Сердце Бурцева забилось чаще. Куявцев втрое больше, но их загнанные лошади едва передвигали ноги. Впереди на огромном коне, покрытом плотной матерчатой попоной, ехал всадник в нагруднике из толстой кожи с металлическими бляхами, надетом поверх длинной кольчуги. Ноги предводителя куявцев прикрывали металлические поножи, а плечи – плоские и широкие наплечники, похожие на погоны генерала, страдающего манией величия. Руки защищали кольчужные рукава и перчатки. Сбоку болтались два меча в богато украшенных ножнах: один – покороче и полегче – на перевязи, другой – подлинней и потяжелее – был приторочен к седлу всадника. На пятках поблескивали шипастые колесики золотых шпор. Золотым шитьем был покрыт и наброшенный на плечи конника роскошный шелковый плащ.

Треугольный щит с изображением белого льва на красном фоне и черного орла на желтом, а также тяжелое рыцарское копье за вожаком везли двое оруженосцев в легких касках и коротких кольчугах. Третий оруженосец держал перед собой, словно ценнейшую реликвию, глухой шлем-топхельм своего господина. Лицевую сторону ведрообразного головного убора усиливали две стальные полосы, закрепленные крест-накрест. Над поперечной полосой чернели две узкие смотровые щели, а в нижней части шлема можно было различить частую сыпь отверстий для дыхания. По бокам шлема торчали два рогообразных нароста. То ли для дополнительной защиты, то ли для устрашения врага.

Предводитель куявцев обернулся к прислуге, отдавая какое-то распоряжение. Бурцев разглядел лицо – неприятное заносчивое лицо чуть располневшего, но еще уверенного в своих силах человека. Усы и борода тщательно обриты, напоказ выставлены мясистый подбородок, по-бульдожьи отвислые щеки и искривленные в презрительной насмешке тонкие губы. Из-под толстой войлочной шапочки-подшлемника и небольшого шишака не выбивалось ни волосинки. «Лысый!» – подумал Василия.

Вожаку было под сорок. Или около того. Неужели именно его два Конрада – тевтонский магистр и мазовецкий князь пророчили в супруги только-только расцветающей семнадцатилетней красавице Аделаиде?!

– Казимир Куявский! – подтвердил догадку Бурцева Янек. – Мне доводилось видеть его еще при Лешко Белом. Ох и сдал же с тех пор князь. Постарел, жирком пооброс. Покойно, видать, ему живется под покровительством тевтонов.

– Думаешь, справиться с ним будет несложно? – Про себя Бурцев решил, что в грядущей стычке постарается лично достать ненавистного куявца.

– А вот этого я не говорил, – покачал головой Янек. – Казимир – не пример для подражания, но чего у него не отнимешь, так это смелости и боевого мастерства. Он смел отчаянно, смел до безрассудства. Согласись, трус не отправился бы самолично искать пропавшую княжну прямо под носом у татар. Да и на ночной побег из осажденного язычниками Вроцлава с обузой-полонянкой и столь малым отрядом не всякий решился бы. Ну, а что касается воинского искусства Казимира… Я присутствовал на турнирах с его участием. Может быть, сейчас рука куявского князя не так тверда, как в молодости, но, думаю, он по-прежнему остается опасным противником.

– И много там еще опасных противников, по-твоему? – Бурцев кивнул на цепочку всадников.

– С куявскими рыцарями из свиты Казимира придется повозиться. Видишь тех вон гордецов с золотыми шпорами, расшитыми перевязями и гербами на щитах? Все они с отрочества постигают науку убивать. Не будь их лошади настолько измученными, я бы вообще не рекомендовал сейчас нападать на куявцев. Но в бою рыцарь без лошади – уже и не совсем рыцарь.

Золотошпорых «профи» было полдюжины.

– А остальные?

– Кнехты-то? Оруженосцы и стрелки-арбалетчики? Вряд ли они дадут достойный отпор. В пешем строю эта челядь не представляет опасности, а лошади у кнехтов, я смотрю, еще хуже, чем у их господ: вот-вот падут от усталости. К тому же куявцы сейчас не ожидают атаки. Рыцари, вишь, хоть и в кольчугах, но без шлемов, а у арбалетов сняты тетивы. Если напасть внезапно…

Именно так они и сделали.

Рощица, из которой просматривался тракт, находилась на небольшой возвышенности, так что преследователи буквально слетели с пологого склона наперерез куявским всадникам.

Воины Казимира сделать уже ничего не могли. Для поспешного бегства их вымотанные кони были слишком слабы. Для контратаки с невыгодной нижней позиции – годились еще меньше. Единственное, что успели куявцы, – надеть шлемы, похватать оружие, развернуть лошадей мордами к атакующим и выставить перед собой щиты и копья.

Князь Казимир встал в первом ряду – среди шестерки своих рыцарей, в самом центре. За золотошпорыми всадниками изготовились к битве кнехты и оруженосцы. Стрелки в третьей линии спешились и возились с арбалетами.

Глава 42

Вообще-то, по классическим правилам военной науки нападающих должно быть как минимум втрое больше обороняющихся. Здесь же, на тракте все выходило наоборот. Но первый же удар немного уравнял шансы противоборствующих сторон.

Малопольская дружина в копейной сшибке потеряла только одного бойца. Беднягу, не совладавшего с норовистым жеребцом Збыслава и вырвавшегося вперед между Бурцевым и Янеком, встретили сразу два рыцарских копья. Одно из них – копье Казимира – он отбить не смог. Острый наконечник пропорол кольчугу и разворотил правый бок краковского дружинника. Да… Будь жеребчик Освальдова оруженосца поспокойней и поотстань немного, возможно, тот роковой удар пришелся бы по потрохам Бурцева.

Потери куявцев в начале боя оказались ощутимее. Краковцы за время службы под началом воеводы Владислава Клеменса хорошо освоили таранные удары. Двух рыцарей они выбили копьями из седел. Третьего, чье оружие успел отбить в сторону павший дружинник, Янек удачно срубил мечом. Остальных просто повалили вместе с конями.

В первой шеренге устоял один Казимир. Бурцев попытался достать его клинком, но лишь чиркнул сталью о щит.

По инерции дружинники промчались мимо куявского князя, словно морская волна, не совладавшая с каменным утесом, и, не сбавляя темпа, ударили по кнехтам и оруженосцам, которые уже спешили на помощь поверженным панам.

Здесь дело пошло еще веселее. Сразу на пять противников стало меньше. На шесть, на семь… Упал изрубленный краковец на правом фланге. Вскрикнул еще один тяжело раненный дружинник. И все же куявцы утрачивали численное преимущество. Теперь они едва ли могли похвастать хотя бы двукратным перевесом. А малопольская дружина яростно прорубалась дальше.

Бурцев поднимал и опускал меч, чувствуя отдачу чужой стали, но не ощущая пока слабого сопротивления разрубленной плоти. Что-то громко прокричал Янек. Бурцев видел, как он и еще трое краковских воинов повернули обратно – зачищать тылы. Дело нужное. Сбитых вместе с лошадьми рыцарей желательно обезвредить полностью. Один из них – придавленный своим конем и затоптанный копытами чужих – не шевелился. Другой порывался встать, подволакивая поврежденную ногу. Третий при помощи оруженосца уже поднялся и крепко держит меч в руках. А ведь позади остался еще и Казимир. Вон он – разворачивает своего конягу и выискивает окровавленным наконечником копья новую мишень.

Ладно, Казимир обождет. Сейчас добраться бы до княжны!

Третья линия обороны… Перед Бурцевым возник спешившийся арбалетчик. Молодой парень, наверное, его ровесник, уже натянул зарядным крюком тетиву самострела. Этот ровесник – последняя преграда, за которой уже виднелось заплаканное лицо Аделаиды.

Бурцев преграду смял. Рубить на скаку – дело непростое, малопривычное еще, но этот удар вышел на славу. Под клинком не только звякнуло железо, но и хрустнула кость. Куявский стрелок уткнулся в землю. Легкая разрубленная каска слетела с его головы.

Вот она, Аделаида! Совсем рядом!

– Руки! – крикнул он.

Княжна поняла, протянула запястья, опутанные ремнями. Однако перерезать их Бурцев и не успел.

– Вацлав! Сзади!

Кричал Янек…

Бурцев оглянулся. Краковец, предупредивший его об опасности, рубился сразу с двумя кнехтами. Но, в отличие от Бурцева, не забывал при этом поглядывать по сторонам. Потому и предостерег вовремя.

Казимир Куявский мчался на Бурцева, не щадя уставшего коня. Голова в горшкообразном рогатом шлеме пригнута, щит с черным орлом и белым львом прикрывает тело от шеи до паха, острие тяжелого копья направлено в корпус противника.

Бурцев сплюнул – зло, раздраженно.

– Обожди, княжна!

Развернуть и послать в галоп Уроду – дело двух секунд. Он сорвался с места сразу, тоже набирая скорость. Сейчас Бурцев видел только несущегося навстречу Казимира и слышал удары собственного сердца, бьющего в унисон со стуком копыт.

Левой рукой Бурцев удерживал повод и старался прикрыться щитом. Правая – с поднятым к небу клинком – напряглась в предвкушении разящего выпада. О, как он ударит, как рубанет!

Правда, о рыцарских турнирах Бурцев имел весьма смутное представление. Наивные исторические фильмы да книжные описания писателей-фантазеров, никогда в подобных сшибках не участвовавших – вот и весь его багаж. Увы, ни фильмы, ни книги не дали подходящего совета – как действовать конному мечнику против вооруженного длинным копьем всадника. А потому Бурцев решил поступать по своему усмотрению.

План прост: принять вражеское копье на щит, отклонить в сторону, а когда мимо пронесется слившаяся воедино с конем туша Казимира, бить что есть сил. Привстать на стременах и ударить с поперечным оттягом наискось – за верхний край щита. Так, чтобы клинок поднырнул под рогатый шлем. Горло и грудь противника – вот его цель. Разрубить кожаный нагрудник, изорвать кольчугу… Он верил: если ударить как следует, присоединив к силе руки свой вес и инерцию несущихся навстречу друг другу лошадей, меч пробьет вражеский доспех.

Увы. Все прошло не так, как хотелось. Казимир знал о конных поединках куда больше. Многолетний опыт реальных турниров и войн оказался полезнее, чем наивный расчет дилетанта.

За секунду до столкновения острие рыцарского копья приподнялось, блеснув перед самыми глазами Бурцева. Да, в последний момент он приподнял-таки свой щит. Да, реакция рукопашника спасла его от сокрушительного удара в голову и неминуемой смерти. Но не от поражения в поединке.

Это было похоже на автокатастрофу. Все равно, что, вжав до упора педаль газа, налететь на кирпичную стену. Ну, может быть, с той лишь разницей, что стена сейчас была сложена из железа и сама двигалась навстречу автомобилю.

Его ударило все. И сразу. Дикая скорость вражеского коня и приличный разгон Уроды. Рука Казимира, удерживавшая длинное древко копья, и немалый вес тяжеловооруженного всадника.

Высокая задняя лука рыцарского седла поглотила отдачу и удержала князя. Бурцева же удержать не могло уже ни-че-го.

Наконечник вражеского копья вогнал весь накопленный в себе чудовищный импульс разгона в щит Василия. И щит превратился в таран. А уж таран этот сшиб, смел Бурцева с лошади. Мир замелькал в калейдоскопе красок и болезненных вспышек.

Он падал оглушенный и ошарашенный. Падал, нелепо размахивая руками, теряя оружие и даже не пытаясь сгруппироваться. А потом был еще один удар – о землю. Не менее страшный. И еще один, и еще… Несколько раз Бурцев перекатился по грязному, изрытому копытами тракту. И замер, наконец, в блаженном оцепенении.

Был еще солоноватый привкус во рту. И липкое на губах. И было трудно сделать вдох. Воздух почему-то казался неподатливо плотным и вязким. Воздух не желал входить в легкие. Все? Отмучился?

Затуманившееся сознание уже направлялось куда-то по своим, независящим от Бурцева делам, бросив беспомощное тело на произвол судьбы. Сведенные в неимоверном напряжении мышцы расслабились и обмякли. Последнее, что видел Бурцев, были кресты. Черные тевтонские кресты на белых щитах и плащах. И гибнущие краковские дружинники. И связанная Аделаида, к которой неторопливо подъезжал куявский князь Казимир с обломком своего копья.

Глава 43

– …за, пес!

Было дурно, было плохо, возвращаться из небытия не хотелось. Но слишком настойчиво хлестали его по щекам, слишком громко кричали прямо в ухо:

– Открой глаза, пес!

Он попробовал пошевелиться. Никак! Все тело словно скрутила невероятной силы судорога. Только вот судорога не впивается в кожу крепкими путами. Связали! Правда, как-то странно. Бурцев не валялся беспомощным кулем в ногах победителя. Он стоял.

Бурцев открыл глаза…

Нет, не стоял. Висел, вернее, полувисел на веревках, примотанный к стволу одинокого высохшего дерева посреди поля. Без оружия, без доспехов. Спасительная роща, откуда началась их атака, была так далеко. Аделаида – еще дальше. А-де-ла-и-да! Малопольская княжна, окруженная эскортом всадников с черными на белом крестами, уже въезжала в ворота Сродовской крепости.

На месте недавней стычки хозяйничали с десяток крестоносцев и несколько кнехтов Казимира. Бурцев скрипнул зубами: полегли все краковские дружинники. Все до единого. В живых остался только он. Остался или оставили?

Сучковатый ствол и сухая шершавая кора больно царапали руки, шею, затылок. Путы за малым не сдирали кожу.

– Ну?! Очухался?

Откуда-то сбоку выплыло мясистое лицо Казимира. Куявский князь был без шлема и даже без войлочного подшлемника. А ведь он в самом деле лыс, как колено девицы. Княжеский череп блестел от пота. Эх, сейчас бы по этой черепушке да хорошенькой дубинушкой. Бурцев не сдержал усмешки.

– Напрасно скалишься, пес! – процедил сквозь зубы Казимир. – Скоро скулить начнешь.

Лающий звук (вот уж где пес так пес!) немецкой речи заставил князя вздрогнуть. С почтительным поклоном Казимир повернулся к говорившему.

Человек, заставивший склонить голову князя Куявии, восседал на высоком статном жеребце. Всадник тоже был высок. И худ. И белобрыс. И неулыбчив. Рубахи-парня из него явно не получилось бы.

Латы всадника прикрывала длинная белая котта без рукавов, с двумя – спереди и сзади – разрезами для верховой езды и плащ на меху. Из-под грубого сукна накидки виднелись только кольчужные рукава и плетенные из мелких колец перчатки. На ногах – кольчужные чулки с металлическими поножами.

Держался худощавый наездник так, словно ничего, кроме легкого одеяния, на нем сейчас не было. Привычная тяжесть лат ничуть его не стесняла. В руках незнакомец держал шлем. Такой же горшок-топхельм, что у Казимира, только чуть более обтекаемой формы и без устрашающих рогов. На голове – шапочка-подшлемник из плотной ткани с толстым слоем уплотнителя и кольчужный капюшон. У седла – треугольный щит. На боку – длинный меч в простых ножнах. Ничего лишнего, ничего нефункционального.

Но, конечно же, в первую очередь внимание Бурцева привлекли кресты! Крест на всю грудь котты, крест на левом плече плаща, крест на щите. И еще один – совсем уж маленький – крестик на снятом шлеме. Кресты – черные, тевтонские, но обрамленные желтой каймой. Кроме того, в центре перекрестия красовался небольшой щит того же золотисто-желтого цвета. На этом геральдическом щитке можно было различить изображение черного орла.

Ох, явно не простой крестоносец подъехал к Казимиру! О том же свидетельствовала и почти вассальная почтительность куявского князя, который каждому встречному-поперечному кланяться точно не станет.

Всадника с черно-желтыми крестами сопровождал конный копейщик в кольчуге и серой накидке. Беспросветно черный крест на ней был изображен в усеченном «Т»-образном виде. У мистера «Т», как окрестил про себя Бурцев этого вояку, каждая эмоция отражалась на раскрасневшемся лице. Сейчас, например, парень прямо-таки раздувался от важности.

Всадник с черно-желтыми крестами еще что-то произнес по-немецки. Смотрел он на Казимира, но голову склонил к своему спутнику.

А-а-а, понятно. Мистер «Т» тут у них за переводчика! Что ж, в самом деле важная персона.

– Господин Конрад ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии спрашивать, тот ли есть это рыцарь, что возглавлять смелый атак на ваши люди, герцог Казимир? – торжественно и с сильным немецким акцентом провозгласил копейщик.

– Скажи пану Конраду, сержант, что это именно тот человек, – хмуро ответил князь, названный на западноевропейский манер герцогом. – Хотя в его благородном происхождении я лично очень сомневаюсь. Скорее всего, это не рыцарь, а один из тех польских разбойников, что прячутся в Силезских лесах.

Вновь зазвучала немецкая речь. Мистер «Т» переводил ответ Казимира.

С «дойчем» у Бурцева было плоховастенько, а генетическая память на сей раз молчала. Предки-германцы в роду Бурцевых, видимо, отсутствовали. Впрочем, сейчас его больше занимал титул Конрада, с геральдической четкостью отчеканенный переводчиком-«сержантом»^[11]. Неужели это и есть тот самый магистр, о котором с такой ненавистью говорили Аделаида и Освальд. Вот уж поистине мир тесен!

– Господин Конрад ландграф Гессенский и Тюрингский, магистр ордена Святой Марии говорить, что тем удивительнее есть доблесть простолюдина, который нападать на герцога Куявии и одолевать его рыцарей, если бы не помощь наш случайный отряд из Сродобург. Еще господин Конрад спрашивать, зачем лесной разбойник атаковать герцога Казимир?

Казимир угрюмо ответил:

– Этот человек хотел похитить Агделайду Краковскую. И, кстати, не в первый раз уже. Его опознал кнехт, состоявший на службе у моего верного вассала Якуба по прозвищу Одноух. Неподалеку от Вроцлава этот лиходей отбил княжну у моих воинов. Как мне донесли, он – чернокнижник, способный извергать адский смрад, от которого слезы застилают мир и в добрых католиков вселяется бес. Люди, коих касается его дыхание, в страшных корчах катаются по земле, словно безумцы.

«Казимиру поведали о “колдовском” действии спецсредства “черемуха”», – понял Бурцев. Сравнение слезоточивого газа с адским смрадом было довольно оригинальным.

– Позже, – продолжал Казимир, – Якуб Одноух с малым отрядом выследил этого колдуна и похищенную им княжну. Но чернокнижник своими заклятьями призвал на помощь известного разбойника – Освальда Добжиньского, осмеливающегося носить рыцарские шпоры. А сам чародей растаял в воздухе и увлек с собой Агделайду. Мои люди нашли его доспехи: шлем с прозрачным забралом и панцирь из неведомого металла. Шлем, по моему приказу, раскололи секирами и боевыми молотами. Но зачарованные латы не пробивали даже арбалетные болты, пущенные с десяти шагов. Тогда я приказал сжечь проклятые доспехи, а то, что от них осталось – утопить.

Вот идиот! Бурцев криво усмехнулся. Утопить единственный на весь этот мир титановый бронник!

Мистер «Т», склонившись к магистру, быстро переводил речь князя. Брови Конрада Тюрингского медленно поднимались. Ага, прошиб-таки непробиваемое тевтонское спокойствие рассказ «герцога Казимира».