День третий, 3 июля

Едва д’Альбре вошла в гостиную, граф обернулся. Он снова стоял у окна и смотрел в парк – герцогине показалось, что мужчина провёл так всю ночь. Складка на его лбу, появляющаяся от дурных дум, разгладилась, едва он увидел кузину.

– Я рад, что ты уже поднялась, Конти.

– Снова не спал? – подобрав подол и медленно подходя к наместнику, поинтересовалась де Нанон, не сводя взгляда внимательных серых глаз с его бледного лица.

– В этот раз ненадолго получилось уснуть, – попытался улыбнуться граф. Девушка остановилась в шаге от брата. – Твой рецепт помог, дорогая кузина. Мне стало легче, едва я излил слова на бумагу.

И, словно фокусник, Генуэзский вынул из рукава свёрнутое в трубочку письмо, обвязанное голубой лентой.

– Это для неё? – повела бровями Констанция.

– Да, – кивнул Ричард. – Отдай ей лично в руки, прошу тебя. Это неофициальное письмо. Я не смог писать официально.

– Хорошо, – кивнула одними ресницами герцогиня, принимая свёрток. – Ответ королю тоже готов?

– Да, он на письменном столе, осталось запаковать. Прочтёшь?

– Если ты позволишь, то, пожалуй.

Ричард Кост сделал шаг к документам, разложенным на резной столешнице из красного дерева, откинул ненужное и передал бумаги кузине. Де Нанон взяла листы, внимательно прочла каждый пункт, неустанно двигаясь при этом по комнате. Граф следил за ней взглядом, чувствуя сильнейшее внутреннее напряжение. Дочитав, девушка подняла на кузена взор и кивнула:

– Вы просто гениальны, наместник.

Генуэзский с облегчением выдохнул:

– Твоя похвала дорогого стоит.

Констанция решительно шагнула к Ричарду и подала ему документы:

– При любом раскладе принцесса обретёт в твоём лице хорошего советника и надёжного партнёра. Что бы ни случилось. Запечатывай.

Гремя кастрюлями, Дебора не сразу услышала, как вошёл её наречённый.

– Здравствуй, любовь моя.

– Здравствуй, ангел мой, – отозвалась девушка, обернувшись. – Что с твоим лицом?

Эрик стоял в проёме дверей, по привычке обняв косяки руками, словно повиснув на них. На его физиономии было самое решительное выражение.

– А что с ним не так?

– Что ты задумал? – прищурилась хозяйка «Шоколада», ответив вопросом на вопрос.

– Я договорился с пастором. Через три дня ты станешь моей женой.

– Что?! – округлила глаза Дебора. – Ты в своём уме?

– Более чем, – ответил мужчина. Отпустив, наконец, дверные косяки, он подошёл к возлюбленной, крепко её обнял и прошептал, глядя в лицо: – И только попробуй сказать, что у тебя званый обед или торжественный ужин, свадьбы или похороны! Никаких отговорок я не принимаю!

Глубокий поцелуй стал подтверждением самых серьёзных намерений Вайта.

Открыв глаза, Юджин Олдерс протянул руку и погладил изгибы жены, спящей на боку. Пальцам передалось её тепло. Придвинувшись ближе, мужчина нежно поцеловал любимую в плечико. Леди Лот пошевелилась и открыла глаза.

– С добрым утром, дорогая, – улыбнулся барон.

– С добрым утром, милый…

Протянув к мужу руки, баронесса обвила тонкими пальчиками его шею. Юджин Олдерс крепко прижал жену к себе:

– Так хорошо дома… Когда знаешь, что никто не заглядывает в окна, не подслушивает у каминов, не поджидает на каждом углу…

– Мы не можем жить здесь, – прошептала Шарлотта, не открывая глаз и не размыкая объятий. – Пока не можем…

– Чарли… Это «пока» может продлиться ещё не один год. Такова жизнь, и мы не в силах изменять выбранному курсу и данной клятве.

Баронесса отстранилась, чтобы посмотреть в глаза мужу:

– Я знаю… Но и не собираюсь этого менять.

Юджин прикоснулся ко лбу Шарлотты своим лбом и тихо спросил:

– Сегодня надо вернуться, долгое отсутствие Шервуда будет слишком заметным. Вы поедете назад?

– Вчера немного кружилась голова. Если это повторится, я останусь ненадолго здесь.

Сердце лорда Лот защемило. Погладив супругу по медно-рыжим кудрям, он прошептал:

– Берегите себя и будьте осторожны, Чарли…

Особняк в Лондоне вполне устроил юную графиню и её будущую родственницу.

Баронесса Огл с восхищением осматривала лепнину под потолком, рассуждая, что такие палаты идеально подходят столь утончённой натуре, каковой является графиня Кендбер, но сетуя на пуританское воспитание Рея, которое не позволит ему мириться с подобной роскошью.

– Я выделю Шервуду самую обшарпанную комнату для раздумий над жизнью, – оглядывая великолепную гостиную с камином и роялем, произнесла Мелани. – Пусть сидит там, если ему так хочется посыпать голову пеплом…

Нотариус вынул папку и разложил документы по широкому столу.

– Оформляем сделку? – поднял он взгляд на баронессу как на старшую по возрасту женщину.

– Дорогая? – повернулась к Мелани леди Огл.

– Да, конечно. Я покупаю этот дом, – слишком отрешённо, чтобы можно было поверить в искренность её желаний, ответила юная графиня.

Мужчины уже собрались в дорогу. Шарлотта Олдерс спустилась к ним в домашнем платье. Барон всё понял.

– Простите меня, господа, что заставила ждать, но я не смогу вернуться сегодня в Виндзор, – подойдя к супругу, женщина нежно коснулась его щеки, заглянула в глаза и добавила: – Не сердитесь на меня, милорд. Я присоединюсь к Вам позже.

Лот перехватил тонкое запястье жены. Под ложечкой опять противно засосало.

– Мне не нравится мысль оставлять Вас здесь одну. Мне не нравится, что Вы будете возвращаться без сопровождения.

– Я сообщу Вам голубиной почтой, когда нужно будет меня встретить, хорошо? – улыбнулась Шарлотта.

– Хорошо, – отозвался барон и поцеловал жену в красивый ровный лоб.

Мужчины покинули большой особняк с молчаливыми, если не сказать немыми слугами, и сели верхом. Барон тоскливо оглядел стены дома, ставшего для его семьи крепостью. Райт, заметив настроение родственника, обратился к Олдерсу:

– Милорд, что Вас беспокоит?

– Дурное предчувствие, кузен. Не могу от него отделаться…

– Может быть, отправить небольшой отряд моих рыцарей к леди Лот? Они будут охранять её покой и сопроводят ко двору.

Юджин отрицательно качнул головой и щёлкнул поводом лошади.

– Нет, спасибо, герцог. Сюда пробраться невозможно: высокие глухие стены и спущенные с цепи собаки не пропустят никого. А встречать супругу я поеду сам.

– К Вам герцог Ландешот, – с дрожью в голосе доложил Рассел.

Роквелл поднял голову. Озадаченный взгляд дал понять поверенному, что герцог недоволен сообщением: принимать Чарльза Коста, да ещё и под конец рабочего дня не сулило ничего хорошего. Но визитёр не стал дожидаться приглашения в кабинет, попросту распахнув дверь. Первый пэр прошагал по каменному полу, громко отстукивая каблуками и звеня шпорами. Секретарь попятился и исчез в холле. Роквелл поднялся.

– Что привело Вас ко мне, Ваша Светлость, да ещё в такой час?

– Неотложное и важное дело, – холодно проговорил начальник охраны и остановился напротив советника. – Я желаю пригласить на встречу Филиппа Говарда.

– Кого? – неподдельно удивился Роквелл. – Говарда?!

– Именно так, – спокойно подтвердил свою просьбу капитан-лейтенант. – И я отдаю себе отсчёт в том, что двойной агент в данный момент может быть занят весьма важным политическим делом. Я не тороплю Вас, не требую предоставить мне виконта сию же секунду. Я просто прошу устроить мне с ним встречу.

Роквелл повёл головой, внимательно всматриваясь в глаза Ландешота, вышел из-за стола, заложил руки за спину, сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую, остановился и обратил взор на визитёра.

– Зачем Вам понадобился сын Фицалана, милорд?

– Я не могу ответить на Ваш вопрос.

– А Вы понимаете, Ваша Светлость, что я не могу устроить эту встречу, если не буду уверен в его безопасности? – рявкнул советник, приблизившись к столу.

– Значит, Вы бы предпочли, чтобы я задавал вопросы напрямую графу? – повёл бровями Ландешот.

– Вы всю жизнь будете припоминать мне Фицалана?

– Смею напомнить, герцог, что то дело оказалось первым, которое мне было поручено свернуть, а причастных к нему – прикрыть.

Роквелл опустился на свой стул:

– Присядьте, прошу Вас, милорд, я старый человек и не могу так долго стоять на ногах^[4].

– Благодарю, но я предпочту не задерживать Вас, – упрямо ответил первый пэр, прекрасно понимая, что тем самым вводит советника в неловкое положение: как ни крути, по рождению пожилой мужчина не имел права сидеть в присутствии представителя королевского дома.

– Хорошо, – кивнул Роквелл, против воли соглашаясь на сделку. – Я дам Вам знать, когда станет возможным встретиться с сыном Фицалана.

Вечерело. Лакеи укладывали вещи де Нанон в экипаж. Генуэзский с грустью смотрел на их проворные действия, понимая, что он снова останется в своём итальянском дворце один. Герцог Берингтон, скрывающийся от гнева маркизы Линкольн в Генуе уже второй год, откланялся, захватив с собой все подписанные и разобранные бумаги – сегодня Ричард Кост не смог игнорировать дела государственной важности и пожертвовал несколькими часами драгоценного времени, буквально с кровью отрывая их от общения с кузиной. Общения, которым он хотел насытиться сполна, словно надышаться воздухом перед смертью.

Констанция собиралась во Францию.

Под ложечкой засосало. До боли не хотелось оставаться одному, не хотелось отпускать её от себя. Но силу слова «надо» граф знал с детства.

Дверь скрипнула. Лорд Бредфорд буквально кожей почувствовал, что вошла именно она.

Обернулся.

– Я готова, – произнесла д’Альбре.

– Граф Джингл будет сопровождать тебя до корабля, – отозвался Кост. – Хочешь, чтобы я поехал с тобой?

– Нет, – качнула головой Констанция и подошла ближе к кузену. – Это будет тяжело для нас обоих.

– Мы снова расстаёмся надолго?

– Я не могу знать ответа на этот вопрос, Ричард…

Граф шагнул к герцогине и заключил её в объятия, прижав к сердцу.

– Очень хочу увидеть тебя как можно скорее и в полном здравии…

– Несбыточная мечта, Ричи… – не открывая глаз, промолвила девушка, в то время как её руки обвили стройную фигуру графа.

Рей Шервуд делал полуночный обход караульных. На душе скребли кошки, но рыцарь упорно отгонял от себя дурные мысли. Его шпоры методично звенели в такт шагам, словно пытались воспроизвести неизвестную никому мелодию. Оставив позади внутренние покои наследницы, страж решил пройтись по фрейлинской половине, начиная от фиолетовой гостиной.

Он замедлил шаг, пытаясь дышать полной грудью, словно хотел запомнить все те запахи, которыми была полна девичья часть замка. Жасмин и розы. Да, розы – ещё совсем свежие – вот они стоят на столе, в двух вазах: белые и чёрные… Странный выбор. Жасмин – это, вероятно, всё же духи фрейлин.

Позади раздались нерешительные шажки. Рей остановился. Шаги стихли.

В полумраке гостиной его фигуру освещал только косой свет месяца из окна. Мужчина понимал, что, даже если он обернётся, тот, кто не хочет быть замеченным, останется в тени. Сделал ещё несколько шагов. Тот, кто шёл следом, продвинулся ровно на столько же. Чуткое ухо лесного детектива уловило едва слышный шорох платья. «Дама, – догадался Шервуд. – Вероятно, какая-то заблудшая вертихвостка спешит на свидание к любовнику, а я ей дорогу преграждаю…»

Остановившись, рыцарь довольно громко произнёс:

– Сударыня, я не стану смотреть на Вас, идите своей дорогой, не опасаясь за свою честь.

Шажки раздались быстрее и приблизились к нему.

– Напрасно, – зазвучал дрожащий женский шёпот.

Раймонд в изумлении обернулся – перед ним стояла Мелани.

– Ты что тут делаешь? – строго спросил жених невесту.

– Тебя искала, ребята сказали, что ты ушёл из караулки на обход.

– Мэл, уже давно не то время, когда фрейлинам позволительно покидать свои покои. Это просто неприлично!

Вместо ответа девушка прильнула всем телом к жениху и, вцепившись в него руками, попыталась дотянуться до губ мужчины. Рей отпрянул, с силой отняв ладони невесты от своего камзола.

– Почему ты бежишь от меня? – в голос воскликнула девушка. – Почему не хочешь приласкать?!

Шервуд, не говоря ни слова, взял девицу за руку и быстро направился вон из гостиной. Мелани едва поспевала за его широкими шагами. Проходя мимо караульных, страж как ни в чём не бывало приветствовал гвардейцев Ландешота, а на лице его не шевельнулся ни один мускул. Никому из офицеров и в голову не пришло, будто происходит что-то неладное: просто рыцарь Красного ордена провожает свою законную невесту в её комнату.

Оказавшись у покоев Мелани, Рей рывком открыл дверь, впихнул девушку внутрь и захлопнул створку, оставшись стоять в коридоре. Мелани взвыла волчицей, упав грудью на преграду меж нею и женихом.

Каменная стена была неумолима.