***

Суть Кировска в том, что это северный город, который предназначен для того, чтобы обеспечивать урожаи и рост продовольствия в более южных местах. Здесь добывают фосфаты, из которых делают удобрения и добавки для корма скоту. По сути – перерабатывают неорганические Хибинские горы в то, что помогает расти органике.

О том, как город появился и как разведывались и разрабатываются его месторождения, рассказывает очень подробный музей, то есть Музейно-выставочный центр, в который я пришел еще затемно. Там много плоских и объемных карт Хибинских тундр, есть диорамы шахт и карьеров и наглядные объяснения того, как и зачем обогащается руда. Там множество документов и фотографий, в том числе оцифрованных – можно за час получить практически полное представление о Кировске в его развитии. Первый социалистический город за Полярным кругом, город энтузиазма и мечты: инженеры за кульманами, первые экскаваторы и грузовики, взрывные работы, «Бараки и шалманы строителей Хибиногорска», «Лето в Хибинах жаркое, а озеро Большой Вудъявр прохладное, оно звенит веселыми голосами купающихся». Бо́льшую часть второго этажа занимает обширная коллекция минералов. В сувенирной лавке продаются банки с консервированным запахом потраченного бабла и с северным сиянием.

Город начинался как поселок Кукисвумчорр, потом был переименован в Хибиногорск, а в 1934-м, после убийства Кирова, – в Кировск. В музее висит картина Федора Решетникова «Совет под председательством С. М. Кирова в Хибинах 1 января 1930 года», на этом совещании обсуждалось как раз строительство города. Киров вообще принимал большое участие в развитии Хибиногорска, так что тут один из тех немногих случаев, когда новое имя городу дали неспроста. В городе до сих пор стоит ему памятник, а таких в целом по стране не так чтобы очень много осталось.

Когда я вышел из музея, наконец рассвело, и вокруг города стояли белые горы. Вид был захламлен брошенными и неброшенными строениями, гаражами, столбами, проводами, заборами. На одной из боковых дорог экскаватор доламывал какой-то небольшой дом, превращая его в отсутствие формы. Между бетонными сваями чего-то непостроенного торчали того же роста борщевики. За ними лежал Большой Вудъявр, который переходил в лесистую долину между Вудъяврчорром и Кукисвумчорром.

Я спустился по дороге к вокзалу. Несмотря на то, что сначала отправлялись от него только прицепные вагоны к поездам, которые шли из Апатитов, а потом – только электрички, его построили внушительным, как для областного города. А еще на вокзале, узнал я в музее, была очень популярная пельменная. В 1996 году движение прекратилось. Потом случился пожар, после него здание решили не восстанавливать. Теперь стоит только голый остов без крыш, перекрытий, окон, без ничего, по колено в снегу.

По Апатитовому шоссе я стал подниматься к жилым районам. Обернулся на гул: по берегу озера тяжело ехал ведомый тепловозом состав с рудой. По улице Кондрикова я дошел до супермаркета «Евророс». В супермаркете «Евророс» было как-то очень немного мурманской продукции и на выбор предлагалось два «Кольских» пива: одно было кольским, а другое было сделано тверским «Афанасием».

При свете недолгого зимнего дня Кировск оказался построенным уступами и преимущественно панельным городом. Деревьев на улицах и во дворах было немного, и потому пятиэтажные и девятиэтажные голые дома как-то минерально соответствовали плосковерхим горам.

Академик Ферсман, который открыл здесь месторождение апатитов, писал: «По нашим следам, по тропам наших первых экспедиций пройдут другие, и пусть Хибинский массив, гордо выделяющийся над лесами, озерами и болотами Кольского полуострова, сделается центром туризма, школой науки и жизни». Здесь уже в начале тридцатых была устроена база Общества пролетарского туризма и экскурсий. Я купил в музее местный альманах «Земля Tre» с перепечатанными путеводителями по Хибинам двадцатых-тридцатых: сюда ездили ходить по горам школьники и рабочие. В Кировск и сейчас приезжает много туристов, в основном зимой – это горнолыжный курорт, хотя на курорт этот типовой, хоть и нетипичный город совсем не похож. Был период, когда из Кировска уезжали, что было связано сначала с падением спроса на апатитовый концентрат, а потом – с внедрением новых добывающих технологий, требующих меньшего количества людей. С 1989 года население сократилось с сорока трех тысяч до двадцати шести. Но в сезон все пустующие квартиры сдаются, потому что гостиниц очень мало.

В тот день официально открывался сезон. На горы поднимались люди и съезжали с гор. Под спусками стояли фудтраки, которые привезла сюда Катя. В них и рядом с ними мурманчане продавали еду из местных продуктов. Я съел уху из щуки, окуня и кунжи. Потом попробовал плов с олениной и грибами. Катя подарила мне две бутылочки, в одной была прозрачно-оранжевая, а в другой – нарядная бордовая жидкость, и я решил, что это морошковый и клюквенный морс. Света дала мне тарелку с соленой треской и вареной картошкой. Треска была подкрашена ягодами на манер северного сияния и была очень нежной и правдивой. Картошка была из Туломы; мне рассказали, что это село рядом с Мурманском, в котором она растет, и что там есть и коровы с советских времен. Я познакомился с Иваном и спрашивал, много ли в Мурманске туристов и что они едят. «Китайцы, – сказал Иван, – нашу еду вообще не едят». – «А много ли китайцев?» – «Да тьма! Но они приезжают только за одним. У них считается, что, если зачать ребенка под северным сиянием, он будет обладать какими-то немыслимыми качествами. Целые бизнесы на этом построены: чуваки ездят по полуострову, ищут, где сияние, и ставят прозрачные геодезические купола. А вокруг Териберки – куча домов со стеклянными крышами».

Еще было светло, но быстро и сине стемнело. Такси ждать было долго, автобуса не было, и я решил опять идти сквозь город пешком: библиотека была еще открыта. Венедикт Ерофеев прожил в Кировске восемь лет, сначала в детском доме, потом с семьей; здесь он закончил школу с золотой медалью; здесь долго жили его братья и сестра. В кировской городской библиотеке поэтому сделали музей Ерофеева размером в комнату. Я успел к началу сеанса. Включили записанный рассказ о Венедикте и городе, и я рассматривал разные предметы и сути. Ту самую золотую медаль. Фотографии его и его семьи. Копию записи акта о рождении с пунктами на русском и карельском. Владимирский донос-справку И. Дудкина: «Он заявил, что истина якобы не одна». Чайную коробку, подаренную Ерофееву английским журналистом. Афиши спектаклей. Нарисованные на стене виды из окон электрички «Москва – Петушки». Подаренные музею книги с автографами. На отдельном столике предлагались вниманию книги, объединенные надписью «Заметки к новогодним праздникам»: «Словарь спиртных напитков», «Народная энциклопедия лечения пьянства и алкоголизма», «Трактат о похмелье».

В городе, скупом на развлечения, библиотека по-прежнему – одно из главных. Из читального зала выходили люди: закончилась презентация книги «Северные древесные растения-целители», где описаны тридцать древесных пород, имеющих наибольший интерес для лечения северян. На стойке лежали листовки-приглашения на рождественское заседание клуба любителей комнатных растений. На столе у входа лежали книги, которые принесли горожане и которые можно было взять себе: Пушкин, Достоевский, Салтыков-Щедрин, Толстой, инструкции по эксплуатации и ремонту различных моделей «Жигулей».

Я вышел из библиотеки и понял, что вот, я исходил пешком половину города, увидел его музеи, магазины, горнолыжные трассы, дома, развлечения, и он произвел на меня впечатление за эти два дня, но если бы я остался там на третий день, почти ничего нового в самом городе уже бы не было, все повторялось бы по кругу, как все повторяется по кругу для тех, кто живет здесь, в замкнутом заполярном сообществе, размещенном в ограниченном числе зданий. Но, парадокс, это сообщество состоит, как я понял тоже, из людей особых, очень активных, открытых и легких на подъем: такие сюда ехали и такие потом тут рождались.

***

На улице Юбилейной я свернул к магазину-бару «Пивная карта». Он находился в обычном пятиэтажном доме. На большом сугробе у входа лежала хаски, привязанная к торчавшему из сугроба дереву. Внутри пахло туалетом от туалета, который находился прямо напротив двери. В небольшой комнатке находилась деревянная барная стойка с кранами, на стенах – полки с бутылочным пивом. Обслуживали две женщины. Я попросил кольского пива здесь: была еще одна комната побольше со столами. Женщина стала наливать мне пиво в пластиковую бутылку. Я повторил, что мне здесь, но она сказала, что они отпускают только так. Внутрь вошел растерянный и нетрезвый человек в спецодежде и сказал: «Мужики, уберите собаку, я сейчас снег с козырька сброшу». Из другой комнаты заговорил хозяин собаки: «А что, кусается она?» – «Да нет, просто лежит, а я буду лед сбивать. Ничего?» – «Да ничего». Продавщица дала мне открытую бутылку и пластиковый стакан. Я перешел в другую комнату. Там было темно. Двое мужчин, сидя спиной ко мне за высоким столиком, пили пиво и смотрели в висящий в углу телевизор. Каналы мелькали; видно, у них на столе был пульт. Вот появился американский фильм. Актер в городском костюме пытался забросить удочку в горную реку, но зацепил крючком свое ухо. Потом он пытался ловить рыбу с нависшей над водой ветви дерева. Потом он, очень нервный, начал палить в воду по рыбам из пистолета. «Рыбак от бога», – заметил один из сидевших. Пиво было сладким и водянистым. Допив, я вышел. Собака на сугробе стояла и смотрела на стоявшего и смотревшего на нее дворника с лопатой. Он был еще более растерянным.

В баре «Баревич» было шумно и людно. Звучали Red Hot Chili Peppers, Animals, The Doors, Cranberries. Саша говорил мне, что это первый бар с крафтовым пивом в области. Мне принесли сердце оленя, которое было плотным и вкусным. Саша сказал, что они используют местных оленей, а все остальные – ямальских, потому что они в два раза дешевле местных. Света сказала, что больше не хочет готовить медведя: «Трудное мясо, красное, опасное. И вообще он очень похож на человека в распахнутом виде». Я спросил у Светы, правда ли то, что рассказали мне про китайцев. «Да они перетрахали всю нашу Кольскую землю», – подтвердила она.

В гостиницу я шел один. На улицах никого не было. Я никак не мог насмотреться на эти потрепанные холодом дома и белые деревья, на все это количество снега. В одном кустарнике пели птицы, и я очень им удивился, но не смог их узнать.

Наутро я открыл бутылку морошкового морса, глотнул и узнал, что это морошковая настойка. В аэропорту «Хибины» сидели два пассажира. Меня подвергли тщательному досмотру на входе. Вскоре начали приезжать другие пассажиры, которых тоже тщательно проверяли на входе. Девушка на стойке регистрации внимательно осмотрела мой паспорт, распечатала посадочный талон и сказала: «У вас ошибка в номере паспорта. Допускается до двух ошибок». Через некоторое время по громкой связи всем сидевшим в зале восьми пассажирам объявили мою фамилию: «Пассажир Лошманов, пройдите в комнату приема багажа». Я прошел в комнату приема гаража, и сотрудница попросила меня открыть сумку и сказать, что находится в маленьких пластиковых бутылках. Я открыл сумку, достал бутылки и сказал, что точно не уверен, но мне показалось, что это ягодные настойки. Она сказала, что согласно правилам авиаперевозок к перевозке в багаже допускаются алкоголесодержащие жидкости только в фабричной упаковке. Я попросил показать мне эти правила. Мне не очень хотелось спорить, но так можно было скрасить время ожидания в этом тихом аэропорту, где так редко бывают самолеты и где людям хочется ощущать, что они не просто так получают деньги за свою авиационную работу. Но сотрудница ничего мне не стала показывать, а сказала идти. В зале ожидания, когда уже объявили посадку, я обнаружил, что у меня нет шарфа. В аэропорту его не нашли, оказалось, что я оставил его в машине.

Шарф мне потом привезли в Москву.

Струнино
в конце августа 2017 года

Про старика, жившего неподалеку, в угловом доме на полянке, Сос рассказывает следующее. Когда он со своей бригадой строил дом, однажды после рабочего дня они выпивали, и старик вместе с ними. Было жарко, хотелось помыться после работы, А. спросил старика, можно ли помыться у него в бане. Тот ответил, что нужно купить дрова, бутылку водки и заплатить еще тысячу рублей. Потом, протрезвев, старик сказал, что это он спьяну, но не извинился.

Еще про одного местного жителя Сос рассказывает вот что. Они делали дорожку, для чего был привезен песок. И мужчина из соседнего дома, проходя как-то мимо, сказал: «Сос, я подсчитал, тебе песка хватит».