Часть вторая
11–15 августа 1916 года

Пять

Перси Литтлвуд закончил погружать деревянные овощные ящики в трёхколёсный развозной фургон «Уорвик», когда было чуть больше восьми, и выехал в двадцатиминутный рейс по узким дорогам Суффолка до зоны хранения взрывчатых веществ Элведен. Гражданские редко вступали в какой бы то ни было контакт с реквизированным имением, и за последние несколько недель бакалейщик научился не задавать вопросы и держать рот на замке. Его не касалось, что они там делают за деревьями.

Даже в «Сохе», когда Элведен неизбежно всплывал в разговорах и дикие домыслы обретали достоверность с каждой выпитой пинтой, Перси просто пожимал плечами, чувствуя на себе чужие взгляды. Он зарабатывал хорошие деньги, доставляя еду и припасы, – достаточные, чтобы не отказываться от них из-за праздных слухов. Он знал, что дало этим людям повод для сплетен. И всё-таки дело было прибыльное – по крайней мере, для него.

А значит, если договорённость продлится ещё долго, у него появится возможность попросить руки Лиззи Косфорд. Пусть она моложе на двадцать лет, но Перси подозревал, что современные женщины не могут позволить себе излишнюю разборчивость. Множество ровесников Лиззи не вернутся домой, и, если не проявить осторожность, Англия станет страной старых дев. Газеты уже полнились объявлениями, которые подавали отчаявшиеся молодые леди, чьих женихов убили во Франции или Бельгии, предлагавшие супружество и уход за ослепшими или изувеченными.

Машин на дороге не было, и Перси ехал быстро, так что у входа в зону хранения взрывчатки оказался всего-то через четверть часа. Он остановился у шлагбаума, и сержант с «ленивым глазом» по уставу заглянул в заднюю часть фургона, чтобы убедиться, что Перси не спрятал там кого-нибудь, а потом махнул рукой и предупредил, что разгружаться следует в обычном месте, где его будет ждать заказ на следующий вторник.

Перси повёл трёхколёсник на малой скорости по дороге, что смыкалась с подъездной аллеей, ведущей к Холлу, но, как делал всегда, потянул рычаг и съехал на обочину, прежде чем открылся вид на роскошное здание.

– Могли бы и выделить парочку негодников, чтоб подсобили с разгрузкой, – пробормотал Перси. Но этой работой всегда приходилось заниматься в одиночестве – видимо, на тот случай, чтобы он не вовлёк кого-то из солдат в беседу.

Перси заглушил мотор и вышел наружу, в тишину раннего утра. Место ему не нравилось. Ему всегда казалось, что из подлеска кто-то смотрит. Иногда он краем глаза замечал движение среди деревьев, слышал треск ветки или отголоски разговора и смеха, хотя знал, что военные расквартированы с другой стороны имения. От этого у него по спине бегали мурашки.

Литтлвуд быстро разгрузил ящики с провизией, сунул счёт в самый верхний и тихонько рассмеялся. За деньги, которые он с них брал, можно было и потерпеть мурашки дважды в неделю. Потом он достал бумаги, которые для него оставили в деревянном ящике, прибитом к одному из старых дубов. Выполнил аккуратный разворот в три приёма и поехал обратно через поднятый шлагбаум, помахав сержанту по пути.

Только преодолев две мили, Перси остановился и изучил заказы. Как и следовало ожидать, там находился дополнительный коричневый конверт, на котором было написано: «Требуются свежие медицинские принадлежности». За его передачу Бренде на почте в Тетфорде заплатят дополнительно десять шиллингов, без лишних вопросов.

Конверт не был хорошо запечатан, и Перси поднёс его ко рту, чтобы ещё раз смочить слюной проклеенный край. Замешкался. Посмотрел в зеркальце на двери, чтобы убедиться, что на этом участке дороги больше никого нет. Вытащил лист бумаги. Это и впрямь был список медицинских принадлежностей, написанный плавным почерком.

Перевязочный материал, семь рулонов

Ментоловый бальзам, три жестянки

Крысиная отрава (паста из красного морского лука)^[17]

Аптечка первой помощи (фельдшерский набор № 7)

Микстура от кашля «Джи»

Моющее средство «Скрабб» (2 бутылки)

Санитарные полотенца, прессованные (один ящик)

Суппозитории «Энуль» (две коробки)

В списке было ещё две страницы. Перси мог достать половину у аптекаря в Тетфорде, но нет, это следовало отослать в Лондон. И об этом он также должен был помалкивать. Десять шиллингов, как-никак. За такое Перси бы поклялся, что чёрное – это белое. И деньжата отправятся прямиком в брачную кубышку Лиззи Косфорд.

Он убедился, что дорога по-прежнему пуста, включил первую скорость «Уорвика» и поехал к дороге, ведущей в Тетфорд.

Если бы Перси Литтлвуд смог понять код, содержавшийся в том скучном списке, шифр, который усердно разрабатывали при участии всех сторон, он мог бы и позабыть про Лиззи. Ибо в Лондоне люди более прозорливые, чем Перси, поняли бы, что причина смерти семерых человек, чьи жизни унёс несчастный случай во время учений, пока что оставалась неразгаданной, и единственный выживший был по-прежнему нем. И последняя строчка, в которой говорилось о срочной доставке ящика тонизирующего вина Святого Осии – Осия, сын Навина^[18], один из двенадцати разведчиков, посланных Моисеем в Ханаан, был святым покровителем шпионов, – толкованию подвергалась легко.

«Присылайте своего человека».

Шесть

Восемь джентльменов из Комитета по военным неврозам вошли в лекционный амфитеатр в Миллбанке и заняли свои места, гадая, свидетелями чего им предстоит сделаться. В передней части зала за кафедрой стоял майор Джон Х. Ватсон в униформе, с деревянной указкой в руке. Позади него находился белый экран, на который был направлен луч проектора. По сторонам от него располагалось несколько подвешенных холстов, на каждом из которых был изображён какой-то аспект человеческого тела, отображённый в виде людей, лишённых стольких слоёв кожи, сколько требовалось, чтобы показать артериальную, венозную и лимфатическую системы, мускулатуру или нервные пути. Рядом с помостом был желтоватый человеческий скелет, подвешенный к металлической стойке за крюк в черепе.

Ватсон изучил своих зрителей. Ими были пять офицеров из медицинской службы сухопутных войск, включая Крокера, заместителя начальника медицинской службы, и подполковника Роберта Армстронга Джонса, коменданта психиатрической лечебницы Клейбери, а также три гражданских специалиста – два невролога и психиатр. Комитет по военным неврозам созвали поспешно, чтобы дать ответ на вопросы, которые возникали в связи с частотой так называемых боевых неврозов и лечением их жертв.

Перед этими людьми Ватсон чувствовал себя в высшей степени некомпетентным. Продолжительность его собственного опыта работы с этим расстройством составляла немногим больше восьми месяцев. Впрочем, напомнил себе доктор, у него было одно преимущество перед этим блистательным комитетом. В отличие от них, он заглянул в ту тёмную яму, куда упали столь многие солдаты. Лишь благодаря удаче и добрым друзьям он сам в неё не свалился. Но почувствовал тягу отчаяния и страданий, словно некую тёмную, зловещую гравитацию. Лишь тот, кто бывал на фронте или, как он, проник дальше, в сточный колодец ничьей земли, мог рассчитывать на понимание того, через что проходили солдаты неделю за неделей, год за годом.

Замначальника медслужбы был тем, на кого следовало произвести впечатление. Ватсон тайком бросил на него взгляд. Подполковник Перси Крокер – за глаза его называли Громадиной – был во всех смыслах большим человеком, с ушами, которые могли бы заменить паруса.

Когда зажглись трубки и сигареты, Ватсон прочистил горло:

– Джентльмены, благодарю за визит. Надеюсь, я сумею оправдать затраченное время. Как вы знаете, я не претендую на звание эксперта по неврастении или психиатрии. Я, в силу своего обучения, скромный врач общей практики.

– И в самом деле, – сказал один из офицеров, словно подводя итог. Ватсон продолжил, не обращая внимания на замечание:

– Однако мне довелось на себе испытать условия на передовой. Я был под артобстрелом. Говорю это без намёка на бахвальство или высокомерие. – Ватсон помедлил. Он не пытался вызвать у слушателей чувство некомпетентности. Он знал, что Крокер объезжал поля сражений и видел заградительный огонь, но был в достаточной степени уверен, что остальные члены комитета никогда не покидали Британских островов. – Именно мой собственный опыт в связи с последствиями столкновения с современными средствами ведения войны разжёг во мне интерес к такому предмету, как военные неврозы. – Пришлось соблюдать осторожность, чтобы не произнести словосочетание «снарядный шок». Сидящий перед ним замдиректора медслужбы наложил вето на этот термин^[19]. – Я испытал ночные кошмары, внезапные изменения настроения и приступы неоправданной агрессии даже по отношению к старым, проверенным друзьям, а также отстранённость от мира. Симптомы длились много недель после моего возвращения домой, но я знаю, что моя форма расстройства была лёгкой. В какой-то степени придя в себя, я озаботился случаем молодого человека, с которым мы познакомились на фронте. – Ватсон повысил голос, обращаясь к технику, сидевшему в последнем ряду амфитеатра: – Вы не могли бы приглушить свет?.. Спасибо.

Потолочные лампы одна за другой выключались с глухим стуком, пока единственными источниками света не оказались тонкие лучи света, просачивавшиеся по краям затемняющих штор, и настольная лампа на помосте. Ватсон услышал, как слушатели в нетерпении ёрзают на своих местах.

– Будьте любезны запустить киноплёнку…

Кинопроектор, спрятанный в похожей на чулан комнатке, где обычно находился волшебный фонарь^[20], ожил и, бряцая и жужжа, послал в переднюю часть лекционного зала пронизанный дымом луч света. На экране появился яркий квадрат, полный пляшущих загогулин.

Их сменило изображение сидевшего в пустой комнате взволнованного мужчины, который размахивал руками, словно его донимал рой невидимых пчёл.

– Это, джентльмены, капитан Фэйрли. Молодой человек, которого я впервые повстречал в траншеях в Бельгии, где он вёл себя совершенно разумно, честно и отважно. – Ватсон выделил последнее слово и выдержал паузу для усиления эффекта. – Вы видите капитана через несколько недель после возвращения в Англию, во власти полного нервного коллапса, возникшего после того, как наступление немецких войск застигло его в ничьей земле, где он пережил миномётный обстрел с двух сторон, прежде чем сумел вернуться к расположению британских войск. Это был второй случай, когда он оказался там в продолжительной изоляции. Одного для большинства хватило бы.

Ватсон позволил зрителям ещё некоторое время поглядеть на измученного капитана, чьё лицо свидетельствовало о том, что он претерпевает какие-то невидимые ужасы.

– Трудно поверить, но здесь ему уже лучше. Перед этим он находился в состоянии атаксии и время от времени испытывал приступы агрессии. – Рука Ватсона невольно потянулась к горлу, и он торопливо её отдёрнул. Доктор решил, что лучше не упоминать о том, как во время встречи с Фэйрли он сам стал жертвой нападения. Всплеск гнева был кратким, и миг спустя капитан обмяк, как пробитый аэростат. – Смотрите.

Фэйрли встал и, продолжая сражаться со своими воздушными мучителями, пошёл вперёд той странной, разболтанной походкой, что характеризовала многих страдальцев. Он дёргался и извивался, преодолевая путь в три-четыре шага, словно марионетка с обрезанными нитями. Ватсон чувствовал исходящее от зрителей душевное волнение. Сам доктор, хоть и видел эту запись дюжину раз, всё ещё ощущал, как всё внутри сжимается от одного взгляда на солдата.

На экране появились новые загогулины, и плёнка закончилась.

– Свет, пожалуйста, – попросил Ватсон.

Зрители заморгали, когда зал снова озарился.

– И это всё? – спросил Армстронг Джонс. – Был ли дальнейший прогресс в его восстановлении?

– Судите сами, джентльмены, – сказал Ватсон. – Позвольте представить вам капитана Фэйрли.

«Техник» спустился по ступенькам, перешагивая через две за раз, и с улыбкой на лице приветственно протянул Ватсону руку. Доктор взял её и энергично пожал.

– П-п-простите за ухищрения, – проговорил Фэйрли, поворачиваясь к комитету. – Н-н-но мы подумали, что так будет нагляднее прогресс, которого я д-д-достиг благодаря доктору Вастону.

– Что ж, молодой человек, – сказал Крокер, – как вы теперь себя чувствуете?

– Лучше, – ответил Фэйрли.