам победу!

Когда костер погас, Буривой велел собрать прах Хельги и Анлафа и развеять его над полем битвы. Всех пленных данов конунг отдал служителям своего бога, и они нашли смерть в вендском озере. Затем он послал в Хлейдр торгового гостя, поручив ему вернуть часть захваченных товаров. А также передать Хрёреку конунгу, чтобы тот больше не посылал своих воинов в его земли.

Говорят, что Асгерд, дочь Торбранда, нежданно вскрикнула и застонала в тот самый день, когда побратимы секлись в последней битве и нашли огненную смерть. Людям, которые были рядом, она сказала, что почуяла, будто ледяная рука коснулась ее сердца и дважды сдавила его. Но, когда ей сообщили о гибели мужа и его памятной висе, Асгерд ничем не выказала сильной печали. Одни люди сочли такое поведение очень достойным, другие – слишком холодным.

«Кем еще, как не безумцем, следует назвать того, кто выбирает смерть, одинаково страшную и человеку, и зверю?! А ведь находятся глупцы, слагающие об этом песни как о гибели героя. По моему же разумению, Хельги наследовал безумие своего рода, которое он передал сыну и внуку. Вот я, когда бы мог выбирать, хотел бы умереть легко, лучше всего во сне».

XX

Когда Хельги, сын Торбьёрна, взошел на костер в Стране Вендов, его сыновьям, Харальду и Фенгону, было семнадцать зим. Они подавали большие надежды и обещали превзойти своего отца. Уже в детстве братья отличались друг от друга, и с годами разность в обличье и нраве делало их несходство только сильнее.

Харальд был высок, статен, широк в плечах и в груди, но поджарый и жилистый. Открытое выражение его лицу придавали высокий лоб, крупный и прямой нос, упругие щеки с высокими скулами, резко очерченный рот и крутой подбородок с ямочкой на конце. Волосы Харальда были русые с желтым отливом, густые и длинные. По краям лица они смыкались с густой бородой и концами усов, и при повороте головы вздымались и опадали, как спелая рожь на ветру. Глаза его были цвета морского льда, а взор таким острым, будто рассекал человека надвое. Уже в детских играх в нем была видна сила, что побуждала других подчиняться ему.

Харальд с детства был приучен к владению оружием, неустанно упражнялся в нем и уже в юные годы искусством боя приводил в изумление зрелых мужей. Он мог биться двумя мечами или метать сразу два копья, поражая врагов. Сын Хельги метко стрелял из лука, а секирой или мечом рубил так, что порой раскалывал щит одним ударом. Он был очень силен и вынослив: мог плыть в кольчуге против течения или при оружии залезть на скалу. В молодецких играх он также не знал себе равных, ибо там, где не мог одолеть одной силой, брал верх своей ловкостью.

Харальду не передалась угрюмость Хельги, но в суровости он не уступал отцу, а в непреклонности даже превзошел его. Он всегда был спокоен, как матерый волк на охоте, с людьми держался просто, с воинами был щедр и верен слову. Речи его были скупы и кратки, и он ни о чем не просил дважды. Зная об этом, те, кто был ниже его, кидались выполнять любую просьбу Харальда, как приказ. Одни люди находили его прекрасным, другие – ужасным, смотря по тому, с какой стороны довелось им видеть его в жаркой сече. Харальд был весел в бою и молчалив на пиру, что нравилось мужам, но не радовало жен. Многие говорили, что трудно найти лучшего друга и худшего врага, нежели старший сын Хельги.

Фенге, как звали на датский лад Фенгона, в юности начал полнеть, стал неспешен и плавен в движеньях, приобрел важный вид. Лицо он имел округлое и румяное, нос большой и мясистый, щеки гладкие, рот широкий, зубы белые, губы полные и яркие. Свои длинные волосы, более рыжие, чем у брата, Фенге холил, расчесывал и завивал, делая более кудрявыми. А бороду и усы подстригал коротко, отчего издали походил на женщину. Глаза Фенге были водянистыми, с поволокой, и могли менять цвет, а взгляд порой делался липким, как патока. Одна ведунья сказала о нем, что он создан женам на искушение и мужам на погибель.