Читать книгу «Хтонь. Человек с чужим лицом» онлайн полностью📖 — Руслана Ерофеева — MyBook.
image

Глава 6
Козлик И. О.

Казарин узнаёт, что инфаркт может приключиться от удара кирпичом по голове, получает самый лучший подарок в жизни и очень беспокоится о Насте.

Ни опухшие от халявного медицинского спирта санитарки, ни дежурный врач, которого Артем, не добившись ничего от младшего медперсонала, застукал в его кабинете кувыркающимся на кушетке с молоденькой медсестричкой, даже не подумали ударить пальцем о палец после принесенной Казариным вести. Да и он, признаться, говорил с ними очень уклончиво: мол, нашел пациента, пришибленного куском кирпичной кладки, свалившимся с крыши.

Казарин нутром чувствовал, что, если он хотя бы заикнется о том, что ему рассказал умирающий Шкуркин, живым он отсюда не выйдет. Скрутят сразу же и заколют до смерти. О методах советской карательной медицины он имел неплохое представление еще до того, как попал в этот дом скорби. Да и здесь насмотрелся сполна, чтобы в красках представлять, что с ним сделают. Парочку буйных уже вязали на его глазах. Существовало два вида вязки. За пять точек – кисти рук, ноги в районе голени и через подмышки и шею сзади. Привстать больной не в состоянии, но тазом двигает – может хотя бы ходить в подставленную ему утку. А самое жесткое – за семь точек: к прежним пяти добавляются пах и ягодицы. Тут уже не шевельнешься: только попробуешь привстать – и вязка прищемит тебе мошонку. И в туалет ходить в этом случае почти невозможно – приходится терпеть…

Тело Шкуркина санитары отправили в морг, а вход в заброшенное крыло здания в тот же день по личному распоряжению главврача забутовали кирпичом.

«Еще один “инфаркт микарда”, – догадался Артем. – Инфаркт кирпичом по башке».

«Синяя Борода», как называл Занюхина почивший в бозе Шкуркин, теперь вел себя тише дохлой мыши. Он даже больше не зыркал в сторону Казарина, упорно пряча от него блудливо бегающие косые глазки разного цвета. Он и в палате-то бывал редко – все больше отирался в комнате с телеящиком: по телевидению в сотый раз повторяли советскую «Сагу о Форсайтах» – сериал «Вечный зов», или, как его чаще называли в народе – «Вечный зёв»[4].

«Знает кошка, в чей тапок нагадила», – справедливо решил Артем.

А на следующий день пришли Настя и Стрижак.

– Ну, здорово, псих! – сказал милиционер, и мужчины крепко пожали друг другу руки, а Настя ловко чмокнула Артема в щеку.

– Все мы немного психи, каждый по-своему, – парировал Казарин, растирая пятерню, изрядно помятую силачом Стрижаком. – Просто в дурку попадают только те шизики, которые спалились. Сейчас, если хочешь знать, каждый нормальный человек – псих! – повторил он формулу покойного профессора, которая ему чем-то очень нравилась.

– Ладно, ладно! – не давал ему опомниться Стрижах – Ты хоть знаешь, какой сегодня день?

Конечно же, Артем в душе не ведал.

– Третье ноября! Третье ноября тысяча девятьсот восемьдесят третьего года! – торжествующе изрек милиционер.

– Ну и что? – тупо соображал Казарин.

– Видать, ты и вправду малость умом повредился, пока тут кочумал, – разозлился Стрижах – И вообще, надо хотя бы иногда читать собственный паспорт! Интересная книжица, гадом буду!

– Сегодня же твой день рождения, Артемка! – радостно улыбнулась Настя и потрепала его за уши. – Тридцать три тебе стукнуло!

– Да… вот оно что, – протянул Казарин. – А у меня и паспорта-то нету… Отобрали у меня паспорт.

Он и впрямь успел уже забыть, когда у него день рождения.

– Вот и ты дотянул до возраста главного героя еврейских народных сказок Иисуса Христа! – резюмировал Стрижах – Подарка у нас для тебя, извини, не припасено – да он тебе тут и ни к чему, подарок-то. Но зато у нас есть кое-что получше…

По тому, что Стрижака и Настю пропустили, никак не сообразуясь с днями, когда разрешено посещение больных родственниками, Артем уже и сам понял: случилось что-то из ряда вон выходящее. И не ошибся. Стрижак и примкнувшая к нему Настя принесли просто сногсшибательные известия.

По-видимому, ситуация с отстранением старшего следователя по особо важным делам Казарина от расследования резонансного убийства школьницы и последующим его увольнением с формулировкой «неполное служебное соответствие» затронула какие-то тайные пружины на самом верху. Пока Казарин беспробудно пил, зарабатывая себе белую горячку, из местного КГБ («Спасибо, Иван Иванович», – с неожиданной теплотой подумал Артем.) обратились в Генпрокуратуру СССР, и та инициировала общую проверку деятельности Светлопутинской облпрокуратуры. Сидор Карпович Вислогузов тут же слег в больницу с резким обострением сахарного диабета и прочих своих многочисленных болячек. Врачи запретили больному есть что бы то ни было, кроме постных каш. А уже через день он… скоропостижно скончался, не дождавшись обследования. По городу тут же поползли версии об убийстве и даже самоубийстве прокурора области. Самые горячие головы утверждали в кулуарах, что Вислогузова отравил его новый, недавно назначенный Сидором Карповичем зам – товарищ Козлюк, в целях дальнейшего продвижения по службе. Однако более осведомленные лица, близкие к окружению покойного прокурора, шептались, что Сидор Карпович двинул кони после того, как объелся эклерами, которые тайком пронес исстрадавшемуся на скудных больничных харчах прокурору его любовник – молодой актер местного ТЮЗа по кличке Зая (потому что играл заек, а может, и не только поэтому).

Исполняющий обязанности областного прокурора товарищ Козлюк (которого злые языки тут же окрестили «козликом И. О.» – по аналогии с осликом Иа из популярного советского мультика про Вини-Пуха) также не стал дожидаться результатов проверки, за которую ретиво взялись понаехавшие из столицы высокие чины. Вчера его нашли в просторном кабинете Сидора Карповича, в котором он обосновался как врио, с огромной дырой в темени. Козлик И. О. просунул дуло пистолета себе в рот и нажал на спуск.

Москвичи почесали лысины, поужасались царящему в провинции беспределу и назначили нового местоблюстителя прокурорского кресла – совсем стороннего чина из столицы. Многие шептались, что он – человек Андропова. Так оно или нет, но новый врио тут же, с места в карьер, принялся выметать вислогузовских коррумпированных держиморд из облпрокуратуры железной метлой.

– Как любил говорить покойный Козлюк, главное, в ходе следственных действий не выйти на самих себя… – с сомнением протянул Казарин.

– Да ты дослушай! Как мне удалось разузнать через кое-какие мои подвязки в прокуратуре, восстановление тебя в должности – дело ближайших дней! – взволнованным шепотом увещевал его Стрижак, ерзая на скрипучей Артемовой койке и подозрительно оглядываясь на его соседей по палате. Но те вроде бы не прислушивались к разговору, занимаясь каждый своими делами.

– Дараая Индира Ханди! – замычал вдруг кто-то дурным голосом.

Артем вздрогнул, повернул голову и увидел, что Брежнев подкрался к Насте, которая стояла затылком к проходу, облокотившись на спинку койки, где сидели Казарин и Стрижак, и весьма соблазнительно отклячив круглую попку.

Генсек, продолжая мычать что-то про советско-индийскую дружбу, предпринял явную попытку расцеловать девушку.

– Ты чё, козел, совсем сбрендил? – заорал Артем, отпихивая любителя братских коммунистических поцелуев от Насти.

Аватар покойного генсека ретировался на безопасное расстояние, обиженно бормоча себе под нос:

– Если женщина красива и в постели горяча – это личная заслуга Леонида Ильича!..

Казарин только сейчас заметил, что Брежнев успел вынуть откуда-то из загашника и нацепить на свою застиранную пижаму кучу значков – с Олимпийским мишкой, гербами городов и профилями Ленина. Прямо настоящий генсек при параде! Настя испуганно взглянула на него и положила ладони на свой живот, инстинктивно защищая плод. И только тут Казарин заметил, что он у нее уже сильно округилился.

– Короче, псих, собирай потихонечку манатки, – приподнятым тоном скомандовал Стрижак, и Артем только тут заметил, что на его погонах прибавилась звездочка. – На днях я тебя отсюда вытащу. Придется, конечно, попотеть. Но в исполкоме помогут, уже обещали. И в комитете тоже, но это – тсс! Если бы не комитетчики, хрен бы нас вообще пустили дальше приемного покоя. А так пойдешь у нас как жертва коррупции и карательной психиатрии. Эх, Артемыч, все только начинается! – И мент снова понизил голос: – Знал бы ты, что сейчас затевается в Узбекистане! Там уже вовсю орудуют ваши, прокурорские, из Москвы! Сначала на взятках попалось руководство местного ОБХСС. Причем совершенно случайно, Артем, в порядке плановой работы, для увеличения показателей по борьбе с «оборотнями в погонах»! А начальник ОБХС возьми и дай такие показания, что у всего руководства республики теперь очко зудит, а ниточки тянутся и еще выше, в Москву! Взятки ох… – Стрижак покосился на слушавшую разговор Настю и нехотя поправился: – Фантастические взятки, приписки миллионов тонн хлопка, Герои Труда липовые… Чего только не вскрылось! Со дна арыков извлекают здоровенные молочные бидоны, доверху набитые золотыми зубами, асбестовые трубы с упакованными в них царскими червонцами, банки из-под кофе, полные бриллиантов. Местные «красные баи» обкладывали данью всех, кто хоть как-то зависел от них. Чиновники ниже рангом сначала давали им взятки за назначение на должность, а потом с поклоном несли «квартальные», «отпускные», «праздничные» и прочие подати. Деньгами, золотом, чапанами…

– Чем? – удивленно переспросил Казарин.

– Чапанами! Халаты такие, златошвейные… Эта система поборов опутала всю республику, а ниточки ведут на самый верх – в Москву! Чтобы скрыть огромные приписки по производству хлопка, махинации перекинулись на перерабатывающую отрасль. В центр под видом хлопка везли его отходы – линт да улюк, а то и просто пустые вагоны! За вагон давали взятку 10 тысяч! Вот что вскрылось. В общем, круто взялся Андропов за разное ворье![5] И правильно, давно пора!

– Откуда ты все это знаешь? – с вялым интересом обколотого нейролептиками «тормоза» спросил Артем.

– Да там сейчас мой однокурсник по Саратовскому юридическому институту копает, – отвечал милиционер. – Имя у него смешное – Тельман. Тельман Гдлян[6]. Шустрый армяшка. Помнится, двое нас таких было. Он умный, а я… – Стрижак хихикнул: – Я – очень умный! Поэтому он пошел в прокуратуру, а я в менты. Вот, созваниваемся иногда, переписываемся… Смотри, что он мне вчера прислал заказным письмом!

Стрижак выудил из кармана сложенную вчетверо газету. Казарин развернул и прочитал набранный крупным шрифтом заголовок:

«ЛЕНИН КЫШ, ЛЕНИН ПЫЖ, ЛЕНИН ТОХТАМЫШ, ПАРТИЯ БЗДЫН!»

Ничего не понял, перевернул газету другой стороной и прочел сызнова не менее загадочное:

«КОММУНИЗМ ПЫЗДЫР МАКСЫМАРДЫШ ПЫЖ!»

«Рановато мне, пожалуй, из больнички, – меланхолично подумал Артем. – Опять всякая муть мерещится»[7].

– Скоро всё это будет на страницах центральной прессы, вот увидишь![8] – ликовал Стрижак.

– Артем, мне плохо! – вдруг перебила его Настя.

– Что с тобой? – забеспокоился тот. – Может, позвать врача? Тебя этот зассанный вождь напугал?

– Да нет, ничего, все в порядке, – улыбнулась молодая женщина. – Просто тошнит немного. Где тут у вас удобство?

– Налево по коридору. – Артем с беспокойством взглянул на сожительницу: – Тебя проводить?

– Нет, что ты, я сама, – вновь смущенно улыбнулась Настя и вышла из палаты.

Казарин не возражал – ему очень хотелось остаться наедине с другом. Ну как наедине – Брежнев, старик в дальнем углу и Занюхин, шепчущий себе под нос какие-то мантры, были не в счет. К соседям по палате Артем уже привык относиться как к мебели.

– Ну, я смотрю, тебя можно поздравить. – Казарин покосился на новенькие, как юбилейный «картавчик», погоны друга. – Что ж, давай пятюню, подполковник!

И они со Стрижаком крепко обнялись. Это был, безусловно, самый лучший день в жизни Артема!

– Я нарочно надел форму, чтобы ваши живодеры не очень выёживались и пропустили нас к тебе в неурочное время… Ну а теперь, пока дам поблизости не наблюдается, можно чуток отметить наши скромные победы, – ухмыльнулся Стрижак и выудил из кармана форменных галифе четвертинку «андроповки». – Чуть-чуть не помешает. Даже тебе, алкаш ты эдакий! Уж очень много сегодня приятных поводов!

– Принес все же, зараза! – обрадовался Казарин, и знакомое предвкушение того, как жидкий огонь обожжет гортань и растечется блаженным теплом по венам, охватило его полностью.

Не помогло, видать, лечение, с залихватской радостью мысленно констатировал он.

Артем со Стрижаком глотнули по изрядной порции из горлышка под завистливые взгляды безымянного старика, занимавшего теперь профессорскую койку, и Брежнева, который, пристроившись на уголке стула, сочинял на листочке в клеточку очередное воззвание к Политбюро с требованиями об улучшении продовольственного снабжения психов и снятии с должности главврача.

А Занюхина в палате не было. Только что сидел на своей кровати, раскачиваясь, словно правоверный иудей на молитве, и мыча себе под нос что-то непонятное, и вдруг – будто корова языком слизала.

– Слушай, ментяра, что-то мне это не нравится… – сказал Казарин, а сам уже поднимался с койки.

Стрижак понял его с полуслова. Друзья, не сговариваясь, торопливо зашагали по направлению к туалету.

1
...
...
8