Глава 8

Высокомерный. Прекрасно осознает, что очень привлекательный.

Так Селина описала для себя Люка Фокса.

Обмануть его было удручающе просто. Заставить его верить тем пафосным, испорченным словам, которые слетали у нее с губ. Он ничем не отличался от других: видел только то, что хотел увидеть.

Чего хотел он сам, она прочитала за доли секунды: чтобы кто-то развлек его самого.

Она знала, на какие точки давит, когда говорила, что в Европе скучно и ей незачем работать. Осознанно нажимала на то, что он ненавидел, от чего он, скорее всего, отчаянно хотел скрыться, и новая соседка его заинтересовала, но… Она надеялась, что он окажется чуть более подозрительным – призналась себе Селина. Чуть более настороженным – настолько, что сможет заметить, что ногти, волосы и речь без намека на акцент были фальшивкой.

Иногда ей казалось, что от Селины Кайл ничего не осталось. Будто она ушла навсегда, а ее тело превратилось в личину оборотня. Личину Холли. Облачение и орудие.

Эта мысль прозвенела в ней, пустая и холодная.

За те две недели, что она провела здесь, никто из богачей Готэма не распознал самозванку. Ходи в правильные рестораны, на правильные благотворительные вечера, и приглашения польются рекой. Холли Вандериз, по уши в иностранных деньгах, уверенно шла к тому, чтобы стать светской дивой сезона.

Интересно, дойдет ли когда-нибудь до этих идиотов, что она показывалась на тех вечеринках, после которых гости, вернувшись домой, обнаруживали пропажу изумрудного браслета или «ролексов».

Но эти маленькие кражи нужны были только для того, чтобы они занервничали. Начали сомневаться друг в друге.

Ловкость рук она во многом освоила еще с Пантерами. Селина до сих пор помнила свое первое ограбление. До сих пор часто его вспоминала.

Ее руки тряслись.

Она не могла думать ни о чем другом, сидя в парке на скамейке в середине рабочего дня и разглядывая прохожих. Как поймают ее из-за того, что у нее трясутся руки! И бросят в тюрьму.

Мимо текли люди, и она перебирала их лица, одежду, поведение. Сразу отметала старых, детей и тех, кто выглядел бедно. Она не стала рассказывать Мике о правилах, которые выдумала, но вряд ли Альфе будет не все равно. Главное, чтобы Селина принесла ей что-то стоящее, что-то, что можно продать. То, что может подтвердить: она свое место здесь заслужила.

Селина засунула руки в карманы древней серой толстовки, рядом с ней на скамейке стоял ее рюкзак. Она сидит тут уже час, пришла незадолго до обеденного перерыва – толпа людей рвется глотнуть свежего воздуха, прежде чем возвращаться к работе, которая выжмет из них все соки, в высотки, нависшие над городским парком.

Ее возьмут в долю, объяснила ей Мика. Что бы она ни украла – ее возьмут в долю. Возможно, денег хватит на хороший обед для Мэгги. Возможно, останется даже на десерт.

Из-за раскидистых дубов показался мужчина в костюме. Селина подавила желание вскочить, пока он шел по многолюдной аллее, уткнувшись в телефон и постукивая большими пальцами по экрану.

Дорогой костюм. Отполированные ботинки. Зачесанные назад волосы. Ни капли интереса к тому, что происходит вокруг. И ни капли страха.

Она осмотрела его брюки. В передних карманах бумажника не видно, но… Она заметила, как одна сторона пиджака при каждом его шаге покачивалась чуть медленнее – как будто была тяжелее, чем другая, – пока он приближался к ее скамейке.

Она забросила рюкзак на плечо, достала телефон-раскладушку, начала делать вид, что печатает, и быстро зашагала.

Прямо в него. Со всей силой.

Мужчина ругнулся, выронив телефон на землю, а рюкзак Селины взлетел в воздух, и из него на асфальтированную дорожку высыпались ручки и мятые тетрадки. Врезавшись в мужчину, она охнула и схватилась за него.

Селину кольнуло чувство вины, когда он изогнулся, чтобы подхватить ее, беспокоясь больше о ней, чем о своем телефоне. Но он только посмотрел на нее мельком, прежде чем оглядеть раскиданные вещи, среди которых теперь лежал и его телефон.

Сердце Селины билось ужасно громко – удивительно, как мужчина не слышит этого, – когда она произносила: «Простите, пожалуйста…»

Она отодвинулась, вынув бумажник, спрятанный во внутреннем кармане его пиджака, выверенным движением руки. Селина думала, что он заметит отсутствие привычной тяжести. Заметит, что она положила его бумажник в карман своей толстовки.

Но он отвлекся, сердито бросившись за телефоном. «Смотри куда идешь, дура», – огрызнулся он, когда понял, что экран телефона разбит.

Ублюдок. Как презрительно он на нее посмотрел, оглядев изношенные джинсы, потертую толстовку… Он по заслугам лишился бумажника.

Селина продолжала притворно моргать, уставившись на него, и сгребала вещи обратно в рюкзак, который она до этого предусмотрительно наполовину расстегнула. «Простите», – пробормотала она снова.

Он покачал головой, глядя на нее посреди кучи вещей, и удалился.

Скорчившись на земле, Селина незаметно следила, как он уходит. Ждала, что он хлопнет по карману и обнаружит пропажу.

Но он был слишком зол из-за разбитого телефона, чтобы думать об этом. Селина собрала вещи и отправилась на другой конец парка, в этот раз надев рюкзак на оба плеча. Ее ждала Мика. В связке с Ани.

Селина оглядела парк, улицы – поискала глазами полицейскую форму, машины с мигалками. Ничего не нашла. Тогда она передала бумажник Мике. Та одобрительно кивнула в ответ.

Когда они зашагали как ни в чем не бывало, чтобы скорее покинуть это место, Ани заметила:

– Я думала, ты будешь такая типа лютая гимнастка…

Селина молчала. Она провела с Пантерами три недели и знала, когда рта раскрывать не нужно.

Ани только усмехнулась, хлопнув ее по спине.

– В следующий раз попрыгай там, покувыркайся.

– Так внимание от себя не отвлечешь, – возразила Мика.

– Да, но смотреться же будет супер.

Через неделю желание Ани исполнилось. Они вскрыли магазин техники, и там, чтобы отключить камеры и сигнализацию, нужны были гибкость и выверенные движения. В итоге эта задача досталась Селине, единственной гимнастке из всех.

И в итоге ей же достались двести долларов, когда все провернули. С тех пор прошло уже пять лет. У Мики и Ани она узнала многое, учась на своих ошибках.

Но в Лиге Нисса и Талия научили ее гораздо, гораздо большему.

Заставь Готэм встать перед тобой на колени.

Кражи – это только начало. Начало гибели. А деньги – чудесное дополнение. Бонус. Только ее.

А сегодня вечером…

У вселенной есть чувство юмора, решила Селина, заходя в тренажерный зал, чтобы размяться: смесь из старых гимнастических упражнений и того, чему ее научили в Лиге. Потому что главный приз сегодняшнего вечера… принадлежал человеку, который жил рядом, за соседней дверью.

Она выбрала эту квартиру именно из-за близости к одному из самых богатых и известных людей Готэма. Никому и в голову не придет поставить под сомнение личность соседки Люка Фокса.

Она видела, что в Ист-Энде с чернокожими обращаются как с людьми второго сорта, и в глубине души ей хотелось знать, сталкивался ли с таким сам Люк Фокс. Но, судя по тому, что она слышала, все относились к нему как к особе королевской крови.

Ей Люк показался просто симпатичным мальчиком, который привык получать все, что хочет. Которому, скорее всего, нужны мускулы только для того, чтобы любоваться на себя в зеркало.

В Готэме таких, как он, полным-полно, и сейчас, когда лето кончилось и начался бальный сезон, все сопляки из трастовых фондов и индустриальные гиганты переезжали из пляжных поместий в город.

Селина зашла в тренажерный зал, улыбнувшись журналисту в телевизоре над ее любимой беговой дорожкой, с которой удобно было следить за входом в зал. Он вышел в прямой эфир из музея, расположившись в центре красного ковра и предвкушая грядущий бал.

Бал, где выставляется картина стоимостью в десять миллионов долларов, размером с лист бумаги. Музей только что получил ее во временное пользование от великодушного Люка Фокса, обладателя частной коллекции живописи.

Селина ухмыльнулась, встала на беговую дорожку и забрала, по ее мнению, нелепые светлые волосы в тяжелый конский хвост.

Люк Фокс вполне может себе позволить это расставание.

* * *

Селина уже побывала в Музее изобразительных искусств Готэма. Разумеется, на этой неделе она изучила входы и выходы, потолочные и все остальные окна, а также близлежащие улицы под покровом темноты. Случайный прохожий, скорее всего, заметил бы только, что на уступе соседнего дома сидит, сгорбившись, горгулья или как в соседнем переулке едва ворочается непроглядная тень.

Она наблюдала за музеем уже пять дней – пять дней запоминала, как чередуются охранники, какое у них телосложение, оружие. Пять дней выстраивала план, будто расставляла по местам фигуры на шахматной доске.

Наемники в Лиге опирались в таких случаях на технические приспособления – на свои модные гаджеты. Но все это может подвести. И хотя она, разумеется, воспользуется своими приборами, когда гости покинут бал, а образ Холли Вандериз заменит на другой, более удобный, Селина хотела знать каждый сантиметр музея на ощупь.

Она обожала планирование не меньше, чем сами ограбления. Так всегда было. Найти способ пробраться внутрь, разгадать загадку, которую задавали охранники, сигнализация, выходы… От этого в ней что-то вспыхивало… Даже сейчас, когда благодаря тщательной подготовке она опиралась в основном на мышечную память.

Возбуждение еще трепетало в ней, когда она вальсировала с исполнительным директором одного из крупнейших в Готэме инвестиционных фондов по сводчатому, пышно украшенному главному залу музея.

Пункт первый. Пусть Готэм увидит, что Холли здесь, удостоверится, что она – одна из них, а она пока сможет впервые взглянуть, где картина выставлена, как ее охраняют. Ее повесили прямо перед началом бала в соседнем зале, куда посетители захаживали с бокалами шампанского, чтобы в одиночестве насладиться произведением искусства и поразмышлять о возвышенном.

Или зачем они еще туда ходят. Но для нее это только упрощало задачу будто небрежно взглянуть на картину. Она займется этим сразу же, как только окончательно охмурит этого нахохлившегося идиота, который ведет ее в танце.

Ист-Энд был жесток, но там, по крайней мере, жили настоящие люди. Они не переплетали ложь и обман, ловко орудуя словами и ослепляя блеском роскоши. Конечно, им тоже нельзя было доверять, но… Между жителями Ист-Энда и ее нынешним окружением она, не задумываясь, выбрала бы первых.