Глава 2: "Тень в ночи"

Солнце клонилось к закату, когда Амира покинула Тхач, оставив позади дым очагов и шёпот деревни, провожавшей её, словно прощальную песнь. Горы вставали перед ней стеной, их вершины, увенчанные снегом, сияли в последних лучах дня, словно короны древних царей. Тропа, ведущая на восток, к пику Шхафит, была узкой и извилистой, усыпанной камнями, которые скользили под ногами, словно предатели, готовые сбросить её в пропасть. Ветер, её спутник, дул ей в спину, подгоняя, но теперь в его голосе слышалась тревога, которая заставляла Амиру сжимать рукоять клинка Хабиба сильнее, чем нужно.

Она шла уже несколько часов, когда тьма начала сгущаться, словно чернила, пролитые на небеса. Звёзды загорались медленно, их свет был слабым, почти робким, словно они боялись смотреть на землю. Амира остановилась у ручья, журчавшего между камнями, его воды были холодны, как дыхание зимы. Она опустилась на колени, наполнила флягу и плеснула водой в лицо, смывая пыль и усталость. Её отражение в струях было размытым, но золотисто-карие глаза, в которых отражался свет, вспыхнувший в ней утром, смотрели на неё как чужие.

– К Шхафиту, – прошептала она, повторяя слова Сосруко из видения. – Но где ты, Казбек, одинокий волк? – Она вспомнила совет Хамиды, но горы молчали, и только ветер отвечал ей, шелестя в ветвях одиноких сосен, цеплявшихся за скалы.

Амира поднялась, её ноги ныли, но она не позволяла себе отдыхать. Видение у священного камня горело в её памяти: Золотое Древо, тени с багровыми глазами, полный тоски голос Сосруко. Она не понимала, что это значит, но чувствовала, что каждая минута промедления приближает что-то страшное. Тлисы были лишь началом, мелкой угрозой по сравнению с тем, что шептала Хамида. Тьма шевелится. Амира стиснула зубы и шагнула вперёд, её тень, длинная и тонкая, тянулась за ней, как призрак.

Ночь опустилась внезапно, как удар молота. Луна, которая ещё недавно освещала ей путь, скрылась за тучами, и мир погрузился во мрак. Амира достала из узелочка кусок лепёшки, отломила краюшку и съела, запивая водой из фляги. Её желудок урчал от голода, но она не замечала этого – её мысли были заняты другим. Она думала о Хабибе, об Аслане, о деревне, которая осталась позади. Успеет ли она вернуться? Сможет ли она найти Древо, о котором пели сказки? И что, если Хамида ошиблась и она – не та, кого зовёт судьба?

Внезапно ветер стих. Тишина опустилась на горы, тяжёлая и зловещая, как саван. Амира замерла, её рука легла на клинок. Она прислушалась, но не услышала ничего – ни шороха листвы, ни крика ночной птицы. Даже ручей, журчавший неподалёку, казалось, замолчал, его воды застыли в неподвижности. Её сердце забилось, и в этот миг она почувствовала холод – не тот, что приносит ночь, а другой, липкий и глубокий, поднимающийся из земли, словно тень, скользящая по воде перед бурей.

А потом она услышала его – звук, который не принадлежал этому миру. Низкий, скрежещущий, как когти, царапающие камень. Он доносился из темноты, с той стороны тропы, которая вела обратно к Тхачу. Амира обернулась, напряжённо вглядываясь в темноту. Тени скользили там, где не должно было быть места для мрака, – чёрные, бесформенные, с багровыми искрами вместо глаз. Они были такими же, как в её видении, но теперь они были реальны, и их вой, разорвавший тишину, заставил её кровь застыть в жилах.

– Тхач, – прошептала она, и ужас сдавил ей горло. Эти твари шли не за ней – они направлялись в деревню. К её дому, к её семье. Амира бросилась назад, её ноги несли её быстрее, чем она могла себе представить. Клинок Хабиба был в её руке, его лезвие сверкало в слабом свете звёзд, пробивавшемся сквозь тучи. Она не знала, что это за создания, но знала одно – она не позволит им добраться до тех, кого она любила.

Тропа казалась бесконечной, каждый шаг отдавался болью в её теле, но она бежала, пока не увидела вдалеке огни Тхача. Деревня спала, её дома были тёмными, лишь несколько очагов ещё тлели, выпуская тонкие струйки дыма в небо. Но царившая здесь тишина была неестественной, и Амира поняла, что опоздала.

Первая тварь вынырнула из темноты на краю деревни, её тело было соткано из мрака, а когти оставляли глубокие борозды на земле. Она была выше человека, её морда – если это можно было назвать мордой – изгибалась в оскале, полном острых, как иглы, зубов. Багровые глаза горели, как угли, и смотрели прямо на Амиру. За ней появились другие – десяток, может, больше, их вой слился в хор, разбудивший деревню.

Крики людей разорвали ночь. Мужчины выбегали из домов, сжимая топоры и копья, женщины хватали детей, пытаясь укрыться. Амира видела, как Хабиб, опираясь на посох, вышел во двор, его старый клинок дрожал в руке. Аслан стоял рядом, сжимая палку, которая едва ли могла служить оружием. А затем твари бросились вперёд.

Первая ударила по дому Хадижат, её когти разорвали соломенную крышу, как бумагу. Старуха закричала, но не от страха – её голос был полон ярости, и она ударила тварь корзиной, которую плела утром. Тварь взревела, отшатнувшись, но тут же бросилась снова. Амира не стала ждать. Она вступила в схватку, её клинок рассек воздух и вонзился в бок твари, напавшей на Хадижат. Лезвие прошло сквозь тьму, как сквозь дым, но тварь завизжала, её тело дрогнуло, и она рассыпалась в чёрный прах, осевший на землю.

– Амира! – крик Хабиба донёсся сквозь шум. Она обернулась и увидела, как две твари окружили его и Аслана. Отец отбивался, его посох ломался под ударами когтей, а Аслан кричал, размахивая палкой. Амира бросилась к ним, её клинок сверкнул, и одна из тварей рухнула, рассыпавшись, как и первая. Но вторая ударила её лапой, и Амира отлетела назад, врезавшись в стену дома. Боль пронзила её плечо, но она стиснула зубы и поднялась.

– Уходите! – крикнула она Хабибу, но он не послушал. Он бросился к Аслану, закрывая его собой, и когти твари полоснули его по спине. Хабиб упал, его крик оборвался, и Амира почувствовала, как мир вокруг неё сжался до точки.

– Нет! – закричала она, и в этот миг свет, живший в ней, вспыхнул снова. Он был ярче, чем утром, ярче, чем в видении, – золотой, как само Древо, он вырвался из её груди, озаряя ночь. Твари замерли, их вой сменился визгом, и те, что были ближе, начали растворяться, их тела таяли, как воск под огнём. Амира шагнула вперёд, вытянув руку, и свет устремился к ним, как река, смывая тьму.

Когда всё стихло, деревня лежала в руинах. Дома горели, люди кричали, но твари исчезли, оставив лишь чёрный прах, покрывавший землю, как пепел. Амира упала на колени рядом с Хабибом, её руки дрожали, когда она перевернула его. Его глаза были открыты, но взгляд был пустым, а кровь текла из ран на спине, пропитывая землю.

– Отец, – прошептала она, но он не ответил. Аслан подполз к ней, его лицо было мокрым от слёз, и обнял её, цепляясь за неё худыми руками, как за последнюю опору в мире.

– Амира, – голос Хамиды раздался у неё за спиной. Старуха подошла, её платок был разорван, но глаза горели яростью и скорбью. – Ты видела их. Дети Саусрыка. Они пришли за тобой, но нашли нас.

Амира подняла взгляд, её голос был хриплым.

– Почему? Почему они здесь?

– Потому что ты проснулась, – ответила Хамида. – Твой свет разбудил их, и теперь они будут искать тебя, пока не найдут. Или пока ты не найдёшь Древо.

Амира сжала кулаки, её слёзы падали на землю, смешиваясь с кровью Хабиба.

– Я не хотела этого, – сказала она. – Я хотела спасти нас.

– Ты ещё можешь, – сказала Хамида, положив руку на плечо Амиры. – Но теперь ты знаешь, что тьма реальна. И она не остановится.

Амира кивнула, её взгляд упал на восток, где её ждали горы. Она знала, что должна идти – не только ради Древа, но и ради мести.

Рассвет медленно наступал на Тхач, словно боясь нарушить скорбную тишину, повисшую над деревней после ночного кошмара. Солнце выглянуло из-за гор, разливая бледный свет по руинам: дома, которые ещё вчера стояли крепко, теперь были изранены, их стены обуглились, а крыши провалились под ударами когтей. Чёрный прах, оставшийся от тварей, покрывал землю, как пепел давно погасшего костра, и ветер, вернувшийся с первыми лучами солнца, разносил его по тропам, словно напоминание о том, что тьма не ушла навсегда. Люди Тхача, те, кто выжил, бродили среди обломков, их голоса были приглушёнными, полными боли и страха. Кто-то оплакивал погибших, кто-то пытался собрать остатки жизни под обугленными балками.

Амира стояла на коленях рядом с телом Хабиба, её руки всё ещё сжимали его холодные пальцы, словно она могла вернуть тепло в его тело. Аслан прижимался к ней, его худое тело дрожало от рыданий, а лицо было перепачкано грязью и слезами. Она не плакала – слёзы высохли в её глазах, оставив лишь пустоту, которая была тяжелее любого горя. Клинок Хабиба лежал рядом, его лезвие было испачкано чёрным, и Амира смотрела на него как на немого свидетеля её вины. Она ушла, чтобы найти ответы, чтобы спасти Схауа, но вместо этого принесла смерть.

– Это моя вина, – прошептала она, её голос был едва слышен, заглушённый стонами раненых и треском догорающих очагов. Аслан поднял голову, его глаза, красные от слёз, смотрели на неё с отчаянием.

– Нет, – сказал он, и его голос дрогнул. – Ты спасла нас. Ты прогнала их.

– Я не спасла его, – ответила Амира, её взгляд упал на Хабиба. Даже в смерти его лицо сохраняло суровую гордость, которая была его сутью. Она вспомнила его слова у порога: «Если ты уйдёшь, кто защитит Аслана? Кто защитит меня?» Теперь он лежал мёртвый, и Аслан остался один, а она – с грузом, который давил на её плечи сильнее, чем камни гор.

Шаги за спиной заставили её обернуться. Хамида приближалась, её сгорбленная фигура двигалась медленно, но уверенно, и даже ночь не могла сломить её. Посох стучал по земле, и каждый удар был как метроном, отмеряющий время, которое неумолимо шло вперёд. Её платок был разорван, лицо покрыто сажей, но глаза горели, как звёзды в ночи, полные знаний и силы, которые пугали Амиру.

– Вставай, девочка, – сказала Хамида хриплым, но твёрдым голосом. – Скорбь не вернёт мёртвых, а время не ждёт.

Амира подняла взгляд, её губы сжались в тонкую линию.

– Я не хотела этого, Хамида. Я ушла, чтобы найти Древо, а они… они пришли сюда из-за меня.

– Они пришли бы и без этого, – отрезала старуха, вонзив посох в землю с такой силой, что чёрный прах взметнулся в воздух. – Саусрык не спит, Амира. Его дети чуют свет, который пробудился в тебе. Думаешь, это случайность, что они напали именно сейчас? Нет, девочка. Ты разбудила их, но ты и единственная, кто может их остановить.

Амира покачала головой, сжав руки в кулаки.

– Я не знаю, как. Я не знаю, кто я, Хамида. Я не Сосруко, не Шатана. Я дочь Схауа, и всё, что я сделала, – это потеряла отца.

Хамида шагнула ближе, её глаза сузились, и в них мелькнула искра, которая могла быть как гневом, так и жалостью.

– Ты думаешь, нарты родились героями? Они стали ими, потому что не отвернулись от судьбы. Ты видела Древо, слышала его зов. Ты остановила клинок Казима и сожгла этих тварей светом, который течёт в твоей крови. Это не слабость, Амира. Это сила, которой боится даже тьма.

Аслан всхлипнул, его пальцы вцепились в рукав Амиры.

– Ты была как в сказках, – тихо сказал он. – Как нарт, сражавшийся с демонами. Отец гордился бы тобой.

Амира посмотрела на брата, и что-то в его словах пробило брешь в её отчаянии. Она вспомнила Хабиба – не таким, каким он был в последние годы, согбенным и усталым, а молодым воином, чьи рассказы о славе Схауа зажигали её детские мечты. Он умер, защищая Аслана, защищая её, и она не могла позволить его смерти быть напрасной.

– Что мне делать? – спросила она, поднимаясь. Её голос был слаб, но в нём начинала звучать сталь.

Хамида кивнула, растянув губы в беззубой улыбке.

– Ты пойдёшь к Шхафиту, как сказал Сосруко. Но не одна. Я иду с тобой, и Аслан тоже. Ему здесь не место – Тхач ослаб, и твари вернутся, когда наберутся сил.

Амира нахмурилась.

– Аслан слишком мал. Это опасно.

– Везде опасно, – отрезала Хамида. – А мальчик сильнее, чем ты думаешь. К тому же он видел тьму – он не забудет её. Лучше держать его рядом, чем оставить здесь ждать конца.

Аслан выпрямился, вытирая слёзы рукавом.

– Я хочу пойти с тобой, Амира. Я не буду обузой. Я научусь сражаться, как мой отец.