– Ты взяла на себя руководство, – сказал Брин. – Ты не военачальник, Илэйн, и от тебя не ждут полководческих прозрений. Но когда Тенобия стала сокрушаться, что Салдэйя осталась беззащитной, именно ты вернула ее внимание к делам первостепенной важности. Существуют немалые разногласия, но ты объединила нас, помогла забыть о былых обидах и предотвратила раздор. Хорошая работа, ваше величество. Очень хорошая.

Илэйн усмехнулась. О Свет, как же трудно не расплыться в искренней улыбке до ушей, услышав от Брина такие слова! Во многом этот человек заменил ей отца – насколько это вообще было возможно.

– Спасибо. И еще, Брин, корона приносит извинения за…

– Ни слова больше, – сказал он. – Колесо плетет так, как желает Колесо. Я не виню Андор за то, что со мною стало. – Он помолчал. – Но сражаться буду в рядах Белой Башни, Илэйн.

– Понимаю.

Брин поклонился ей и удалился в сторону лагеря Эгвейн.

– Ну что, пора к себе? – спросила подошедшая Бергитте.

– Я… – Илэйн осеклась, услышав негромкий, но глубокий и мощный звук. Бергитте начала было спрашивать, что случилось, но Илэйн, нахмурившись, подняла руку – дескать, погоди – и отправилась смотреть, что происходит.

Вдвоем они обогнули шатер и по зеленой траве, усыпанной цветками утродыханьицы, направились на звук, становившийся все громче и громче. Песня. Прекрасная песня, не похожая ни на одну из тех, что доводилось слышать Илэйн, и такая звучная, что от нее пробирала дрожь и вибрировало все тело.

Это дивное пение, полное благоговейной радости, омывало и обволакивало душу, хотя слов Илэйн не понимала. Она приблизилась к группе существ, громадных, как сами деревья. Они стояли, касаясь шишковатых стволов деревьев, выращенных Рандом, и глаза их были закрыты.

Три дюжины огиров, все разного возраста. У некоторых брови белые, как свежевыпавший снег, а другие были не старше Лойала. Он тоже был здесь и пел, и широкая улыбка поднимала уголки губ.

Неподалеку, сложив руки на груди, стоял Перрин, а рядом – его жена.

– Когда вы упомянули Аша’манов, мне подумалось: раз уж нам требуются союзники, как насчет огиров? Я собирался поискать Лойала, но он сам нашелся – прямо здесь, среди деревьев.

Илэйн кивнула. Песнь достигла кульминации, затем стихла, огиры склонили головы, и на какое-то время наступила тишина.

Наконец один из древних огиров – с белой бородой до пояса и такими же белыми длинными вислыми усами – открыл глаза и повернулся к Илэйн. Потом он зашагал к ней, и за ним двинулись и другие старейшины обоих полов. С ними подошел Лойал.

– Ты – королева, – поклонился Илэйн древний огир. – Та, кто возглавляет это путешествие. А я – Хаман, сын Дала, сына Морела. Мы пришли, чтобы предложить топоры для вашей битвы.

– Мне очень приятно, – кивнула ему Илэйн. – Три дюжины огиров добавят силы нашим войскам.

– Три дюжины, юница? – зычно расхохотался Хаман. – Не для того собирался Великий Пень, не для того велись бесконечные споры, чтобы прислать к тебе каких-то три десятка бойцов! Огиры – все, кто способен держать топор или длинный нож, – будут сражаться наравне с людьми.

– Прекрасно! – воскликнула Илэйн. – Я найду применение вашему оружию.

– Так быстро, – покачала головой пожилая женщина-огир. – Так поспешно… Знай же, юница, что некоторые из нас предпочли бы отвернуться от тебя – и всего этого мира – перед лицом Тени.

– Что, вы и правда так поступили бы? – изумленно моргнула Илэйн. – Просто… оставили бы нас наедине с этой битвой?

– Некоторые высказывались за такое решение, – сказал Хаман.

– Я сама разделяла подобное мнение, – добавила женщина, – и аргументировала его, хотя сомневалась, что мои доводы верны.

– Что? – спросил Лойал, неуверенно ступая вперед. Похоже, он впервые услышал об этом. – Сомневалась?

– Если Темный завладеет этим миром, перестанут расти деревья, – взглянула на него женщина.

– Но почему ты?.. – удивленно посмотрел на нее Лойал.

– Чтобы в споре родилась истина, сын мой, необходимы контрдоводы. Через возражения спорщик познает незыблемость своей позиции. Разве тебе неведомо, что самые крепкие корни дерево пускает под натиском ветра? – Она покачала головой, но этот жест был полон материнской любви. – Не говоря уже о том, что ты покинул стеддинг раньше, чем следовало. Не стоило так поступать, причем в одиночку. К счастью, этот вопрос уже решен.

– Решен? – переспросил Перрин.

– Ну… видишь ли, Перрин, теперь я женат, – покраснел Лойал.

– Об этом ты еще не рассказывал!

– Все произошло так быстро… Я женился на Эрит, – кстати, она вон там. Слышал, как поет? Разве песня ее не прекрасна? Быть женатым не так уж плохо, Перрин. Почему ты мне не говорил, что это не так уж плохо? Мне очень даже нравится.

– Рада за тебя, Лойал, – вмешалась Илэйн. Огиры могут часами говорить на одну и ту же тему, если их не остановить. – И спасибо вам всем, что присоединились к нам.

– Думаю, оно того стоило, – сказал Хаман. – Хотя бы ради того, чтобы узреть эти деревья. Всю мою жизнь люди только срубали Великие Древа, и увидеть, как их не уничтожают, но выращивают… Мы приняли верное решение. Да-да, верное. Остальным надо это увидеть…

Лойал помахал рукой Перрину – по всей видимости, желая поговорить и наверстать упущенное.

– Позволь украсть его на пару минут, Лойал, – сказала Илэйн и увела Перрина к центру рощи.

За ними последовали Фэйли и Бергитте, а Лойал остался ждать. Казалось, он не может налюбоваться на могучие деревья.

– Есть у меня одно дельце, и я хочу поручить его тебе, – тихим голосом обратилась к Перрину Илэйн. – Потеря Кэймлина грозит всем нашим армиям кризисом с поставками. Несмотря на возмутительные цены на провизию, мы продолжали кормить всех досыта, а также запасались перед грядущей битвой. Теперь этих запасов нет.

– Как насчет Кайриэна? – спросил Перрин.

– Там, а также в Тире и Белой Башне, еще имеются съестные припасы, – ответила Илэйн. – В Байрлоне хранятся значительные запасы металлов и горючего порошка. Надо выяснить, чем располагают другие государства и что можно у них получить, а также выяснить, какова у них ситуация с продовольствием. Обеспечить поставки провизии и всего необходимого для всех армий – незаурядная задача. Я хочу, чтобы ею занимался один человек.

– То есть я? – спросил Перрин.

– Да.

– Прости, Илэйн, но я нужен Ранду.

– Ранду нужны мы все.

– Но я – в первую очередь, – сказал Перрин. – По его словам, Мин это видела. Если меня не будет рядом в Последней битве, он погибнет. Кроме того, мне надо довести несколько дел до конца.

– Вопросами снабжения займусь я, – подала голос Фэйли и продолжила, когда Илэйн, сдвинув брови, повернулась к ней: – Я веду дела армии моего мужа. Таков мой долг, а поскольку Перрин – вассал короны Андора, ваше величество, то ваши потребности становятся нашими. Раз вы командуете Последней битвой, Двуречье проследит, чтобы войска были сыты. Обеспечьте меня переходными вратами достаточного размера, чтобы в них могли проехать подводы, выделите солдат для конвоя, предоставьте доступ ко всем записям квартирмейстеров о поставках, и я прослежу, чтобы все было сделано.

Что ж, логично и разумно. Но с решением Илэйн не торопилась. Можно ли доверять этой женщине? И если можно, то насколько? Фэйли зарекомендовала себя искусным политиком. Это полезное качество, но действительно ли она смотрит на себя как на часть Андора? Илэйн задумчиво смотрела на нее.

– Илэйн, никто не справится с этой задачей так, как она, – сказал Перрин. – Под присмотром Фэйли все будет сделано в лучшем виде.

– Не в этом вопрос, Перрин, – возразила Илэйн. – Нельзя ли нам побеседовать с глазу на глаз?

– Ваше величество, потом я все равно расскажу Фэйли, о чем шла речь, – предупредил Перрин. – От жены у меня секретов нет.

Фэйли улыбнулась.

Илэйн посмотрела на нее, на Перрина и тихонько вздохнула:

– На совете ко мне обратилась Эгвейн. Ей нужно доставить один… предмет, крайне важный для Последней битвы.

– Рог Валир, – кивнул Перрин. – Надеюсь, он еще у вас.

– Да, у нас. Спрятан в Белой Башне. Хорошо хоть мы успели убрать его из кладовой для ценностей. Прошлой ночью ее взломали. Об этом мне известно лишь благодаря оповещениям, полученным от установленных нами ранее малых стражей. Тень знает, что Рог у нас, Перрин, и прислужники Темного ищут этот артефакт. Воспользоваться Рогом они не смогут – он пожизненно связан с Мэтом. Но, завладев им, подручные Тени лишат Мэта возможности протрубить в него. Или, что еще хуже, убьют Мэта, а потом протрубят в Рог сами.

– И вы хотите скрыть его перемещение, – заключила Фэйли. – Втайне вывезти Рог в одной из повозок с припасами.

– Говоря откровенно, мы предпочли бы сразу передать его Мэту, – сказала Илэйн. – Но с Мэтом порой бывает… непросто. Я надеялась увидеть его на этой встрече.

– Он в Эбу Дар, – пояснил Перрин. – Там у него какие-то дела с шончан.

– Это он тебе сказал? – спросила Илэйн.

– Не совсем, – замялся Перрин. – У нас с ним… что-то вроде связи. Иногда я вижу, где он и чем занят.

– Этот человек, – вспыхнула Илэйн, – никогда, никогда не бывает там, где он нужен!

– Но все-таки, – заметил Перрин, – он всегда оказывается именно там.

– Шончан – наши враги, – сказала Илэйн. – Судя по поступкам Мэта, он этого не понимает. О Свет! Надеюсь, он не ввязался в какие-нибудь неприятности…

– Я это сделаю, – заявила Фэйли. – Позабочусь о Роге Валир, буду охранять его и прослежу, чтобы он попал к Мэту.

– Только не обижайтесь, – предупредила Илэйн, – но мне не хочется доверять Рог тому, кого я почти совсем не знаю. Поэтому я и обратилась к тебе, Перрин.

– В том-то и закавыка, Илэйн, – сказал Перрин. – Если враги и впрямь ищут этот артефакт, то они явно предполагают, что вы с Эгвейн передадите Рог хорошо вам знакомому человеку. Советую выбрать Фэйли. Ей я доверяю, как никому другому, и она не попадет под подозрение, поскольку напрямую никак не связана с Белой Башней.

– Ну хорошо, – помедлив, кивнула Илэйн. – Чуть позже я сообщу, каким образом доставят Рог. А до той поры займитесь распределением припасов, чтобы создать прецедент. О Роге Валир известно слишком многим. Передав его вам, я отправлю из Белой Башни пять вызывающих подозрения посланников и посею нужные слухи. Будем надеяться, Тень решит, что Рог находится у одного из этих посланцев. Хочу, чтобы артефакт оказался там, где никто не станет его искать – во всяком случае, пока он не попадет в руки Мэтрима.

– Четыре поля боя, лорд Мандрагоран, – повторил Булен. – Вот что говорят гонцы. Кэймлин, Шайол Гул, Кандор и тут, в ущелье. Надо сдерживать троллоков здесь и в Кандоре, а они приложат все силы, чтобы сначала нанести им поражение в Андоре.

Лан хмыкнул. Мандарб обогнул зловонную груду мертвых чудовищ. Теперь эти трупы служили оборонительным валом: пятеро Аша’манов сложили их в окровавленные черные курганы перед Запустением, где бурлило воинство отродий Тени.

Вонь, конечно, стояла жуткая. Чтобы заглушить ее, многие часовые, мимо которых проезжал Лан во время обхода постов, подбрасывали в костры пучки ёрш-листа.

Близился вечер, а с ним – самые опасные часы. По счастью, из-за тех черных туч над головой ночами было так темно, что троллоки почти ничего не видели. А вот в сумерках зрение у отродий Тени, в отличие от людей, было отменным.

Под мощным напором объединенных отрядов порубежников троллоки были оттеснены к устью ущелья. Чтобы помочь удержать занятые позиции, к Лану ежечасно поступали новые отряды пикинеров и других пехотинцев. В общем и целом ситуация выглядела куда лучше, чем вчера.

Но все равно скверно. Если Булен не ошибается, размещенная здесь армия Лана должна отвлекать на себя силы противника. А значит, войск пришлют меньше, чем ему хотелось бы. Однако к выбранной тактике было не придраться.

Проезжая мимо площадки, где обихаживали своих лошадей шайнарские конные копейщики, Лан заметил, что к нему скачет король Изар – невысокий, с белым пучком волос на макушке, он недавно прибыл с Поля Меррилор, где весь день провел за планированием битвы. Не спешиваясь, Лан начал было исполнять подходящий случаю поклон, но замер, увидев, как ему кланяется сам король.

– Ваше величество?.. – удивленно промолвил Лан.

– Агельмар привез распоряжения для этого фронта, Дай Шан, – сказал король Изар, пустив своего коня рядом с Мандарбом, – и хочет, чтобы мы вместе ознакомились с ними. Ваше присутствие необходимо, ведь мы, по общему согласию, сражаемся под знаменем Малкир.

– И Тенобия? – искренне изумился Лан.

– Ей пришлось кое-что посулить, но в итоге она дала добро. Также мне сообщили, что королева Этениелле покинет Кандор и примкнет к нам. В этой битве порубежники будут драться вместе – и под твоим началом.

В меркнущем свете они ехали вдоль нескончаемых шеренг конных копейщиков, и все они салютовали Изару. Пожалуй, шайнарская кавалерия была лучшей тяжелой конницей в мире. Не счесть, сколько раз эти люди сражались – и умирали – среди этих скал, защищая богатые южные земли.

– Я приду, – согласился Лан. – Признаться, после ваших слов у меня такое чувство, будто на плечи давят сразу три горы.

– Знаю, – сказал Изар. – Но мы будем следовать за тобой, Дай Шан. Пока не разверзнутся небеса, пока не расколются камни под ногами, пока не перестанет вращаться само Колесо. Или, если на то будет благословение Света, пока каждый меч не обретет благоволение мира.

– Но как же Кандор? Если королева явится в ущелье, кто возглавит битву там?

– В те края сражаться с отродьями Тени отправляется Белая Башня, – ответил Изар. – Ты же поднял знамя с Золотым журавлем. Мы давали клятву прийти тебе на помощь, и вот мы здесь. – Он помолчал и мрачно продолжил: – Королева признала, что Кандор уже не спасти, Дай Шан. Цель Белой Башни не в том, чтобы отвоевать его, а в том, чтобы не дать отродьям Тени захватить новые земли.

Они повернули коней и поскакали сквозь шеренги копейщиков. В сумерках солдатам было велено держаться в нескольких шагах от своих скакунов, и, чтобы не сидеть без дела, люди приводили в порядок оружие, доспехи и лошадей. У каждого воина за спиной был пристегнут длинный меч, а то и два, а на поясе висели булава и кинжал. Шайнарцы не полагались на одни только пики; даже лишив этих воинов пространства для конной атаки, враг мигом обнаруживал, что и в ближнем бою они представляют весьма серьезную опасность.

На большинстве солдат были кольчужно-пластинчатые доспехи, поверх которых они носили желтые накидки-сюрко с изображением черного ястреба. Салютовали латники с прямыми спинами и суровыми лицами. Да, эти шайнарцы – серьезный народ. Так уж на людей влияет жизнь в Пограничных землях.

Лан помедлил, потом зычным голосом произнес:

– Чего печалимся?

Оказавшиеся поблизости солдаты обернулись на его голос.

– Разве не к этому мы готовились? – громко сказал Лан. – Разве не в этом смысл нашей жизни и сама наша жизнь? Война – не повод для уныния! Пусть другие размякли, но мы-то ждали сечи, и вот он, наш славный час! Смейтесь, ликуйте! Восславьте павших, выпейте за наших предков и вознесите им благодарность за добрую науку. А назавтра, случись вам погибнуть, с гордостью ждите перерождения. Началась Последняя битва, и мы – к ней – готовы!

Лан и сам не понял, что заставило его произнести эту речь. За ней последовали возгласы «Дай Шан! Дай Шан! Вперед, за Золотым журавлем!» – и он увидел, как некоторые записывают его слова, чтобы передать их остальным.

– У вас душа прирожденного вождя, Дай Шан, – сказал Изар, когда они поехали дальше.

– Дело не в этом, – отозвался Лан, глядя перед собой. – Терпеть не могу, когда человек жалеет себя. А те парни выглядели так, будто шили собственный саван.

– «Лопнула кожа на барабане, – промолвил негромко Изар, щелкнув поводьями, – арфа без струн, да и голос пропал, но петь эту песню мне. Но петь ее мне…»

Лан повернулся к нему и непонимающе сдвинул брови, но король не стал объяснять, к чему этот повтор. Еще более серьезный, чем его подданные, Изар страдал от глубоких душевных ран и, как видно, не желал выставлять их на всеобщее обозрение. В этом Лан его не винил: с ним творилось то же самое.

Сегодня, однако, он увидел, как Изар улыбается – очевидно, думая о том, что́ заставило его вспомнить эти строки.

– Кто автор? Анасай из Риддингвуда?

– Вы читали ее произведения? – удивленно спросил Изар.

– Она любимая поэтесса Морейн Седай. Вполне может быть, что это стихотворение принадлежит ее перу.

– Все ее стихи написаны в жанре элегии, – сказал Изар. – А это посвящено ее отцу. Анасай наказала, чтобы ее сочинения читали вслух только в самый необходимый момент, но не объяснила, что это за момент и когда он наступит.

Как только они спешились возле походных палаток, раздались звуки труб – то был сигнал тревоги. Оба вздрогнули, и Лан непроизвольно схватился за пристегнутый к поясу меч.

– Вперед, к лорду Агельмару! – крикнул Лан поверх солдатских возгласов и звона брони. – Раз уж вы сражаетесь под моим стягом, я с радостью приму роль полководца.

– Без малейших колебаний? – уточнил Изар.

– Кто я, по-вашему? – спросил Лан, одним махом вскочив в седло. – Какой-то овечий пастух из глухомани? Я сделаю, что велит долг. А если люди настолько глупы, что ставят меня во главе своего войска, найду занятие для всех и каждого.

Изар кивнул, затем отсалютовал, приподняв уголки рта в очередной улыбке. Лан ответил тем же и галопом помчался к центру лагеря, вдоль границы которого были разожжены костры. Благодаря Аша’манам недостатка в дровах солдаты не испытывали: созданные ими переходные врата вели в один из многочисленных засохших лесов на юге. Если все пройдет, как задумано, пятерым мужчинам, способным направлять, не придется тратить силы на уничтожение троллоков. От этих парней в черном и без того предостаточно пользы.

Наришма встретил Лана приветственным салютом. Не факт, что великие капитаны нарочно прислали к нему в ущелье Аша’мана-порубежника, но вряд ли это совпадение. Теперь в армии Лана оказалось по меньшей мере по одному Аша’ману из каждой страны Пограничных земель – один даже был рожден от родителей-малкири.

«Мы сражаемся вместе. Все как один».