Глава 3
Дорога в столицу и дорога в детство

Далее Эдгар и Валек ехали в карете с королевскими гербами, запряженной четверкой бодрых лошадей как на подбор гнедой масти. Сзади и впереди повозки скакали королевские гвардейцы в черном, Инно держался все время справа от окна. Его оруженосец ехал подле левого оконца. Занавески задернули и, когда Эдгар попытался высунуть голову, вежливо попросили больше этого не делать. Даже когда лошади неслись галопом, карету почти не трясло – отличные, видать, были рессоры. Да, в карете ехать – не на крестьянской телеге зад отбивать! Эдгар и Валек, будто знатные господа, развалились на подушках, сменив грязную и видавшую виды одежду на рубахи из белого полотна, удобные суконные куртки и брюки из кожи болотных ящериц. Свои хламиды они свернули валиками и спрятали в котомки. На переодевании настоял Инно – не желал, чтобы черные хламиды выкликателей привлекали чье-то внимание.

– Никак не могу понять, почему я. Почему меня король позвал на свадьбу? – размышлял Эдгар вслух. – И кому так не понравился выбор короля, что меня тут же решили убить?

– Куда повернет Великий Руддер, никто предсказать не может.

– Лучше скажи: никто не может разгадать логику королей, даже сами короли.

– Хороших выкликателей не так уж много, – сказал Валек. – Ты лучший после Учителя Андрея.

– Лучший! – хмыкнул Эдгар. – Как будто мало выкликателей в Обители. Они-то точно не посмеют вытягивать души живых и рассматривать их, будто комарика в лупу.

– Ты – лучший, – уверенно заявил Валек. – Ты ходишь по пепельным полям. Таких мейнорцы знают наперечет. Вспомни: Гериер живет в столице, он наверняка рассказал королю о тебе.

– Думаешь, король узнал обо мне от Гериера?

– Наверняка. Гериер – капитан столичной стражи, постоянно при дворе.

– Значит, и от добрых дел иногда бывает польза, говорил Учитель. Ну что ж, нам в этом придется убедиться.

Согласно поверью, дар выкликателю дает либо ненависть, либо любовь. От этого зависит, кому будет служить выкликатель. Если ненависть – будет души живущих отправлять в иномирье, не повреждая тел. Если любовь – будет не рожденных вызывать из небытия в реальность.

Эдгару уменье даровали любовь и ненависть – одновременно. Или почти одновременно.

В тот день семилетний Эдгар играл во дворе, ведь отчим строго-настрого запретил выходить на улицу. Отчим появился в их доме через год после смерти отца. Еще через неделю старший брат сбежал из дому, так что новый хозяин мог дрессировать отныне только младшего пасынка Эдгара и его тихую молчаливую мать.

Сидеть весь день во дворе, когда мальчишки гоняют на пустыре за сгоревшей усадьбой мяч – сущее наказание. К тому же надо еще вымести двор и полить кадки с цветами, в бадью накачать воду из колонки. Все задания отчим записал мелом на специальной доске.

– Когда я все сделаю, можно будет пойти поиграть? – спросил Эдгар с надеждой.

– Нет, – отрезал отчим.

После чего запряг мула в повозку и уехал вместе с матерью в Альдогу на ярмарку.

Эдгар ушел в угол двора и принялся там строить из камешков и щепок форкастл, время от времени с тоской посматривая на треклятую метлу, прислоненную к стене. Самым большим желанием в тот миг было сломать метлу и перекинуть обломки через стену.

– П-с-с… П-с-с! – услышал он внезапно и поднял голову.

Над изгородью торчала растрепанная голова какого-то парня лет шестнадцати.

– Ты кто? – спросил Эдгар.

– Братец твой старший. Гай. Не признал, что ли?

Гай давным-давно ушел из дома, а куда, ни отчим, ни мать не говорили. Однажды (кажется) он появился зимой в снегопад. Смутно запомнились его веселый дерзкий голос и влажный запах растаявшего снега, ворчанье Ханны: «Вот наследил-то!», наждачный голос отчима, раз за разом все громче выговаривающий: «Нет!», слезы матери. И шепот Гая: «Держись, парень, здесь на редкость хреново, но ты держись! Не поддавайся уроду!»

– Гай! – завопил в восторге Эдгар.

– Тихо ты! – прикрикнул на него старший брат. – Урод дома?

Ясно, что уродом Гай называл отчима.

– В Альдогу уехал еще утром вместе с матушкой.

– Ну и отлично! – Гай легко перемахнул через изгородь.

Эдгар кинулся к нему, обнял. Гай был выше его вдвое.

– Пожрать есть?

– Пироги с черникой на кухне и…

– Эль?

– Тоже на кухне. Но там старая Ханна.

– Ну так утащи как-нибудь. Я за кадками посижу.

В два захода Эдгар вынес брату пирог с черникой и кружку эля.

Перекусив, брат поднялся, взлохматил волосы Эдгара так, что тот сделался до ужаса похожим на Гая, и сказал, глядя куда-то поверх изгороди и – даже показалось Эдгару – поверх красных черепичных крыш и крон деревьев.

– Ну, мне пора, – Гай тщательно стряхнул крошки с темного, старого, ставшего белесым на плечах плаща и с коричневой, не менее старой и драной хламиды.

– Можно, я тебя провожу? – неожиданно сам для себя спросил Эдгар.

– Тебе-то со двора уходить разрешили? – усомнился Гай.

– Я у Ханны спрошусь… – соврал Эдгар.

У Ханны «спроситься» было проще простого. Старуха была глуховата, и если подойти к ней со спины и сказать что-то негромко, то она непременно ответит:

– Иди, иди…

Мол, отвяжись, не мешай.

Так Эд и сделал. Получив фальшивое разрешение, радостно кинулся к калитке. О том, что сделает с ним отчим, если узнает про ослушание, мальчишка не смел подумать.

В следующую минуту братья шагали по улице их крошечного городка – Вокбота. Эдгар держал Гая за руку, встречные, случалось, узнавали старшего брата, здоровались, спрашивали, как жизнь, кто-то хлопал по плечу, кто-то приглашал выпить эля, но Гай отнекивался. Так дошли они до сгоревшего дома Большого Кнута и уже миновали усадьбу, как вдруг Гай остановился.

– Хочешь, чудо тебе покажу? – спросил Гай, подмигнув.

– Конечно, хочу! – сердце Эдгара сладко заныло.

Гай огляделся.

– На улице несподручно. Зайдем-ка сюда!

Гай нырнул в густые заросли иван-чая, крапивы, малинника, что окружали сгоревший дом. Ходить сюда ребятам было строжайше запрещено: хотя прежде мальчишки и девчонки Вокбота постоянно бегали по обгоревшему дому без окон, или устраивали в подвале игру в прятки, или лазали по стволу старой ивы и раскачивались на ее ветвях. Но только однажды огромная горизонтальная ветвь медленно, будто нехотя, подломилась и грохнулась оземь. Трое малышей, что сидели на ней верхом, разбились насмерть.

После этого несчастья стали рассказывать, что души погибших поселились в доме и утаскивают неосторожных прямиком в иномирье.

Эдгар в эти рассказы верил и никогда на пожарище не заглядывал. Но с Гаем он ничего не боялся. Однако ж все-таки помедлил, прежде чем нырнуть в заросли.

– Ну, где ты там? – донесся насмешливый голос Гая. – Никак крапивы испугался?

– Нет! – закричал Эдгар и, отмахиваясь ладошками от жгучих листьев, кинулся в заросли.

Обгорелый дом был черен снаружи и изнутри. Все обуглено – стены, уцелевшие кое-где двери, обломки тяжелой мебели по углам. Ни стекол в окнах, ни крыши над головой. Да и второй этаж во многих местах обрушился.

Только в дом Гай брата не повел, сбросил плащ, расстелил на камнях у входа, сам лег и сказал Эдгару:

– Ложись!

Тот послушно вытянулся рядом.

– Закрой глаза.

Эдгар закрыл.

Гай взял его за руку. Тут же в темноте возникла дверь с медной ручкой, Гай толкнул ее, и братья шагнули на зеленую поляну снов. Сны… Эдгар видел чужие сны – яркие, сказочные, невероятные. Он кружился среди них, он видел рыцарей на великолепных конях и дам в роскошных платьях, драконов, извергающих безопасный огонь, чудесных птиц и…

Все кончилось.

– Где мы были? – спросил Эдгар, часто моргая и тряся головой.

Сладкую тоску по миру, который он только что оставил, было ни с чем не сравнить.

– В иномирье. Ну как, понравилось? – спросил Гай.

– Очень.

– Жаль, не видел пеплоедов…

– Можно туда еще? Ну хоть разочек!

– Конечно. Но для этого надо стать выкликателем душ.

– Так ты выкликатель! – с восторгом и ужасом воскликнул Эд. – Правда?

– Неужто не знаешь, что я учусь в Обители?

Эдгар отрицательно затряс головой.

– Вот сволочи! Значит, они тебе ничего не сказали. Ну, с урода что взять… Но мама!.. ладно, проехали. Я уже ходил на первое задание. Выкликал душу мейнорца. Только это тайна. О своей миссии выкликатель никому не рассказывает. Не проговоришься?

– Громом небес клянусь.

– Матери не говори. Уроду – тем более!

– Клянусь драконьими потрохами.

– Чем-чем? А, понял… ты видел эту кукольную сказочку про дракона и спасенную рыцарем девицу! Ладно, для семилетки клятва сойдет.

– Возьми меня с собой! Я тоже стану выкликателем.

– Нет, не могу. Но если ты избран, мелкий, тебя призовут. Посланцы Обители каждую осень обходят селения и города, расспрашивают малышню о самых забавных, самых удивительных снах. Уж не знаю как, но посланцы быстренько вычисляют, кто сможет в будущем ловить души. Так было со мной… А ты? Разве тебя никто еще не расспрашивал?

– Прошлой осенью один старик приходил, – Эдгар опустил голову и почувствовал, как краска заливает щеки. – Но он… – имя отчима Эдгар никогда не произносил, – он запретил мне идти.

– Послушай, мелкий! – Гай положил ему руки на плечи. – Когда этой осенью явится посланец Обители, непременно отправляйся на встречу. Не спрашивай даже, можно или нет, наплюй на урода, просто иди и все. Главное, не бойся. Никогда не бойся уродов, если хочешь стать выкликателем. Потому что трусу на той стороне делать нечего. Ты все понял?

Эдгар кивнул.

– Тебя непременно возьмут, мелкий, клянусь Великим Руддером. Дар ведь этот зачастую передается по наследству. Отец был выкликателем…

– Я не знал.

– Ха… Урод и про это умолчал. Стыдно небось, что он такой, обделенный, вот и врет все время. Отец столько раз ходил на ту сторону, что со счету сбился. Больше него только Учитель Георгий за гранью побывал. Но однажды отец угодил двумя ногами в черный пепел… – Гай вздохнул. Эдгар тогда не знал еще, что это значит – угодить двумя ногами в пепел. – И ему пришлось остаться навсегда здесь. Вот так-то, – Гай опять вздохнул, потом вновь взъерошил волосы Эдгара. – Ты, мелкий, непременно станешь выкликателем. Самым сильным. Запомнил?

Итак, в иномирье Эдгара в первый раз ввела любовь.

Но за ней по следам шла ненависть.

Уже смеркалось, когда Эдгар вернулся домой, тайком проскользнул в свою каморку, сбросил перепачканные штаны и рубашку, обрядился в длинную до полу, детскую ночнушку, под рукомойником отмыл (как ему казалось) начисто лицо и руки и в таком виде вышел к ужину. Отчим встретил его хмурым взглядом и, не подпустив к столу, спросил:

– Где ты был?

– Гулял. – Врать про то, что целый день сидел во дворе и поливал цветы в кадках, было глупо.

– В сгоревшей усадьбе?

Эдгар не понял, как так быстро отчим узнал, где они с братом провели почти весь день. Ответить он не решился, только едва заметно кивнул.

– Я же запретил ходить на пожарище! Или ты забыл?!

– Я знаю, но… – Он чуть было не сказал, что повел его Гай, но вовремя прикусил язык, вспомнив про данную клятву.

– Вон из дома! – Отчим схватил его за шкирку и потащил за дверь.

– Не надо! Я больше не буду! – завопил Эдгар.

Он цеплялся по дороге за какие-то сундуки и вещи, в надежде, что наказание в последний момент отменят.

– Мама!

Та, как всегда, промолчала и спешно отвернулась к плите.

– Ненавижу! – вдруг выкрикнул Эдгар.

В этот момент отчим выкинул его за дверь. На улице моросил мелкий дождик, было холодно, но не это ужаснуло Эда. Он вдруг подумал, что соседи – окна их дома были как раз напротив – увидят Эдгара в этой ужасной девчоночьей ночнушке, которой он всегда так стеснялся и которую не хотел надевать. Лида, веселая и язвительная хохотушка, с которой они время от времени дрались, но больше дружили, тоже увидит его в этой дурацкой рубахе, скулящим приблудным псом под дверью. Ох, как она будет дразниться! Эдгар пришел в ужас и ярость, принялся колотить пятками в дверь и кричать:

– Пустите меня назад! Пустите меня! Пустите!

Чувство, охватившее его, походило на безумие. Ему не открывали, а он все кричал и бил то пятками, то кулаками в дверь, но там, за дверью, все как будто умерли.

Что произошло потом, Эд точно сказать не мог. Может быть, он задохнулся от ярости и обиды, от ненависти к этому человеку, который явился в их дом, занял место отца и вышвырнул Эдгара вон.

Но только дыхание его как будто остановилось, и в тот же миг мальчишка вновь очутился перед огромной деревянной дверью с бронзовой ручкой, легко приоткрыл ее и шагнул на поляну снов. Шагнув, обернулся и попытался рассмотреть то, что осталось за спиной. И к своему изумлению – рассмотрел. Он увидел кухню, черный очаг, в котором весело помигивали догорающие дрова, деревянный стол, огромный, тяжелый, на раскоряченных ножках, отчима за столом, хлебающим из миски густую похлебку, мать, подливающую ему эль в кружку. Эдгар мысленно схватил отчима руками за голову и рванул на себя. О, чудо! – картинка зарябила, отчим будто растянулся, превратился в мутное дрожащее существо, голова этого существа прошла сквозь дверь, Эдгар увидел страшную лысую голову, красное, будто обваренное кипятком, лицо и налитые кровью глаза. Это была чистая, воплощенная злоба. От ужаса Эдгар закричал, отпустил голову и рванулся назад, выскочил в реальность…

Оказалось, что волшебная дверь иномирья открывалась куда проще, чем запертая на щеколду дверь родительского дома.

Эдгар бросился бежать. Он бежал и бежал, себя не помня. Падал, оскальзывался, бежал, уже не ужасаясь при мысли, что кто-то увидит его в нелепой ночнушке. Ужас перед обваренной, как кусок мяса, душой отчима гнал его в темную дождливую ночь, куда глаза глядят. Уже полностью обессиленный он забрался в какой-то сарай и там просидел до утра, почти без сна, лишь на минуту-другую проваливаясь в дрему, обхватив руками колени и дрожа крупной дрожью так, что зубы стучали, как барабан королевских стрелков, когда они маршем проходят по улице.

Утром, едва рассвело, Эдгар выбрался на дорогу. Вдали, в предутренней дымке, маячили медные кровли Альдоги.

Город показался Эдгару близким, но добрел он туда лишь к полудню, уставший до смерти, со сбитыми в кровь ногами. Однако измученный мальчишка в последний момент сообразил, что стражники могут не пропустить его в таком виде (перемазанная в глине да еще обсыпанная сеном ночнушка, растрепанные волосы, грязное лицо), и сумел спрятаться среди кочанов ранней капусты на телеге долинника и так миновать ворота. На этой же телеге, как в карете, доехал он до базарной площади. Увы, здесь его никто не собирался встречать с распростертыми объятиями. Напрасно Эдгар бродил меж прилавками с овощами, свиными тушами и туесками с малиной и земляникой – его либо гнали, либо провожали подозрительными взглядами. Лишь в молочном ряду пухленькая сероглазая молочница наполнила до верху кружку пенистым молоком и протянула Эдгару.

– Пей, малец!

Он выпил с жадностью, захлебываясь, и к концу закашлялся и немного дареного молока пролил.

– Эй, чумной! – крикнула ему толстая тетка из-за соседнего прилавка, – иди к колонке, вымой кружку, а то после тебя никто из покупателей пить не захочет.

Эдгару стало обидно до слез, еще вчера он был вовсе никакой не чумной, а чисто одетый мальчик, причесанный, и даже поутру имевший в кармашке коротких штанишек носовой платок.

«Вытянуть душу этой ведьмы да посмотреть, какова она», – подумал он мстительно.

Но воплощать свой план почему-то не стал, покорно поплелся к колонке с водой, что виднелась в самом конце молочного ряда. Если надавить на рычаг, из медной головы жуткого чудища начинала тонкой струйкой течь холодная вода. У колонки мылся какой-то парень в зеленом камзоле. Рукав его белой, не слишком свежей сорочки был забрызган кровью. Когда парень обернулся, Эдгар разглядел, что нос парня опух и, несмотря на компресс из мокрой тряпки на переносице, струйка крови все еще бежит из ноздрей на мокрую верхнюю губу.

– Откуда ты такой, урод? – спросил парень со смехом, разглядывая Эдгара.