Цитаты из книги «Здесь, в реальном мире»

Ну естественно, человек. Хозяйка рынка, я же рассказывала... — Я имел в виду, что нельзя так говорить, — сказал Вар и тут же пожалел: он же сам терпеть не может, когда мама начинает его поправлять. А теперь вот Джолин вытаращилась и ждёт объяснений… придётся что-то ей объяснять. — Ну просто миссис Ставрос и гнилые фрукты — это не одно и то же. Она человек. А гнилые фрукты — это просто вещь. А ты сейчас сказала, что человек — это вещь.

Хорошо, что ты меня поправил, — твёрдо произнесла Джолин, будто он не мямлил своё «неважно», будто его вообще здесь не было. — Потому что люди и вещи — это разное. Вещь можно выкинуть. Лучше, конечно, её на что-нибудь использовать. Но иногда вещь становится мусором. А человек никогда не бывает мусором. Нельзя говорить, что человек — это вещь.

У тебя такой вид… — начал Вар, подыскивая подходящее слово. Подыскалось «героический», и это было правильное слово во всех отношениях, но рот испуганно сомкнулся, отказываясь его произносить.

И тут ему в голову пришла ещё одна мысль, и она была ещё невероятнее. То, что они построят, — это будет не просто ров для птиц. Это будет громадная ванна, из которой выходят посветлевшими, как монетка после кока-колы. В которой рождаются заново. И в которой будет святая вода — неважно, как и от чего она святеет, — много воды.

Вар продолжал идти. — Нет. Пока, Джолин.— Не нет, а да. Потому что…Молчание. И потом:— Ты мне нужен. — В голосе Джолин что-то зазвенело и завибрировало, как в будильнике.Он оглянулся, и весь залп — тук-тук-тук-тук, — сразу все сто стрел воткнулись точно в цель. Зажав грудь рукой, он рванул назад.Джолин стояла распрямившись и часто моргала, пыталась удержать слёзы внутри.— Биссис Ставрос с «Греческого рыдка» обещала продать всё, что я выращу… — Она шмыгнула носом. — Это куча дедек. — Дядек?..

Ящерица на ступеньке моргнула. Вар наклонился посмотреть поближе. У ящериц, как и у кошек, и верблюдов — и ещё у трубкозубов, Вар читал про них, — есть дополнительное полупрозрачное третье веко; и этим третьим веком они «задёргивают» глаз вертикально, как шторкой, будто говорят: Большое спасибо, ничего не нужно. Предпочитаю побыть наедине с собой. Вот она сидит, животное с антисоциальными веками. А может, и правильно, что ему тогда встретилась именно ящерица. Чтобы он всегда помнил, какое он разочарование для родителей.

Ванна, в которой перерождаются. Он уже никогда не сможет наполнить её водой. Иногда я вообще забываю, что Вар сидит у меня в классе.

Вар опять умолк. «Кое-кто». Он и сейчас легко мог вызвать то ощущение: как она взяла его за руку. И как эта рука потом оставалась тёплой. Его ещё никто никогда не брал за руку. Нет, когда он был маленький, родители, может, и брали, но это уже забылось. Он привалился спиной к дивану и уложил голову на папино колено. Папа не двигался.

Не-а. Уговор был другой, — сказала она. — Ты мне шланг, а я тебя отсюда не выкидываю. Ну вот, я же не выкинула. — Это несправедливо. — Как же, как Вар ненавидел несправедливость!Джолин изумлённо раскрыла рот, и её лицо осветилось будто от нежданного счастья. — А? — заозиралась она. — У нас тут что, типа Волшебная Страна Справедливости?.. Ой, нет, облом. — Её плечи поникли. — Мы всё ещё здесь, в реальном мире.

Вар снова прикрепил план к холодильнику, рядом с проспектом «Рекреации». Единственный момент времени, который он постарается не пропустить, — это автобус на три сорок пять. Он установил будильник на три тридцать и выбрал сигнал: птичий щебет. Птица — символ свободы. Которой у него не будет никогда.