На необитаемом острове моей любви
Жду. Жду Пятницу.
Бух, к надежде в ноги – гори!
Я, я в платьице…
Мне кричала чайкой судьба:
Понедельники
В твоей жизни будут всегда.
Пофиг веники!
Коли я кричу и ношусь —
Крылья всполохом.
Свет гаси и платье снимай!
Тётка с порохом.
На необитаемом острове твоей любви
Я владычица!
Хочешь – плачь,
А лучше прими.
Ты – привычная.
На необитаемом острове моей любви
Нет, нет пятницы,
Но бывают разные дни,
Где я в платьице.
А королева Снежная
Была когда-то нежною:
Не похищала мальчиков,
Не обижала девочек,
Спасала в стужу зайчиков,
С руки кормила белочек,
Была душою тёплая.
Но тролль швырялся стёклами,
И зеркало чудесное
В руках злодея треснуло,
Осколки душу нежную
Вмиг превратили в снежную.
И в жизни будешь маяться:
Злодей-дружок объявится,
И из девчонки трепетной
Такую бабу лепит он,
Что берегитесь, белочки,
Спасайте шкуру, зайчики,
Нет той прекрасной девочки.
Эх, мальчики, вы, мальчики…
Рвануло солнце из ветвей жар-птицей,
Последний луч остался, что перо,
И надо же такому вдруг случиться,
Что ветер подхватил – и мне в окно.
Горит, сияет тысячью желаний
К заветной тайне драгоценный ключ,
Перехватило радостью дыханье —
Держу в ладонях, обмирая, луч,
В пылу мечты забыла я про время,
И незаметно вечер наступил,
Искусным вором в дом прокралась темень,
И луч исчез в казне ночных светил.
Недосказанность и неопределённость,
Как любовь и ненависть, – коктейльно
Предъявили иск – к терзаньям склонность,
И режим предписан мне – постельно!
Я лежу придавлен и потушен,
Время мучит брошенную душу,
Я травлюсь гаванскою сигарой,
Я слежу за дымом. Рядом с баром
Громоздятся рюмки и бокалы.
И мои терзанья, как шакалы,
Рвут меня, трясут меня, как грушу,
Шепчут что-то, я устал их слушать.
А в душе надеюсь – скрипнет дверь:
«Я решилась! Я пришла! Не пей!»
В ливрее кучер подаст карету,
И едет дама по белу свету.
Поклоны справа, букеты слева.
О, как прекрасна ты, королева!
Народ трепещет: почёт и слава.
Вздыхает тяжко соседка Клава.
Живёт та Клава в квартире нашей,
Живёт не тужит три года с Сашей.
Бранятся редко: коль денег мало,
Коль не хватает семье на сало,
А так смеются, чаёк смакуют,
А к ночи ближе почти воркуют,
На даче пашут, а в праздник – гости.
Пьют, но немного; и моют кости.
Без злобы моют: друзьям, подружкам
Для разговора на тех пирушках.
А королева одна скучает,
Но, коли надо, гостей встречает
По этикету, с улыбкой, чинно,
И шлейф у платья змеёю длинной,
Холодным шёлком да по паркету
Ползёт за нею навстречу «свету».
В уютной спальне скучает дева.
Служанка шепчет: «Спи, королева».
Сказать «Мне плохо!» девчонка хочет,
Но губы шепчут: «Спокойной ночи».
Ей надоели почёт и слава,
Ей захотелось пожить, как Клава.
Бывает дело такое, скажем,
Кому тут лучше, не знаю даже.
Но хочет Клава побольше сала.
А королева? Не наше дело…
Жить совсем не можется, умирать не хочется.
Эта ситуация по судьбе волочится.
В мире, Богом созданном, много есть прекрасного:
Это небо синее, это солнце красное,
Каждая травиночка и цветочек маленький
Совершенством созданы, как цветочек аленький,
Тот, что охраняемый, рос в саду чудовища,
Красотою радовал – цветника сокровище.
И ветра упругие, и морозы красные —
Всё неповторимое. Современно-классное!
Как луна-волшебница, что во тьме купается,
Многими воспетая, сердцу очень нравится.
И вода хрустальная – жизни возрождение,
И весна зелёная, и дожди осенние…
В мире, Богом созданном, много есть прекрасного.
Чем же я измучена? Отчего несчастная?
Жить совсем не можется, умирать не хочется,
Эта ситуация по судьбе волочится.
Я не пойму, за что она любила вас,
Всю ночь в её окне тревожный свет не гас,
И билось о стекло беспомощное «SOS»,
Когда с друзьями пил, когда сказал ей: «Брось!»
Когда сказал ей: «Брось обиды в ранг вводить
Железом по стеклу, я пил и буду пить!
Ведь проще жизнь прожить под вечною “балдой”,
И не тебе судить, такой я иль сякой!
Всем обещаньям грош, и даже тот взаймы!
Предпочитаю “Я” навязчивому “Мы”!»
Хотелось ей понять, а главное – простить,
А может быть, обнять или навек забыть…
И билось о стекло беспомощное «SOS»,
И плакала душа, лишившись мира грёз.
Не скисает молоко в стакане,
То, скажу, сомнительный прогресс,
Химия в картошке и банане
Телу придаёт излишний вес.
Организм старается как может
Этот вред смягчить, переварить,
Но не получается, похоже,
Мы в болезнях начинаем жить.
Вас водить не стану по больнице,
Ведь смущает рифма к слову «так».
Верим, с нами это не случится,
Организм наш умница, мастак.
Может быть, пройдёт немного время —
Пластик есть мы будем на обед.
Но людское сохранится племя?
Я не знаю, то ли да, то ль нет.
Нам заменят органы, возможно,
Или в мозг внедрят охранный чип.
Молоко глотну я осторожно,
Да, оно не скисло, а горчит.
Любовь земная – чувство уязвимое,
Как водится, недолог её век.
Она настолько хрупкая, ранимая,
Что сохранить не в силах человек.
Вот оттого Джульетта в усыпальнице
С Ромео юным – девичьи мечты.
Любовь как сказка, в жизни всё ж случается…
Но много ль пар счастливых видел ты?
Закончить повесть – жили долго, счастливо —
Шекспир не мог, поскольку он поэт,
Он в правду жизни проникал участливо
И потому не верил в хэппи-энд
Любви счастливой. Мне, поверьте, горестно,
Ведь и Толстой её под паровоз…
Ему нам лгать, выходит, тоже совестно.
Любовь, да, есть, но чаще в мире грёз.
Собирайте суд присяжных,
Будем душу мы судить,
Не люблю я дел сутяжных,
Но нельзя так больше жить.
В зеркала смотрю и вижу —
Жизни близится конец,
В облаках душа витает,
Вновь готова под венец.
Я с достоинством шагаю,
А она готова вскачь,
Что с ней делать, я не знаю,
Не стареет, ну хоть плачь!
Разберитесь с этим делом,
Кто придумал этот фарс?
Пусть душа смирится с телом.
Покажите, судьи, класс!
Колесо сансары меж миров застряло.
Я не в том, не в этом. И душа устала.
В переходе тёмном ей, крылатой, тесно,
И живу на свете лишь на слове честном.
Умирают русские деревни,
Зарастают пастбища, поля,
Это поступь времени, наверно,
Я не знаю, честно говоря.
Только сердце стонет от разрухи
И от судеб: сведены к нулю,
И от рук натруженных старухи,
Что живёт у жизни на краю.
Выживаем, вечно выживаем,
А хотелось бы полегче жить,
Мы в душе на Бога уповаем:
Может, он сумеет подсобить.
Но глаза у Господа суровы,
Видно, тяжелы наши грехи,
Райские разрушены основы,
А в заветах только лишь штрихи.
Мы понять умом своим не в силах,
Почему так трудно и зачем…
Эх, Россия, родина Россия,
Очень жаль, для нас ты не Эдем.
Смирённая Заветами,
Осознанная, понимающая,
Подкованная советами,
Душою воспринимающая,
Споткнусь вдруг об острый камешек,
От бывшей мечты отколотый,
О счастье напоминающий,
Блистающий в сердце золотом.
Пусть золото самоварное,
Но вмиг все устои рушатся,
Я снова девчонка бульварная,
Неумная, простодушная.
И снова я в бездну падаю
Житейскую и бездонную.
И, честно скажу, не радую
Осознанную и свободную
Себя…
Я на краю, в усталости объятьях,
«Фонарная», без признаков «хочу».
Иллюзии напоминают платье —
То, что исчезнет, не ходи к врачу.
И мудрых мыслей отвалилось бремя,
Душою грешной даже не молюсь,
А на часах остановилось время —
Оцепенела, ждите, не боюсь.
Мы встретились в безвыходности миг,
О нём обычно говорят: приплыли…
В круизе том по полной получили,
Душой и телом пропахавши риф.
Нам остров дан с искрящимся песком,
И моря соль, гораздо больше пуда,
И жар сердец, снимающий остуду…
Об остальном узнаем мы потом.
Кричали чайки откровенно зло
И молнией над берегом метались.
Их крики в моей памяти остались,
Как зависть, что нам нынче повезло.
И жили мы под шёпот тёплых волн,
Но время перемен опять настало,
Привычкой нас немного укачало.
И мы забыли, как опасно дно.
Тут накатила новая волна —
Волна судьбы, что нас врасплох застала.
Я долго ничего не понимала,
Но поняла – божественна она.
В душе поселилась какая-то грусть,
Природу её описать не берусь,
Возможно, как облачко, лёгкий туман,
Но очень назойлива. Старенький кран
Так капли роняет одну за одной.
Похоже, та грусть породнилась со мной.
Ушёл композитор, политик, поэт,
Я фильмы смотрю, а артистов уж нет.
Их нет среди нас, я их с детства люблю,
Они чуть постарше, а я на краю.
Отсюда уходят в иные миры,
И мне уж три шага до этой поры.
Останется всё, что творила с душой,
Другим пригодится – и то хорошо.
Так вот, в ожиданьи, той грусти причина.
И некуда деться от этого сплина.
Уставы жизни и уставы смерти
Сопряжены. Судьба рулетку вертит,
Бывает, в раж всесильная впадёт,
И тут, увы, не каждому везёт.
А силуэт, что мечется в окне,
Вздымая руки, может быть, в молитве,
Как жизнь вдруг проигравший – он на дне.
Ты позвони, ворвись или окликни,
Взгляни в глаза – не верит никому!
Так получилось – зарекаться можно,
Живём, бывает, вопреки уму,
Да и со дна подняться очень сложно.
А мы живём, не окликая их,
Измученных, но всё-таки живых.
Смертелен холод жёсткого устава,
Ты не окликнул – и её не стало…
Мысли воронами чёрными
Исклевали каждый день,
Пусть молитвы, как дозорные,
Упреждали крыльев тень,
Но душа – больная, грешная —
Открывала ворота
И стонала, неутешная,
Потерявшая Христа.
О проекте
О подписке