Парень медленно поднял голову. Он осмотрел Люка с головы до ног и задрожал. Вода с его джинсов капала на пол, но он молчал. На том конце коридора, разинув рот, стояли полицейские, не осмеливаясь подойти.

Так что Люк спросил еще раз, давая понять, что он друг:

– Ты в поряде, бро?

Мальчик по-прежнему молчал, но его глаза расширились и стали большими, как блюдца, когда он понял вопрос. Люк кивнул ему и повернулся к копам на том конце коридора:

– Принесите ему одеяло. Он весь вымок.

Они моргнули, а коп с красным лицом стал бледным, как смерть. Потом он убежал. Люк дождался, пока тот вернется с одеялом. Пока одеяло не окажется у парня на плечах.

Люк задержал взгляд на значке этого копа – на его имени и номере – и двинулся дальше. Когда они наконец скрылись из вида, Люк тут же позвонил одному из лучших адвокатов в городе, давней знакомой, с которой они вместе учились в подготовительной школе.^[6] Без лишних вопросов она пообещала приехать в участок через двадцать минут.

Люк все еще пытался избавиться от осадка после этой встречи и успокоиться, когда спросил Гордона:

– А прожектором почему нельзя воспользоваться?

– Потому что его нет.

Люк моргнул, хоть Гордон и не мог этого заметить.

– Объясните.

Гордон обвел Люка пронзительным взглядом.

Он провел перед чертовым зеркалом достаточно времени, чтобы знать наверняка, какое впечатление производит его костюм: скорее робот, чем человек. Особенно с линзами, светящимися в тон силуэту летучей мыши у него на груди. Ни следа от человека под костюмом – как он и хотел. Невозможно догадаться, кто он, кого он любит… А для врагов он хотел добиться такого же эффекта, как в «Челюстях». Гораздо ужаснее не знать, что скрывается в глубине. Воображать самое худшее.

Гордон положил на стол металлический лоток. В нем перекатывался шарик – пуля.

– Сегодня вечером кто-то в него выстрелил.

Люк подошел к потертому столу, заваленному бумагами, и взял пулю двумя пальцами.

– И куда же они хотели, чтобы я не вмешивался?

Гордон сжал губы.

– У нас нет уверенности, что преступления связаны. Но сегодня вечером произошла кража в Музее Древностей. Кто-то украл древнеегипетскую фигуру кошки, которая оценивается в один миллион триста тысяч долларов. Мы прибыли на место через пять минут после того, как сработала сигнализация. И ничего не нашли. Потом решили зажечь прожектор, и тут… Просто из ниоткуда – два выстрела. Снайперский почерк: одна пуля в прожектор, другая в блок питания.

Люк поднес камеру к лампе на столе Гордона:

– Готов поспорить, что к сегодняшней краже имеет отношение тот, кто на прошлой неделе украл из ювелирного магазина драгоценности на полмиллиона. А потом бриллиант в десять карат из Музея Готэма.

Он покрутил пулю пальцами.

– Но в музее и магазине сигнализация не сработала.

Гордон снял очки и протер их съехавшим набок галстуком.

– И что?

Люк открыл небольшой клапан кармана на левом рукаве костюма, за которым скрывался пульт управления. Он нажал несколько кнопок, отдавая команды, и линзы на его шлеме сдвинулись вперед, увеличивая пулю и считывая с нее параметры отклонения.

– И, – продолжил он, – сегодня сигнализация сработала. А нам оставили визитную карточку. Он приподнял пулю двумя пальцами. – Самодельную. Без опознавательных знаков. Чистую. – Он отпустил пулю, и она упала в лоток, слегка звякнув. – Ею стреляли из гораздо более замысловатого оружия, чем то, которым обычно пользуются наши подозреваемые.

Гордон снова надел очки.

– Она не подходит к оружию из арсенала крупных банд. Арлекин хорошо разбирается в баллистике и умеет целиться, как снайпер, но у нее нет доступа к оружию такого уровня.

Люк кивнул, и Гордон стал дальше размышлять вслух:

– Ядовитый Плющ не пользуется классическим оружием, а от Загадочника уже несколько месяцев ничего не слышно. – Он почесал затылок. – Вы считаете, в город кто-то еще пожаловал?

Люк кивнул в сторону окон опустевшего участка, по которым отчаянно хлестал дождь. Да, он так считал.

– Тот, кто ворует драгоценности и произведения искусства. Первые две кражи совершили при свете белого дня. Можно подумать, что сегодняшнее ограбление…

Он снова взял пулю и взвесил ее на ладони.

– Намекает, что мы за ними не поспеваем, и поэтому они затеяли с нами игру в поддавки, – закончил за него Гордон.

Гордон замолчал. Люк хмыкнул.

– Да…

Это все, конечно, любопытно. Он видел протоколы с места преступления. Никто не пострадал, просто украдены неприлично дорогие вещи. А если они еще и Бэт-сигнал расстреляли, то можно с уверенностью сказать, какого спящего пса они дразнят.

Или спящих ночных мышей.

– Я оставлю это себе?

Люк поднял пулю. Гордон поправил очки.

– Конечно. Наши эксперты ее уже видели. Забирайте.

Гордон указал подбородком на дверь, молча дав понять, что его посетителю пора. Приказ заставил Люка ощетиниться, но он справился с гневом.

– Кроме того, – добавил Гордон, проведя рукой по каштановым с проседью волосам, – мне не кажется, что они добиваются внимания именно со стороны ГДГП.

Именно. Эта мысль проникла в самые пыльные, давно спящие уголки сознания. За океаном он был экспертом по баллистике, и эта пуля, этот новый вор…

Давай, найди меня, – будто говорила ему пуля.

И, возможно, на него как-то подействовали вспышки молний или жара на исходе августа, но Люк склонялся принять безмолвное предложение.

* * *

Селина стояла, прислонившись к двери из резного дуба, и наблюдала, как торговец древностями вписывает в блокнот очередной столбец цифр.

Он осматривал статую Бастет уже двадцать минут, золотистые лампы в его роскошном кабинете светили тускло, и только смотровой светильник над статуей горел ярко. Она все это время стояла, прислонившись к двери. С ног до головы в черном, лицо скрыто Маской смерти и глубоким капюшоном толстовки.

«Эффектно», – сказал перекупщик, пропуская ее через черную дверь. Она ничего не ответила, рассчитывая, что тишина и кнут, висящий на боку, за нее объяснят, чего ему стоит бояться. Несмотря на то что на черном рынке работало полным-полно антикваров, найти перекупщика было легко. Разумеется, статуя, украденная из Музея древностей, это дело особого рода, но Селина исследовала этот вопрос. И знала, что этот человек наверняка найдет способ сделать так, что статуя исчезнет, а вместо нее появятся деньги.

Наконец он отложил лупу, снял латексные перчатки и провел рукой по лысой, бледной голове.

– Ну, она точно подлинная.

Селина ждала, скрестив руки на груди.

Его темные глаза-бусинки сузились.

– Вы же понимаете, как тяжело будет замести следы, если я стану ее продавать? Осторожность такого уровня дорого обходится.

– Назовите цену.

Шлем искажал ее голос, но она все равно старалась говорить низко и хрипло.

Театр обожала ее сестра, но за последние два года Селина обзавелась своими приемами. Перекупщик осмотрел статую, потом ее.

– Девятьсот тысяч.

– Она стоит гораздо больше.

– Я же объяснил: осторожность дорого стоит. Нужно подделать документы о собственности, тайно переправить ее покупателю… Все вместе выходит недешево.

Селина и бровью не повела.

– Я возьму за нее миллион двести.

Перекупщик выпрямился на стуле из зеленой кожи.

– Вы возьмете за нее девятьсот тысяч, потому что вам будет крайне сложно найти другого дилера, который осмелится даже просто прикоснуться к украденной вещи подобного рода. Особенно к украденной так публично.

Он снова окинул ее взглядом, будто оценивая, сама она ее украла или нет.

Она никак не выдала себя. Только чуть пошире расставила ноги на синем обюссонском ковре и изящно парировала:

– Вам будет крайне сложно найти другую такую вещь, так как правительство Египта закручивает гайки на рынке торговли древностями.

Перекупщик положил руки на письменный стол, сплетая пальцы.

– Миллион.

Она встретилась с ним взглядом.

– Миллион двести.

– Больше миллиона вам не получить.

Селина крадучись подошла к столу. Ее ноги утопали в толстом ковре. Она обернула статуэтку в бархатную ткань и убрала ее в продолговатую деревянную шкатулку, которую принесла с собой.

– Посмотрим, согласятся ли с этим лондонские антиквары.

Она повернулась на каблуках и направилась к двери, отсчитывая про себя.

Пять. Четыре.

Подошла к изогнутой двери.

Три. Два.

Переступила через порог.

– Подождите.

* * *

Она удостоверилась, что деньги поступили на счет в офшоре прежде, чем покинула магазин.

Она никогда не мечтала получить столько денег – никогда даже и представить не могла, что получит. Но ей все равно не хватало, по крайней мере, на то, чтобы воплотить задуманное.

Селина не сразу пошла к себе в холодный, чистый пентхаус.

К ее ногам будто прикрутили магниты, и она зашагала по тихим, мокрым от дождя улицам, стараясь держаться в тени.

Это было несложно: чем ближе к трущобам, тем реже встречались уличные фонари.

В одном из таких островков тени она остановилась, рассматривая темный лабиринт домов впереди.

Нет смысла углубляться дальше в дебри ист-эндских улиц. Нет смысла подходить к дому.

Там нет никого, кого она хотела бы увидеть. И уж точно не осталось и самого дома, куда можно было бы прийти.

На мгновение у нее в груди что-то сжалось. Что-то, что она похоронила глубоко. Деньги у нее на счету будто поднялись в воздух и нависли над ней.

Эти деньги могут помочь тем, кто здесь прозябает. Перевернуть их жизнь. Спасти.

Позже.

Все это случится, но позже.

Игра только начинается, и нужно сделать еще очень многое.

Но все равно Селина постояла на краю Ист-Энда еще немного.