Инспектору МакГроуву никогда не приходила в голову мысль раньше времени расстаться с жизнью. Человек выдержанный и трезвомыслящий, он относился к самоубийцам с некоторой брезгливостью, полагая их эгоистичными сверх всякой меры. Желаете таким способом разобраться со своими проблемами? Что ж… Но зачем создавать сложности окружающим? Тем же полицейским… Однако работа есть работа, и потому он здесь, в этом роскошном особняке на Питкин-авеню.
МакГроув не имел удовольствия лично знать Полетт Фарье, хотя видел ее десятки раз. Но – на экране. Подобно миллионам мужчин во всем мире, он с восхищением следил за ее карьерой, восторгаясь талантом и красотой актрисы. В ней совсем не было фальши – в этом инспектор мог поручиться, поскольку за годы работы в полицейском управлении Мидл-сити научился распознавать, где искренность, а где лишь игра, зачастую весьма искусная. И даже ее годичной давности решение связать судьбу с великосветским повесой Диком Лоувзом не повлияло на отношение МакГроува к Фарье. Видимо, размышлял он, и самые умные женщины совершают подчас безрассудные поступки. Ну, что она в нем нашла? Ведь пустой, никчемный человечишка, наделенный природой изяществом и привлекательной наружностью, но начисто лишенный каких бы то ни было понятий о чести и порядочности. Его многочисленные связи, которыми упивалась желтая пресса, тому свидетельство. Женитьбы, измены, скандалы, разводы – без всего этого, казалось, Дик Лоувз не мог существовать. И вдруг – бракосочетание с Полетт Фарье. Нонсенс!
Последние месяцы на страницах бульварных газетенок стали циркулировать слухи, что у молодоженов не все ладно. Однако дальше намеков дело не шло, и, конечно, никто и подумать не мог, что ситуация разрешится столь трагически – преждевременной кончиной актрисы.
Эта новость, обещающая стать настоящей сенсацией, каким-то загадочным образом уже достигла ушей газетчиков, о чем свидетельствовал плотный кордон репортеров, встретивший МакГроува на подъезде к особняку.
– Что? Как? Почему? – сыпались вопросы.
– Без комментариев, – угрюмо ответствовал старший инспектор, в котором привычное неприятие эгоизма самоубийц боролось с горечью утраты истинного таланта, подарившего своим почитателям так много прекрасных минут. МакГроув не знал, какое из обуревавших его чувств одержит верх. «Впрочем, – одернул он себя, прекращая схватку, – факт самоубийства тоже требует доказательства».
Инспектор поднырнул под желтую ленту, натянутую полицейскими, и направился к дверям дома. Репортеры, лишенные такой привилегии, заголосили пуще прежнего:
– Почему? Почему? Почему?
Игнорируя их вопросы, МакГроув коротко бросил сопровождавшему его сержанту Сноупсу:
– Посмотри тут.
Сержант кивнул и отстал. Отлично осведомленный об умении Сноупса «держать и не пущать», теперь МакГроув мог не опасаться, что какой-нибудь ловкач-журналист проникнет в особняк и станет докучать его обитателям беспардонным любопытством. Когда же по приказу старшего инспектора его возьмут под белые рученьки и выведут вон, репортер станет громогласно заявлять об ущемлении человеческого достоинства и о праве на информацию. Они такие! Ни стыда, ни совести.
В мрачной парадной МакГроува встретил представительного вида дворецкий. Ни слова не говоря, он сделал рукой в белой перчатке красноречивый жест, одновременно указывая путь и как бы приглашая следовать за ним. Инспектор чуть наклонил голову и даже сделал шаг к устланной персидским ковром лестнице, ведущей на второй этаж, но тут его ухватили за локоть.
– Он ее обкрадывал, – торопливо заговорила заплаканная девушка в черном платье и белой наколке, что выдавало в ней горничную. – Он над ней издевался, он…
– Прекратите сейчас же, Лиззи! – оборвал горничную дворецкий. – Когда потребуется, вас спросят.
МакГроув похлопал девушку по руке.
– Успокойтесь. Мы обязательно поговорим с вами. Но позже.
Горничная подняла на инспектора припухшие глаза, закусила губу, чтобы снова не расплакаться, повернулась и скрылась за неприметной дверью.
– Она такая импульсивная, – словно извиняясь, сказал дворецкий. – Хотя ее можно понять. Мы все очень любили мадемуазель Фарье.
– А когда она стала мадам?..
– Нам очень хотелось, чтобы она была счастлива, – неопределенно ответил дворецкий.
Инспектор усмехнулся и стал подниматься по лестнице. Через минуту он был в кабинете Дика Лоувза. Муж покойной явно находился в состоянии прострации. Он с ничего не выражающим лицом сидел за столом, на котором лежали пистолет и лист бумаги, испещренный неровными строчками. Тело женщины уже унесли.
– Я вернулся из клуба, – срывающимся голосом сказал Лоувз, – поднялся в кабинет и увидел Полетт. Она была мертва. Кровь, кровь… Эта записка… Я ничего не понимаю!
Инспектор взял листок и прочитал: «Мне еще не ясно… ухожу… бросаю и лишаю… мучительна унизительная жизнь. Полетт».
«Когда-нибудь это послание будет экспонатом музея Полетт Фарье, – подумал МакГроув. – Но прежде – вещественным доказательством».
Он взглянул на Лоувза.
– Собирайтесь. Вы поедете с нами в участок.
– Понимаю, – бесцветным голосом произнес тот. – Показания…
– Нет, – сказал инспектор, испытывая странное облегчение. – Вы арестованы. С убийцами я предпочитаю беседовать в официальной обстановке.
Почему МакГроув уверен в виновности Дика Лоувза?
Инспектор МакГроув вновь поднял раму, опущенную экспертом. Подоконник был усыпан порошком, благодаря которому удалось получить несколько вполне приличных отпечатков пальцев. Кому они принадлежат? Это выяснится позже. А пока…
Семью этажами ниже шумела центральная улица Мидл-сити. Получасом ранее труп Александры Вербитски погрузили в карету «скорой помощи» и увезли в морг, так что полицейские успели навести порядок и на мостовой, и на тротуарах. А была такая пробка!.. Да и то: какой уважающий себя зевака упустит случай, коли уж подвернулся, пусть одним глазком, пусть издали взглянуть на бренные останки скандально знаменитой топ-модели?
МакГроув перегнулся через подоконник – слегка, чтобы не разделить участь первой красавицы города. Все спокойно: мигают светофоры, черепахами ползут машины, торопятся по своим делам пешеходы – ничто не напоминает о разыгравшейся трагедии.
– Я нашел свидетеля, сэр, – доложил сержант Сноупс.
Инспектор повернулся к подчиненному.
– Быстро…
Сержант вздернул подбородок, потом опустил голову и покраснел.
– Вообще-то это он нашел нас. Пришел и говорит: видел все своими глазами.
– Так давайте его сюда!
– Только… – Сноупс замялся.
– Что – «только»? – поторопил МакГроув.
– Мне ребята из местного участка успели шепнуть… Больной он. И болезнь такая чудная – как бишь ее? – вуайеризм. Подглядывает, подсматривает, страсть у него, значит, к этому делу.
– Неодолимая, – кивнул инспектор, в практике которого были прецеденты, когда приходилось заниматься жалобами людей на пронырливых, надоедливых, хотя, в сущности, безобидных соглядатаев. В памяти мелькнули лица прыщавого юнца, «промышлявшего» у пляжных кабинок, и дородной матроны, занимавшейся тем же самым в коттеджах пансионата для престарелых. Взяли их без особых хлопот, а вот преступный умысел инкриминировать не смогли. Его и не было. Просто они не могли без этого!
– Три привода за ним, – продолжал между тем сержант, как бы иллюстрируя мысли инспектора, – а что толку? Такие из-под любой статьи вывернутся.
– Ладно, веди, – сказал инспектор.
– А рассуждает вроде здраво, – пожал широченными плечами Сноупс и испарился, точно его и не было. Способность сержанта растворяться в воздухе всегда восхищала МакГроува. А учитывая габариты Сноупса, это вполне можно было считать чудом из чудес.
Инспектор достал сигару. Посмотрел по сторонам в поисках пепельницы. Ничего подходящего. Должно быть, здесь отродясь не пахло табаком. Оно и понятно: Царица Подиума, как называли Александру Вербитски журналисты, заботилась о своем здоровье и своей внешности. Еще бы, от пребывания их в безупречном состоянии зависело ее материальное благополучие. Кому понравится девица с хриплым голосом и желтыми от никотина пальцами? И зубами тоже… Что же касается ее супруга, то Джон Вербитски, и это было известно всякому, кто хоть мало-мальски интересовался светскими сплетнями, права голоса в этой семье не имел. Посмотрел бы инспектор на этого подкаблучника, вдруг осмелившегося затянуться сигаретой. Уж ему бы задали по первое число!
«Теперь не зададут», – подумал МакГроув и крикнул:
– Эй, сержант, где вы там?
– Здесь! – отчеканил Сноупс, вводя в комнату худосочную личность с бегающими глазами.
– Рассказывайте! – хмуро сказал инспектор.
И личность, назвавшаяся Сэмюэлем Голдменом, заговорила.
Да, этот человек был явно ненормален. Он часами пропадал на крыше дома напротив, разглядывая в подзорную трубу людей, до которых мог дотянуться взглядом. Любопытство к чужой жизни сжигало его! Из рассказа Голдмена следовало, что высокий брюнет в красном пиджаке два часа назад распахнул окно и вытолкнул яркую блондинку…
Инспектор не перебивал захлебывающегося словами человека. А тот говорил, говорил, говорил… На потрескавшихся губах Голдмена пузырилась слюна.
Так могло продолжаться до бесконечности, к тому же, сказав главное, Голдмена понесло куда-то не туда: он почему-то стал вспоминать детство, товарищей по колледжу и даже процитировал Шекспира – ни к селу, ни к городу.
МакГроув вздохнул и поднял руку:
– Довольно!
Вынув изо рта сигару, он посмотрел на столбик пепла, образовавшийся на ее конце, усмехнулся и подвел мужчину к приоткрытой двери.
– Это он?
– Да.
– Посмотрите внимательно, – терпеливо сказал инспектор. – Вы не ошибаетесь?
– Да. Это он. Он!!!
Инспектору показалось, что еще мгновение, и Голдмен заскрипит зубами от ярости. Отвратительный звук! К счастью, худосочный человечек вдруг сник и сгорбился.
– Возьмем под арест? – спросил Сноупс, поигрывая наручниками. Его взгляд впился в Джона Вербитски. Красный спортивный пиджак сидел на том как влитой.
– На каком основании? – вопросом на вопрос ответил МакГроув. – Если кого и надо задержать, так это его, – он показал на Голдмена. – За лжесвидетельство. И да помогут вам доктора, мистер!
Мотивируйте решение инспектора.
Пришлось стрелять. Том Бруно поднял револьвер и нажал на курок. Он был отменным стрелком. Рокки Галано споткнулся на бегу, выронил пистолет и упал на мокрую решетку водостока. Когда полицейские подошли к нему, он был уже мертв.
– Смердит, – с кривой ухмылкой сказал сержант Сноупс.
– Канализация, – рассудительно проговорил кто-то сзади. – Этому еще рано…
Джек МакГроув не обернулся, чтобы взглянуть на недоумка из группы быстрого реагирования, мнящего себя шибко сообразительным и полагающего, что им со Сноупсом надо разжевывать все от «А» до «Я». Впрочем, поведение сержанта ему тоже не понравилось. К смерти надо относиться с уважением! Даже если она настигла такого негодяя, как Галано.
– Выясни, что с девушкой, – отрывисто бросил инспектор.
Уловив в голосе начальника признаки надвигающейся грозы, Сноупс посерьезнел, по-армейски четко повернулся и направился ко входу в Центральный парк Мидл-сити. Там у кованых узорчатых ворот на скамейке сидела и, очевидно, до сих пор не могла прийти в себя Эржбета Паракова, известная в кругах «жриц любви» и их постоянных клиентов как Красотка Эржи. Доведенная до отчаяния жестокими побоями, она «сдала» полиции своего сутенера, каковым и был Рокки Галано. Он требовал денег. После неудачного ограбления букмекерской конторы ему надо было срочно убраться из города, а пускаться в бега с пустыми карманами у Галано желания не было. Вот он и решил напоследок поживиться за счет своей подопечной. Но переусердствовал.
– С ней все в порядке, – отрапортовал Сноупс, вернувшись. – Только синяк под глазом. Легко отделалась.
МакГроув кивнул, давая понять, что информация сержанта принята к сведению, и продолжил монолог, обращенный к руководителю группы быстрого реагирования Тому Бруно. Инспектор выговаривал ему за нерасторопность, чуть было не закончившуюся для Красотки Эржи трагически. И не только для нее, поскольку на улице, несмотря на поздний час, было предостаточно людей, совершающих вечерний моцион. Подчиненные Бруно явно промедлили, позволив Галано, почуявшему западню, выхватить пистолет, сделать несколько выстрелов и пуститься наутек. По счастью, пули преступника никого не задели, но за перестрелку в центре города Бруно по головке не погладят.
Понимая, что МакГроув прав на все сто процентов, Том Бруно молчал, хотя отличался строптивостью, которую выказывал при всяком удобном случае. Но сегодня он и его ребята оплошали, потому он сжимал челюсти, играл желваками на скулах, но… молчал.
– Ладно, – наконец-то смилостивился инспектор, – в конце концов, свое дело мы сделали. Одним подонком в городе стало меньше. А без погрешностей в нашей работе не бывает. Станет начальство наседать или журналисты, отсылай их ко мне. Отобьемся.
Глава группы медленно выпустил застоявшийся в легких воздух и подумал, что с МакГроувом работать можно: отчитает, как мальчишку, но никогда не открестится, не подставит…
– Я уж как-нибудь сам, – проворчал Бруно.
– Что, гордость не позволяет? – усмехнулся инспектор. – Не мели чепухи! Все-таки вместе кашу заварили, вместе и расхлебывать.
Завывая сигналом и озаряя сполохами сигнального маяка стены домов, на улицу выскочила санитарная машина. Затормозила метрах в четырех. Из автомобиля выбрались санитары.
– Забирать? – поинтересовался один из них. – Или погодить?
МакГроув посмотрел на фотографа, убирающего аппаратуру, на криминалистов и сказал:
– Забирайте.
Санитары подступили к бездыханному телу Галано, а инспектор пошел к своему автомобилю, у которого стоял Сноупс, прижавший к уху трубку радиотелефона.
– Опять ограбление, – сказал сержант, давая отбой.
– Что на этот раз? – устало спросил МакГроув, усаживаясь на свое место справа от водителя.
Сноупс сел за руль, захлопнул дверцу и выехал на проезжую часть.
– Налет на казино. Судя по почерку, это компания Кувалды Мака.
– Кто из шайки сейчас в городе?
О проекте
О подписке