Бой возобновился, но теперь Тлисы дрогнули. То, что они видели, – свет, что остановил клинок, – было за гранью их понимания. Они отступали, шаг за шагом, пока Казим не поднялся, отпихнув Мусу, и не рявкнул:

– Уходим! Но это не конец, Схауа! Мы вернёмся, и ваша девчонка-ведьма не спасёт вас!

Тлисы растворились в утреннем тумане, что стелился по ущелью, оставив за собой лишь раненых и запах крови. Амира стояла, тяжело дыша, её нож всё ещё был в руке, но пальцы дрожали. Она посмотрела на отца, ожидая гнева или страха, но Хабиб молчал, его взгляд был тяжёлым, как камень.

– Что это было? – наконец спросил он, и в голосе его звучала не только тревога, но и что-то похожее на благоговение.

– Я… не знаю, – ответила Амира, и это была правда. Она чувствовала себя опустошённой, словно сила, что вспыхнула в ней, забрала часть её самой. Аслан подбежал к ней, его лицо было бледным, но глаза сияли.

– Ты была как нарт из сказок! – воскликнул он. – Как Сосруко, когда он сражался с великанами!

– Это не сказки, мальчик, – раздался хриплый голос за их спинами. Амира обернулась и увидела Хамиду, старую ведунью, что жила на краю деревни. Её сгорбленная фигура, закутанная в чёрный платок, казалась тенью, но глаза, острые и ясные, смотрели прямо на Амиру. В руках она держала посох, вырезанный из ясеня и украшенный рунами, что напоминали те, что были на священном камне.

– Хамида, – Хабиб шагнул к ней, его голос дрогнул. – Ты видела?

– Видела, – ответила старуха, её губы растянулись в беззубой улыбке. – И слышала. Ветер давно шептал о ней, но я не верила, пока не увидела своими глазами. Дочь Схауа, в тебе кровь нартов, и не простая – кровь тех, кто касался Золотого Древа.

Амира нахмурилась.

– Золотое Древо? Это просто легенда. Древо, что питало мир, пока боги не скрыли его от нас.

– Легенда? – Хамида рассмеялась, и смех её был похож на треск сухих веток. – А что ты видела у камня? Что остановило клинок Казима? Это не твоя сила, девочка. Это его сила, что течёт через тебя.

Хабиб побледнел.

– Ты хочешь сказать, она избранная? Как в пророчествах?

– Пророчествах, сказках, песнях – называй как хочешь, – отрезала Хамида. – Но я скажу тебе одно: тьма шевелится. Я чую её в ветре, в земле под ногами. И если она проснётся, только свет Древа сможет её остановить. А ты, Амира, – ключ.

Амира отступила, её разум отказывался принимать слова старухи. Она была дочерью рода, что едва держался на плаву, а не героиней из песен. Но тепло в её груди, голоса, что пели в её голове, – всё это было реальным, слишком реальным, чтобы отрицать.

– Я не хочу быть ключом, – сказала она тихо. – Я хочу, чтобы Схауа снова стали сильными. Чтобы Тлисы и Хатукай боялись нас, а не мы их.

– Тогда тебе придётся стать больше, чем ты есть, – ответила Хамида. – Золотое Древо зовёт тебя, девочка. И если ты не ответишь, тьма придёт за всеми нами.

Ночь опустилась на Тхач, укрыв деревню холодным покрывалом. Амира сидела у очага, глядя в огонь, что плясал на углях. Хабиб молчал, его руки лежали на коленях, а Аслан спал, свернувшись под шкурой. Хамида ушла, оставив за собой лишь слова, что жгли Амиру, как раскалённый уголь.

Она не спала. Её мысли кружились, как листья на ветру, возвращаясь к тому моменту, когда свет вспыхнул в её груди. Она вспоминала сказки, что рассказывал отец: о нартах, что сражались с демонами, о Древе, что было сердцем мира. И о Саусрыке, чёрном всаднике, что был побеждён, но не уничтожен.

Когда первые звёзды зажглись на небе, она услышала его снова – ветер, что звал её. Он проникал сквозь щели в стенах, шептал её имя, и в его голосе была тоска, что разрывала сердце. Амира встала, накинула плащ и шагнула к двери.

– Куда ты? – голос Хабиба остановил её.

– Я должна понять, – сказала она, не оборачиваясь. – Если это правда, если я могу спасти нас… я должна знать.

Он не ответил, но она услышала его вздох – тяжёлый, полный боли. Амира открыла дверь и вышла в ночь, чувствуя, как ветер обнимает её, как старый друг. Она знала, куда идти – к священному камню, где всё началось.

Ночь укутала Тхач чёрным покрывалом, усыпанным звёздами, что мерцали, как глаза духов, наблюдающих за миром с высоты. Луна, тонкая, как серп жнеца, висела над вершинами, отбрасывая серебряный свет на тропу, что вела к священному камню. Амира шла быстро, её шаги были почти бесшумны на мягкой земле, укрытой опавшими листьями и иглами сосен. Плащ, что она накинула на плечи, развевался за спиной, словно крылья ястреба, а ветер, её вечный спутник, гудел в ушах, то усиливаясь, то затихая, как дыхание спящего великана. Он звал её, и с каждым шагом зов становился громче, настойчивее, проникая в самую глубину её души.

Деревня осталась позади, её огни – слабые отблески очагов – исчезли за поворотом ущелья. Здесь, на краю Тхача, начинался другой мир: дикий, древний, полный теней и шёпота. Дубы, что окружали священный камень, стояли, как стражи, их ветви сплетались над тропой, образуя свод, сквозь который едва пробивался лунный свет. Амира чувствовала их присутствие – не просто деревья, а свидетели времён, когда нарты ходили по этой земле, когда их голоса звучали громче грома, а клинки сверкали ярче молний. Она не верила в сказки, но здесь, в этой тишине, пропитанной чем-то большим, чем просто ночь, сомнения начинали отступать.

Священный камень возвышался перед ней, чёрный и неподвижный, как кусок ночи, вырванный из неба и брошенный на землю. Его поверхность, покрытая мхом и вырезанными рунами, блестела от росы, отражая звёзды. Амира остановилась, её дыхание вырывалось клубами пара в холодном воздухе. Она не знала, зачем пришла сюда снова, что надеялась найти, но ноги привели её именно сюда, и ветер, что пел в её ушах, не оставлял выбора.

Она опустилась на колени, как утром, и коснулась камня. Его холод пробрал её до костей, но под пальцами она снова ощутила то же тепло – слабое, пульсирующее, как сердце, что бьётся в глубине земли. Амира закрыла глаза, и ветер налетел с новой силой, сорвав капюшон с её головы и растрепав косу. Он был не просто ветром – он был голосом, мелодией, что звала её, и теперь она слышала слова, ясные и пронзительные, словно вырезанные на камне её ножом.

– Дочь крови моей, – шептал он, и голос был одновременно мягким, как шёпот матери, и твёрдым, как удар молота. – Свет угасает, тьма поднимается. Найди меня, или всё погибнет.

Амира вздрогнула, её глаза распахнулись, но мир вокруг неё уже не был тем, что она знала. Камень, деревья, звёзды – всё исчезло, растворилось в золотом сиянии, что поднималось из земли, как дым от костра. Она стояла на равнине, широкой и бескрайней, где трава колыхалась под невидимым ветром, а вдали сиял свет – яркий, чистый, как солнце, упавшее на землю. Это было Золотое Древо, она знала это, не нуждаясь в словах. Его ствол поднимался к небу, золотой и могучий, а ветви, усыпанные листьями света, пели песнь, что эхом отдавалась в её груди.

Но равнина не была пуста. Тени двигались в траве, тёмные и бесформенные, их глаза горели багровым, как угли в очаге. Они ползли к Древу, их когти оставляли чёрные шрамы на земле, а вой, что вырывался из их глоток, был полон голода и злобы. Амира шагнула вперёд, её рука потянулась к ножу, но он исчез – здесь не было оружия, только она и свет, что звал её.

– Кто ты? – крикнула она, и голос её разнёсся над равниной, как гром. Тени замерли, их головы повернулись к ней, и в их взглядах она увидела не только ярость, но и страх.

– Я то, что было, – ответил голос, и он шёл не от теней, а от Древа. – Я то, что есть. Я жизнь, что держит мир. Но я слабею, дочь моя. Тьма, что спала, пробуждается, и корни мои истончаются под её когтями.

Амира шагнула ближе, её ноги дрожали, но она не могла остановиться.

– Почему я? – спросила она, её голос дрогнул. – Я не нарт, не героиня. Я дочь Схауа, и мой род умирает.

– Ты больше, чем думаешь, – ответил голос, и в нём была печаль, что сжала её сердце. – Кровь нартов течёт в тебе, кровь тех, кто коснулся меня в дни великой битвы. Ты – последняя, кто слышит мой зов. Найди меня, или свет угаснет навсегда.

Видение дрогнуло, и перед Амирой возникла фигура – не тень, не демон, а человек, чья броня сияла, как звёзды, а волосы пылали, как факел. Сосруко, она узнала его мгновенно, хоть никогда не видела. Его глаза, глубокие и усталые, смотрели на неё, и в них была та же тоска, что звучала в голосе Древа.

– Мы сражались, – сказал он, и голос его был подобен грому, что катится по горам. – Мы победили, но не до конца. Саусрык не мёртв, он ждёт. И теперь твой черёд, дочь крови нашей.

– Я не готова, – прошептала Амира, её руки сжались в кулаки. – Я не знаю, как найти тебя. Я не знаю, кто я.

Сосруко улыбнулся, и в улыбке его была горечь.

– Никто не готов, когда зовёт судьба. Но ты поймёшь, шаг за шагом. Иди на восток, к пику Шхафит, где мы стояли в последний раз. Там начнётся твой путь.

Свет вспыхнул ярче, и видение исчезло. Амира снова стояла у священного камня, её колени дрожали, а руки всё ещё чувствовали тепло Древа. Ветер стих, оставив лишь тишину, что звенела в ушах. Она поднялась, её взгляд упал на руны, что теперь казались ей не просто знаками, а картой – путём, что вёл её к чему-то большему.

Она вернулась в деревню на рассвете, когда первые лучи солнца окрасили вершины в золото. Хабиб ждал её у порога, его лицо было серым от бессонницы, но глаза горели тревогой.

– Ты уходила к камню, – сказал он, и это не было вопросом.

Амира кивнула, её голос был тих, но твёрд.

– Я видела его, отец. Золотое Древо. Оно зовёт меня. И Сосруко… он сказал, что я должна идти.

Хабиб побледнел, его рука сжала посох так, что костяшки побелели.

– Это безумие, Амира. Ты не можешь верить видениям. Ты нужна здесь, с нами.

– Если я останусь, мы погибнем, – ответила она, и в её словах была уверенность, что родилась в ту ночь. – Тлисы вернутся, и не только они. Что-то большее идёт за нами, отец. Я чувствую это.

Он долго молчал, его взгляд блуждал по её лицу, словно искал ту девочку, что когда-то смеялась у его колен. Но перед ним стояла другая Амира – не дочь, а воин, чьи глаза горели светом, что он не мог понять.

– Если ты уйдёшь, кто защитит Аслана? – спросил он наконец. – Кто защитит меня?

– Я вернусь, – сказала она, и голос её дрогнул. – Но я должна идти. Если Хамида права, если Древо – наша надежда, я найду его. Для Схауа. Для всех нас.

Хабиб отвернулся, его плечи опустились, как под тяжестью горы.

– Тогда иди, – сказал он тихо. – Но возьми мой клинок. Он служил мне в дни славы. Пусть теперь служит тебе.

Амира кивнула, её горло сжалось от непролитых слёз. Она вошла в дом, где Аслан ещё спал, и собрала свои вещи: плащ, нож, флягу с водой и узелок с лепёшками, что оставила Хадижат у порога. Клинок Хабиба, длинный и тяжёлый, с рукоятью, обмотанной кожей, лёг в её руки, как старый друг. Она повесила его на пояс, чувствуя его вес, что придавал ей решимости.

Когда она вышла, солнце уже поднялось над горизонтом, заливая деревню светом. Хамида ждала её у тропы, её посох стучал по земле, как метроном судьбы.

– Ты решила, – сказала старуха, и это не было вопросом.

– Да, – ответила Амира. – Восток, к Шхафиту. Ты пойдёшь со мной?

Хамида покачала головой.

– Мой путь здесь, девочка. Но я дам тебе совет: найди Казбека, одинокого волка, что бродит в горах. Он знает тропы, что ведут к Шхафиту, и тайны, что старше меня. И берегись – тьма уже чует тебя.

Амира кивнула, её взгляд устремился к горам, что высились на востоке, тёмные и молчаливые. Она сделала первый шаг, и ветер подхватил её, как крылья, унося вперёд, к судьбе, что ждала её за горизонтом.