Я помахала ручкой спине своего родителя, уезжающего по грязной улице под серым небом. Папенька не обернулся даже, так и уехал. Видно, похмелье его сильно мучило, не до долгих прощаний было. Его слуге, стареющему оруженосцу, который сопровождал его в этой поездке, я приказала передать моей матери, что у меня всё хорошо и беспокоиться обо мне не следует. Слуга точно не забудет и не исковеркает мои слова. Насчет папеньки – я в этом не уверена, уж очень он выглядел уставшим после многодневного пьянства.
Прошлась по дому. Оценила, какие помещения загажены, а какие нет. Моя спальня оказалась нетронутой. Гости спали на сундуках и тюфяках в гостиной. Я распахнула окна здесь и в столовой – надо срочно избавляться от запахов вина, перегара, прокисшей пищи и… в общем от всех органических запахов, которые остались после гостей.
Пока я бродила по дому, оценивая ущерб, служанка успела сбегать на рынок. Вошла в дверь с большой корзиной. Там под крышкой что-то шебуршилось. Я изобразила вопрошающее выражение лица. Она поняла и сразу объяснила:
– Пару кур купила. Гости-то всё мясо съели из ларя.
Ларь для хранения у меня в доме замечательный. На нем висит амулет, сделанный некромантом, у одного старшекурсника по дешевке взяла. Амулет убивает всё живое, в том числе гниль, плесень, насекомых. Но при этом оставляет структуру мяса и молока неповрежденной, а зелень, фрукты и овощи и вовсе остаются живыми. Правда, этот амулет не защищает от высыхания и увядания, поэтому ларь стоит в погребе, где прохладно и влажно. Еще в нем нельзя долго хранить масло и сало – прогоркает, разве что в соленой воде держать… Теперь этот ларь почти пуст. Мужчины, что с них возьмешь…
Пока я от скуки наблюдала за служанкой, она приоткрыла крышку корзины, поймала и извлекла из нее тощую курицу пегого окраса. Птица билась в ее руках, но быстро притихла.
– Слушай, она какая-то больная, – поморщилась я.
У курицы на макушке, шее и, особенно, на спине были выщипаны перья. На крестце вокруг основания хвоста располагалось уродливое большое пятно голой розовой кожи. Еще и птица мелкая какая-то. По сравнению с теми курами, которых я у родителей дома видела, это какая-то несчастная Золушка, которой не досталось ни куриной феи, ни петуха-принца.
– Та не, то просто курятник маленький был, курам тесно, и они дрались, щипали друг друга. Она тощая, жилистая, но то ничего, зато холодец из нее хороший будет.
Молодка-служанка привычным движением свернула птице голову, подождала, пока та прекратит бить крыльями и лапами, потом облила тушку кипятком и стала быстро ощипывать. Лапы трупика еще подергивались, но уже без энтузиазма.
– Слушай, а гости тебя не обижали, пока меня не было?
Моя служанка уже не девочка, молодка бальзаковского возраста, около тридцати, довольно пышная. Могла привлечь внимание.
– Та не. Ваш отец, он больше по вину. Так, за зад ущипнуть только может, а что дальше делать – и не помнит. А жених боялся руки распускать.
– А оруженосец отца?
– А с ним у нас все ладненько вышло. Он добрый и не жадный, хоть и не господин.
Курица, жареная, с печеной репой на гарнир, оказалась превосходна. Бульон из костистых частей, сдобренный крупой и соленой листовой капустой, и вовсе получился выше всяких похвал. Вкусно. Хотя, конечно, помидоров и картошки мне в этом мире не хватает. Их уже привезли из дальних стран, я узнавала, но выращивать массово еще не начали.
Остаток дня я перебирала вещи. Что-то надо было отдать в стирку после поездки в графство Блуа, что-то – подготовить для Академии. Вроде мелочь, а весь вечер на это ушел.
* * *
Утром за мной заехала Фальма. Как раз рассвело. Мы спокойно успели доехать до Академии, там разгрузить вещи в наши комнаты общежития. Слуги виконтессы перетащили сундуки. Корзину с золотом и мешочки с образцами оставили в покоях у Фальмы, там надежнее.
Мы еще успели привести себя в порядок и позавтракать в столовой.
Коридоры академии шумели. То тут, то там собирались группки парней и девушек. Студенты соскучились по общению, многие казались неестественно оживленными.
На лекциях студенты больше думали не об учебе, а о том, как бы посплетничать с друзьями, поделиться новостями, похвастаться, как провели каникулы. Мне вся эта нездоровая суета казалась утомительной и ненужной. Преподаватели понимали, что внимание учеников захватить сейчас не удастся, они ограничивались обзорным материалом, который не требовал напряжения мозгов.
Я сидела за партой и мне не терпелось. Вот бы поскорее встретить Пумеса и договориться с ним о сотрудничестве. Или с магистром Нелесом. Или образцы кварца отнести в стеклодувную мастерскую и проверить, какие получатся из них стекла. Или золото выплавить из наших самородков и очистить … Столько дел!
Наконец наступил обед.
Я готова была бежать в столовую вприпрыжку, но… Фальма еле шла и выглядела измученной.
– Что такое?
– У меня началось… – поморщилась она.
– ?
– Женские дни. Должны быть позже, наверное, из-за поездки растрясло, сместились.
– И?
– А я амулет дома оставила. Больно – ужас! Если так пойдет, сейчас в обморок хлопнусь. У меня на Земле такое было, тоже жутко страдала, пока парень не появился.
Переговаривались мы шепотом, остальная свита Фальмы держалась на расстоянии.
– Давай, я тебя обезболю, – предложила я. – Ведьма я или кто?
– Давай, – страдальчески скривилась Фальма. – Главное, побочного эффекта в виде поноса не устрой.
– Лишь бы не остановку сердца, – отшутилась я.
Мы попрощались с сопровождающими, отошли в сторону, спрятались в альков. Фальма обессиленно прислонилась к стене. Судя по выражению ее лица, если бы не толстый слой белил на коже, она была бы сейчас бледно-зеленой.
Я вошла в состояние ясности ума. Покопалась в подсознательной памяти. Боль можно устранить разными способами. Можно заблокировать болевые рецепторы или нервные каналы. Но это не всегда правильно, а иногда даже вредно. В нашем случае, вроде бы, чтобы не болело, надо снять спазмы.
Ну, я и сняла. При этом представила себе перед глазами анатомическую картинку с изображением матки. Это чтобы не промахнуться, не прихватить воздействием какой-нибудь соседний орган. А то действительно, устрою леди понос… Наличие в подсознании вот таких вот анатомических картинок на все случаи жизни оказалось моим неоспоримым преимуществом перед местными ведьмами.
Всё получилось. Боль ушла. Фальма больше не пыталась упасть.
– Помоги дойти до покоев, – вздохнула она. – Придется мне остаток сегодняшнего дня и завтрашний полежать.
Мы доковыляли до общежития, в покоях я сдала болезную подругу ее служанке.
Фальма позволила снять с себя верхнюю одежду и с облегчением разлеглась на кровати. Служанка засуетилась в поисках чистых тряпиц.
– И что теперь? Всё откладывать? – расстроилась я.
– Почему это? Со своим некромантом ты можешь поговорить и без меня.
– Кто из них мой? Студент или магистр?
– Оба. Но сейчас нам нужен студент. С магистром разговаривать рано. И в мастерские тоже сама можешь сходить.
– Там не станут слушать меня. Авторитета не хватит.
– Ссылайся на меня. Говори всем: «Я тут токмо волею пославшей меня леди Фальмы Блуа. Дабы усладить минуты болезни её, решилась я обеспокоить вас…».
– Не издевайся.
– Я и не издеваюсь. Я тебе денег выдам, сколько скажешь. Примерные расценки на подкуп мастеров подскажу. Что нам нужно, ты знаешь.
Ждать, пока Фальма встанет на ноги, мне не хотелось. Пришлось действовать самостоятельно. Было немного страшновато, но… очень уж не терпелось побыстрее получить результат и проверить, реалистичны ли наши замыслы.
* * *
Мастерские находятся на обширном заднем дворе. Там же стоят каретные сараи и конюшня, склад всякой всячины, колодец, сеновал, обширный дровяной навес и прочие хозяйственные постройки.
Опознать, какая мастерская чем занимается, оказалось несложно.
В кузнице звенят сдвоенные удары молотков. Сначала тихий «Звяк?» молотка мастера, потом «Бам!» кувалды молотобойца. И так постоянно, с одним ритмом: «Звяк? – Бам! – Звяк? – Бам!». У кузницы установлена коновязь – чтобы удобнее было подковывать лошадей.
Перед столярной мастерской под навесом лежат аккуратные штабеля досок. Может, ждут своей очереди, а может, сушатся для использования в следующем году.
Перед гончарной – куча рыжей глины и стоят готовые ночные вазы и миски для умывания, невзрачные, но практичные. Почему именно они? Это самая массовая керамическая утварь в быту студентов. Еще посуду для столовой в этой мастерской делают, всякие миски и плошки.
У дверей швейной висит вывеска с нарисованными ножницами. В ней занимаются простыми вещами – простыни для общежития подрубают, шторы в комнаты и кабинеты. Могут за небольшую плату одежду пошить или починить. Единой формы одежды у студентов нет, но мастерская поставила на поток шитье дешевых и практичных однотипных камзолов, платьев и чулок, половина студентов в таких ходит.
Стекольная мастерская стоит с закрытой дверью, что она работает, выдает только дымок из трубы.
Я стукнула для приличия в дверь и вошла.
Внутри мастерская представляла из себя большой зал со стенами из неоштукатуренного кирпича. Вдоль стен – стеллажи и сундуки, большие короба с мешками песка, извести, золы, корзины с древесным углем.
В центре зала – печь высотой по пояс. На верхней ее плоскости – раскаленная чугунная плита, в нее вмонтирован тигель, рядом лежит плоская пластина, с виду – медная, за ней – открытое жерло, из которого выбиваются языки пламени. Над плитой сделана широкая вытяжка, кирпичная, опирающаяся углами на столбы.
Под стеной сделана еще одна печь. У нее высокий свод, а сбоку – широкое окно, закрытое крышкой. Через такое окно удобно ставить внутрь и вытаскивать изделия или глиняные горшки с шихтой для выплавки стекла.
У плиты с тиглем – широкоплечий мастер. Когда я вошла, он как раз сунул в тигель метровую железную трубку, повертел там ее концом, вытащил – на конце прилипла густая масса расплавленного стекла. Вязкая капля светилась красным цветом в полутьме мастерской.
Не обращая на меня внимания, мастер поднес конец трубки ко рту и сильно дунул в нее. Из стеклянной массы на другом конце вздулся круглый пузырь. Еще пара мощных выдохов, и его размер удовлетворил мастера. Он быстро вертел трубку, чтобы пузырь не потерял форму, пока окружающий воздух его остужает. Когда цвет свечения пузыря изменился до глубокого красного, стеклодув решил, что масса достаточно загустела, положил ее на медную пластину, быстрыми уверенными движениями покатал по ней, превращая шар в цилиндр. Потом поставил на дно, выравнивая его. Окинул полученный цилиндр опытным взглядом. Подогрел трубку над жерлом с пламенем, когда стекло около нее опять засветилось ярко, мягким движением вытянул верх заготовки в удлиненное горлышко. В конце работы острым резаком отделил застывающее стеклянное горлышко от трубки и подравнял его края. Получилась вполне пристойная бутылка объемом где-то на четверть ведра. Последний критический взгляд – и мастер ставит ее на полку.
Поворачивается ко мне:
– Слушаю.
Вообще, ведет он себя нагловато. Он – мастер, а я – джентри. Мог бы и больше уважения проявить. Правда, есть нюанс – я студентка, а он работник Академии. Это повышает его статус относительно меня. Конечно, это не делает его благородным, но по факту, пока мы в Академии, мастер, библиотекарь или кастелянша примерно равны по положению студенту-джентри, а магистры или сотрудники-дворяне имеют более высокий статус.
– Уважаемый, меня прислала виконтесса Фальма Блуа, – повышаю я ставки. – Договориться о выплавке нескольких образцов стекла. У нас есть пробы кварца, надо проверить, что из них получится.
– Никак невозможно, – буркнул мастер. – Я весь день занят, от рассвета и до заката. Алхимическая лаборатория заказала множество колб и бутылок, работаю с утра и до вечера.
– А если мы оплатим твой труд? – попыталась я найти вариант.
– Нет, госпожа. Времени нет. Совсем нет.
Разбаловались они тут. Уже и деньги им не нужны…
Я наморщила лоб и попыталась придумать выход. Где-то глубоко внутри во мне живет уверенность, что если хорошо наморщить лоб, выход всегда найдется. Такая вот я оптимистка. Я считаю, что человек, для которого даже смерть не стала концом, может позволить себе быть оптимистом.
Пока я задумалась, мастер снова сунул трубку в расплав, подцепил там очередную порцию вязкого стекла и начал выдувать новую бутылку. Когда он оторвал трубку ото рта, чтобы мог говорить, я уточнила:
– А если мы найдем другого работника? Нам выдувать ничего не надо, только выплавить стекло и остудить.
– Не получится. Плавильная печь занята весь день, в ней или тигель с моим расплавом греется, или готовые изделия отжигаются.
Я обхватила себя руками и походила по залу. Если наморщивание лба не помогает придумать выход, надо походить. Тогда придумается. Или нет.
О проекте
О подписке