Бурцев поднял голову, закричал что было сил:

– Именем дочери малопольского князя Лешко Белого откройте ворота!

Фраза эта вырвалась у него сама по себе. Но, кажется, именно она была в данной ситуации заветным «сим-сим, откройся».

На стенах засуетились. Заскрипел тяжелый засов.

– Именем княжны Агделайды Краковской открывайте! – подхватил Янек.

И – о чудо! Створки ворот приоткрылись. Ровно настолько, сколько требовалось, чтобы между ними смог протиснуться человек на лошади. Партизаны двинули коней по шаткому мосту.

Завидев щель в крепостных воротах, татаро-монгольские стрелки с визгом и гиканьем бросились в атаку. Но к стенам цитадели из пылающих городских кварталов подтянулось еще слишком мало кочевников. Силенок для решительного штурма пока не хватало, а потому лишь несколько вражеских всадников смогли прорваться сквозь град стрел.

Бурцев въехал во Вроцлавскую цитадель последним. Услышал, как позади застучали о дерево мостков копыта резвых степных лошадок. Как с грохотом обрушилось подвешенное на крючьях бревно.

Мост развалился, подняв тучи вонючих брызг. Вместе с обломками в грязный ров упали два монгольских конника. Остальные кочевники отступали за рыночную площадь.

Глава 38

Как только Урода влетела на крепостной двор, громыхнул засов. Ворота заперты. Спасены!

Бурцев соскочил с лошади, огляделся. Стоп! Спасены ли? Обступившие партизан люди не спешили прятать обнаженного оружия. Безрадостные, уставшие, черные от грязи и копоти лица вроцлавцев смотрели хмуро, в глазах читалась злость и обреченность загнанного в ловушку зверя. Горожане, что, отступая от внешних стен к внутренней цитадели, собственноручно жгли родные улицы, не производили впечатления приятных собеседников и гостеприимных хозяев.

– Кто здесь главный?! – обратился к угрюмым воинам Збыслав. – У нас раненые, нужна помощь.

Из толпы защитников Вроцлава вышел широкоплечий и широколицый человек в неброских, но добротных доспехах. Прочный островерхий шлем, кольчуга, усиленная стальными пластинами на груди, большой прямоугольный щит для пешего боя, чуть изогнутый – прообраз знаменитой польской сабли – меч:

– Члены городского совета, главы купеческих и ремесленных гильдий, а также вроцлавский епископ, покинули город, как только стало известно о приближении богопротивного Измаилова племени, – пробасил незнакомец. – Князь Казимир Куявский, гостивший здесь с позволения нашего господина силезского князя Генриха Благочестивого, тоже отбыл. Так что никого главнее меня вы в этой крепости не найдете.

Партизаны молча воззрились на незнакомца, и тот продолжил после непродолжительной паузы:

– Меня зовут Бенедикт. Я воевода вроцлавского гарнизона. А кто вы такие?

Бенедикт обращался к Освальду, безошибочно распознав в кучке чужаков единственного рыцаря.

Добжинец при помощи Збыслава кое-как сполз с седла. Говорил он тихо, поддерживаемый верным оруженосцем. И все же в кратком ответе прозвучало неистребимое достоинство истинного польского шляхтича:

– Я – Освальд Добжиньский. Со мной мои люди.

Бенедикт нахмурился:

– Наслышан-наслышан о твоих разбойных делах, Освальд из Добжиньских земель.

Збыслав вскинулся, звякнув цепью кистеня. Вроцлавцы предостерегающе подняли мечи. Освальд слабым жестом приказал оруженосцу унять гнев и чуть слышно прохрипел:

– Если ты происходишь из благородного рода, воевода Бенедикт, я готов немедленно скрестить с тобой мечи за те оскорбительные слова, что…

Глава вроцлавского гарнизона досадливо отмахнулся:

– Не в моих правилах добивать раненых, нуждающихся в моей же помощи. Я сюда поставлен для другого – защитить город. Или хотя бы то, что от него осталось. А ты и твои люди изрядно мне в этом поспособствовали. Если, действительно, именно ты, Освальд из Добжиньских земель, пожег осадные орудия язычников у восточной стены, то я искренне благодарен тебе за это.

– Его благодари, – Освальд указал на Бурцева. – Это была затея моего оруженосца Вацлава.

Бенедикт лишь мельком взглянул на Бурцева. Ну да, раскланиваться и беседовать со всякими оруженосцами – не много ли чести?

– Хорошо, – вновь обратился Бенедикт к добжиньцу, – покончим с этим. Пусть за тобой охотятся орденский магистр и его приспешники из Мазовии и Куявии. Вроцлаву твои люди зла не причиняли. Можешь чувствовать себя за этими стенами в безопасности. У меня только один вопрос к тебе, Освальд Добжиньский.

– Да?

Было видно, сколь трудно было держаться на ногах раненому рыцарю. Но Освальд стоял – с прямой спиной и гордо поднятым подбородком. Бурцев мысленно выругался. Бедняге срочно нужен врач и постель, а он тут разговоры разговаривает!

– Там, – Бенедикт указал на запертые ворота, – вы упомянули дочь Малопольского князя Лешко Белого. По какому праву вы требовали открыть ворота именем Агделайды Краковской? Вы ее посланцы?

– Нет. Но среди нас есть… – рыцарь закашлялся, схаркнув сгусток крови.

Збыслав вовремя подхватил враз ослабшего Освальда, кивнул Янеку – говори, мол, теперь ты.

Янек выступил вперед, почтительно склонив голову:

– Мы – дружинники краковского воеводы Владислава Клеменса, пан Бенедикт. Княжна Агделайда – наша госпожа, а потому мы имели полное право произнести ее имя перед воротами крепости.

– Дружинники Владислава? Знавал я Клеменса и краковскую дружину видел в деле еще при Лешко Белом, пусть земля ему будет пухом. Сильная дружина, большая…

– Уже нет. Перед тобой, пан воевода, все, что осталось от той дружины. Остальные наши товарищи перебиты под Хмельником.

Бенедикт разочарованно сплюнул:

– Жаль. Я-то надеялся услышать от вас добрую весть. Надеялся на помощь из Малой Польши. Думал, вы сами передовой дозор краковского войска.

Бурцев усмехнулся. Так вот почему вроцлавцы их впустили! В надежде на добрые вести. Если бы не это, загибаться бы «разбойникам» Освальда под стрелами кочевников.

Янек сокрушенно покачал головой:

– Краков пал, малопольские земли разорены, а войска разбиты. Разве ты не слышал об этом, пан Бенедикт?

– Слышал, но не верил, – вроцлавский воевода мрачнел на глазах. – Мало ли что наговорят перепуганные бабы с беженских обозов. Краковская дружина была одной из сильнейших в Польше. И если уж сам Владислав Клеменс не смог остановить татар…

Бенедикт прикусил язык: его воины могли услышать то, чего слышать им не полагается. А упадническим настроениям в осажденной крепости не место.

– Найдите лекаря, – распорядился воевода. – Проводите рыцаря, его оруженосцев и краковских дружинников в покои членов городского совета. Стрелков-кнехтов – в казарму. Лошадей – на конюшню.

Бенедикт отвернулся. Все. Долг гостеприимства исполнен, и больше ничего не задерживало командира вроцлавского гарнизона. Однако Бурцева столь краткий разговор не устраивал.

– Пан Бенедикт! – окликнул он воеводу.

Тот удивленно оглянулся. Не ожидал, видать, подобной наглости от оруженосца. Но все-таки Бурцев был героем, спалившим вражеские пороки. А герои могут рассчитывать на некоторые поблажки.

– Да?

– Малопольская княжна пропала и… – начал он.

– Когда язычники берут города один за другим и громят лучшие дружины, многие пропадают – и чернь, и знать, – холодно заметил воевода.

– Но княжна успела покинуть Краков до штурма, и доподлинно известно, что ее везли к Вроцлаву.

– Значит, не довезли, – пожал плечами Бенедикт. – Я, по крайней мере, никаких княжон здесь не встречал.

– Но может быть, Казимир Куявский…

– Да, он разыскивал Агделайду, но не нашел. Иначе я бы об этом знал. За помощь в поисках княжны куявцы обещали награду. А никто, насколько мне известно, не обогатился за счет их мошны. Да и вообще не видел я знатных дам при Казимире.

– А не знатных? – не сдавался Бурцев.

Морщины на лбу Бенедикта стали глубже:

– Не знатных? Хм… Перед самым штурмом появилась тут одна парочка. Рыжий кмет и какая-то девица. Судя по одежде, служанка. Кмет оставил ее у ворот, а сам попросил стражу провести его прямо к князю Казимиру. Сказал, что имеет для него важные вести. Рыжего увели. Потом люди Казимира забрали девчонку.

Уже что-то! Значит, Яцек с Аделаидой не попали к татарам?! Значит, смогли-таки пробраться к Вроцлаву?! Вот только неясно, радоваться этому или нет. Избегнув печальной участи татарской полонянки, Аделаида стала пленницей Казимира. Пленницей-невестой с богатым приданым.

– Она здесь?! Ну, служанка эта?!

Дурацкий вопрос – наверняка ведь Казимир увез Аделаиду с собой.

– Служанка? Ах, служанка!.. – Бенедикт понимающе хмыкнул. – Она что же, выходит, твоя подружка? Не того рыжего, а твоя? Чудно получается. Ты, значит, у Освальда – известного врага мазовцев и куявцев – в оруженосцах ходишь, а девица эта прислуживает Казимиру Куявскому?

– Здесь она?! – простонал Бурцев. – Здесь или нет?!

Бенедикту тон оруженосца не понравился.

– За княжеской чернью я не слежу, – процедил вроцлавец.

Напряжение снял Освальд. Ослабевший рыцарь слышал весь разговор и тоже сообразил, о каком рыжем кмете и какой «служанке» идет речь.

– И все же, пан Бенедикт, – тихо проговорил он. – Где сейчас может быть эта девушка?

Бенедикт удивленно уставился на добжиньца. Интерес Освальда к простолюдинке, наверное, не мог не удивлять. Но все-таки рыцарю воевода ответил:

– Полагаю, в свите Казимира. Князь со своими людьми покинул Вроцлав по подземному ходу незадолго до вашего появления. Ушли с конями. Подземелье у нас знатное – хоть лошадь, хоть быка провести можно. Не побоялся, вишь, Казимир наткнуться на татар. Ушел за осадный тын язычников, к холмам, а там – поминай, как звали. Охрана подземелья говорит, будто увозили с собой куявцы какую-то девицу – связанную, с кляпом во рту.

Проклятье! Бурцев вспомнил группу осторожных всадников, на которую партизаны наткнулись возле холмов. Вовсе не татарский разъезд то был, а Казимиров отряд, выбравшийся из подземелья! Эх, чуток бы сообразительности тогда и веры в удачу – напали бы на куявцев, разнесли в пух и прах, отбили б Аделаиду. Но поздно, блин, пить боржоми…

– Куда направлялся Казимир? – спросил Освальд.

– Сказал, что в Легницу. Да и куда ему еще податься-то – путь в Куявию отрезан: татары всюду хозяйничают. А в Легнице наш силезский князь Генрих Благочестивый собирает всепольское войско для борьбы с язычниками. Казимир обещал привести оттуда подмогу и снять осаду с Вроцлава, потому я и указал ему тайный путь из города. Еще вопросы?

Рыцарь отрицательно качнул головой.

– Тогда я вынужден тебя оставить, Освальд Добжиньский. Тебе и твоим людям нужно зализать раны, а мне пора возвращаться на стены. Татары в любой момент могут пойти на приступ. Наш лекарь проводит вас в свободные покои.

Вроцлавский воевода кивнул на пробившегося сквозь толпу сухонького старичка с бегающими глазками. В длинной заляпанной хламиде со множеством мешочков на поясе тот походил, скорее, на киношного мага или алхимика-отравителя, чем на врачевателя.

Глава 39

– Ступай, старик. Готовь свои мази и отвары. Придешь позже, когда тебя позовут, – вроцлавского лекаря Освальд прогнал сразу же, как только очутился в просторной каменной палате.

Бурцев с любопытством оглядел помещение. Голый камень стен, открытые деревянные балки, закопченный камин в углу, узкие окна, затянутые мутным бычьим пузырем, посередине – жесткая кровать с брошенной на ложе парой медвежьих шкур. Наверное, здесь это считается роскошью…

Збыслав засуетился, стягивая с добжиньца окровавленные доспехи. Бурцев, не имевший опыта в подобных делах, отошел к окну. Под дверью столпились краковские дружинники. Лесные стрелки, которых Освальд тоже призвал к себе, выстроились вдоль стен.

– Прикрой дверь, дядька Адам, – простонал рыцарь. Ох, и паршиво же ему, наверное, сейчас было!

Бородач в волчьей шкуре сначала выглянул наружу и, лишь убедившись, что подслушивать их некому, дернул за ручку. Тяжелая дубовая дверь на массивных петлях плотно затворилась.

– Значит так, други, – начал Освальд, превозмогая боль. – Я, как видите, пока не в состоянии вести вас дальше.

– Куда уж дальше-то? – буркнул дядька Адам. – Татары кругом. Весь Вроцлав осадным тыном огорожен – мышь не проскочит.

– Проскочит, коль захочет, – прищурился Освальд. – Бенедикт упомянул о подземном ходе, по которому ушел куявский князь. Надо найти этот лаз и поскорее выбраться из города.

– Вернемся в лес? – с надеждой спросил лучник.

– Рано нам туда возвращаться. Вспомни, дядька Адам, зачем мы пришли.

– Так ведь это… – захлопал глазами партизан. – Княжну-то уже того… умыкнули. У Казимира нынче княжна.

– Умыкнуть-то умыкнули, да свадьбу пока не сыграли. Нужно отбить Агделайду, прежде чем Казимир войдет в Легницу. Куявцев ведь еще можно догнать.

– Ну, догоним. Ну, отобьем. И что дальше? Возвращаться к Вроцлаву?

– Ни в коем случае! Княжну в охапку – и сразу в леса. К нашему лагерю. Бог даст, без пороков Вроцлавскую цитадель татарам взять не удастся, а я, как только смогу сесть в седло, найду вас в лагере.

Добжинец повернулся к Бурцеву:

– Поведешь моих людей, Вацлав. Всех, кто не ранен. У тебя хорошо получается вести других за собой. Двигаться будете налегке. Возьмете с собой всех наших коней, чтобы у каждого, как у татар, по загонной лошади было. И не останавливайтесь, пока не настигнете Казимира и Агделайду.

Бурцев улыбнулся. Уж не остановимся, пан Освальд, будь спокоен.

– Да, и еще! На обратном пути отыщите где-нибудь священника. Хоть в беженском обозе, хоть в деревенской церквушке.

– Это еще зачем? – удивился Бурцев.

– А затем, Вацлав, что не желаю я больше оставлять куявско-мазовецко-тевтонской своре шансов заполучить Агделайду и Малопольские земли. Сами сыграем свадьбу. Свою свадьбу!

– Ты?! – Бурцев был в шоке от неожиданного прозрения. Вот, оказывается, почему Освальд так рьяно бросился на поиски княжны! – Ты хочешь…

– Взять в жены дочь князя Лешко Белого, – объявил Освальд.

Краковские дружинники недоуменно загалдели. Они еще не знали, как следует реагировать на неожиданное признание добжиньца. Зато Бурцев знал. Не допустить! Ни в коем случае! Почему? А потому… Потому что в душе его бушевала… Да, она самая и бушевала – лютая ревность! Ну, какого, спрашивается, он оберегал прекрасную полячку от всадников в масках?! Зачем присоединился к отряду Освальда?! На кой жег татарские пороки и прорывался через горящий город?! Неужели все это лишь ради того, чтобы несчастная Аделаида досталась не Казимиру, а самоуверенному добжиньцу?

– Когда ты это задумал, Освальд? – прохрипел Бурцев.

Все тайные помыслы, все сокровенные мечты – коту под хвост. Он-то наивно рассчитывал мечом добыть рыцарские шпоры, а, обретя новый статус, всерьез начать борьбу за руку и сердце Аделаиды. Но ведь для того, чтобы оруженосцу подняться на следующую ступень иерархической лестницы, ему следует неукоснительно выполнять распоряжения рыцаря-сюзерена. А если тот приказывает привести на свое ложе возлюбленную оруженосца?

«Вот и кончается, Васек, твоя служба – с горечью подумал Бурцев. – Не задалась, блин, карьера».

– Когда… ты… задумал?!

– Когда отправил княжну в свой шатер.

– Ты что же! – ахнул Бурцев, – Намеревался ее… там, в шатре… того?..

Он чувствовал, как свирепеет. Освальд же пока ничего не замечал.

– Ну, что ты, Вацлав! До свадьбы – ни-ни. Я же благородный пан, а не пройдоха какой-нибудь, портящий беззащитных девиц княжеского рода направо и налево. Пусть я не столь знатен, как Агделайда Краковская, но все-таки ношу фамильный герб и рыцарские шпоры. Так что сначала венчание, потом все остальное.

– А если она не пойдет за тебя?

– Если ей придется выбирать между мной и Казимиром Куявским, сыном Конрада Мазовецкого, думаю, чаша весов склонится в мою сторону.

– Ты говоришь так, будто у княжны в самом деле столь скудный выбор, – сдерживать себя Бурцеву становилось все труднее. – Неужели во всей Польше не найдется другого претендента на руку и сердце дочери Лешко Белого – того, который пришелся бы по сердцу самой княжне?

– Стерпится – слюбится, – пожал плечами Освальд. – Слыхал такую поговорку? Княжне придется добровольно согласиться стать моей женой, или…

– Или что? Сдашь ее Казимиру? За награду?

Збыслав дернулся было, но добжинец жестом остановил литвина.

– Или я заставлю ее дать свое согласие, – глухо закончил рыцарь.

Освальд долго и пристально смотрел в раскрасневшееся лицо собеседника. Потом заговорил снова:

– Знаешь, Вацлав, если бы ты принадлежал к благородному сословию, я бы решил, что у тебя тоже имеются планы заполучить Агделайду себе в жены.

Бурцев скрежетнул зубами: опять его бесцеремонно макнули мордой в грязь. Вольно или невольно, но дали понять, что, не будучи хотя бы захудалым шляхтичем, он не сможет соперничать с вельможными панами и рассчитывать на благосклонность княжны.

– Но, наверное, дело в другом, – продолжал Освальд. – Тебя, вероятно, беспокоит дальнейшая судьба Агделайды. Что ж, похвальная забота. Знай же, Вацлав, со мной княжна будет под надежной защитой. Кроме того, став законным супругом дочери Лешко Белого, я смогу претендовать на малопольские земли, а позже, когда у нас появится наследник… О, большей пакости тевтонам, мазовцам и куявцам придумать трудно!

Освальд мечтательно улыбнулся.

– И только поэтому ты хочешь жениться на княжне? – прищурился Бурцев. – Из мести врагам и ради чужой вотчины. Какое выгодное приобретение для безземельного рыцаря!

– Пан Освальд?! – Збыслав вопросительно глянул на рыцаря. Руки косолапого гиганта уже разматывали цепь кистеня. От прежнего дружелюбия литвина не осталось и следа.

Добжинец тяжело задышал и недобро глянул исподлобья.

– Меня начинает раздражать твой язык, Вацлав. Ты ведь можешь и лишиться его…

Освальд вдруг умолк, сцепив зубы и зажмурив глаза. Новый приступ боли чуть не свалил израненного рыцаря. Немного отдышавшись, он все же продолжил:

– Только из уважения к проявленной тобой доблести в схватке с язычниками отвечу на твой вопрос, Вацлав. Дело не только в мести или землях дочери Лешко Белого. Агделайда мне приглянулась с самого начала. Я буду заботиться о ней, я буду нежен с ней. А теперь давай прекратим этот разговор, пока я не приказал Збыславу заткнуть мачугой твою дерзкую глотку. Если мы вырвем краковскую княжну из лап Казимира, она станет моей женой. Все! Кто не согласен – умрет.

Бурцев потянул из ножен меч.