Возможно, он сумеет указывать армии путь – возможно, сумеет направлять ветер и дождь по ее следам и насылать туман, чтобы скрыть ее прохождение. И быть может, если он проявит осторожность, то сумеет предотвратить больше безвинных смертей своей силой. Избавить ничего не подозревающих пастухов и фермеров от лазутчиков Оско и гнева императора и, по крайней мере, уменьшить вред, который он причинит.

Это уже что-то. Но и близко недостаточно.

ГЛАВА 13

КОРОЛЕВСКИЙ ДВОРЕЦ ШРИ-КОНА.

1561 ГОД П. П. 19 ЛЕТ НАЗАД

Кикай подула на суп, чем дала знак слуге заменить ее пиалу на менее горячую. Король и пират прихлебывали из собственных пиал, позвякивая серебряными ложками о фарфор. Дикарь таращился на них.

– Видимо, твой друг не голоден, Арун. Вероятно, я ошибалась насчет расходов на его кормежку.

Их гость наморщил весьма красивое лицо и улыбнулся, глядя на свой товар.

– Может, он следует обычаям, которые нам непонятны, сударыня. Возможно, ему не принято есть с женщиной.

Вполне ожидаемо король засмеялся над этим, и Кикай метнула на него сердитый взгляд.

– В таком случае он будет голодать. Пират, тебе нравится этот кокосовый суп?

– Как материнское молоко, сударыня.

Кикай ощутила, что хмурится еще сильнее, потому что ей не нравился этот человек. Ей не нравилось ни как он смотрит на нее, ни как он говорит, ни его непринужденный шарм и надменность, ни его потрясающая компетентность. Ей не доводилось слышать, чтобы кто-то еще из братьев чинга свернул с Пути, по которому прошел так далеко. И все же…

Ему также удалось похитить неуклюжего здоровяка из самых глубин тюрьмы Трунга – места, где Кикай потеряла немало искусных шпионов и ассасинов. А если он сумел пробраться однажды…

– Расскажи нам, – она подалась вперед, заметив, как он будто невзначай заглянул в разрез ее платья, – как тебе удалось освободить свой трофей и сбежать из Халина?

– У нас, пиратов, есть свои хитрости, сударыня. – Бывший монах пожал плечами. – Возможно, мы могли бы сначала обсудить размер моего вознаграждения?

– Всему свое время. Я спрашиваю только потому, что, насколько мне известно, ты первый вор, который сумел выбраться оттуда живым. Разве это не интересно?

По этому сигналу из-за скрытых стен вышли несколько гвардейцев с луками и копьями наготове. Король – или, скорее, один из его двойников – просто отодвинул свой стул и ушел прочь.

– Положи все свое оружие на стол, пират, и на твоем месте я бы сделала это медленно.

Арун поднял руку в сторону великана, словно призывая к спокойствию. Он улыбнулся и, достав из-под одежды несколько клинков, разложил их аккуратной линией.

– Пожалуйста, будьте очень осторожны, принцесса. Та королевская семья подвергла нашего друга истязаниям. Это оставило его… крайне встревоженным.

Кикай закатила глаза.

– Мне плевать, встревожен ли твой друг. Вели ему положить свой меч, или я нашпигую его стрелами.

– Охотно, сударыня. – На лице Аруна выступили капельки пота. – Но сдается мне, он предпочтет убить меня. Думаю, нам уже грозит насилие. Прошу, будьте весьма осторожны.

Кикай посмотрела на гротескное, уродливое лицо варвара. Она не смогла его прочесть, но внутренний голос велел ей поостеречься. Она сделала вдох, зная: Фарахи напомнил бы ей о терпении.

– Превосходно.

Она взмахнула рукой, и гвардейцы убрали свое оружие, но двинулись вперед, чтобы забрать ножи Аруна. От варвара они с тревогой держались подальше. Когда в зале стало тихо и Кикай кивнула, из своей смотровой комнаты наконец вышел настоящий Фарахи – спокойный, как батонский ветерок.

– Прошу простить мои меры предосторожности, – сказал он. – Ты либо человек великих дарований, либо приманка, посланная Трунгами, чтобы убить меня. – Король дал знак гвардейцам отойти в сторону и занял место, самое дальнее от варвара. – В любом случае ты человек, которого следует воспринимать серьезно, да?

Кикай испытала ту же самую тревогу, что и всегда, когда ее брату грозила опасность. Он носил несколько металлических пластин под своими шелками, но вероятно, этот монах достаточно искусно владел руками, чтоб дотянуться до него и свернуть ему шею, прежде чем умереть самому. Надо было их обоих связать или сковать цепями. Так в следующий раз и предложу.

Их опасный гость встал и поклонился, улыбаясь кроткими, живыми глазами.

– Я меньшего и не ожидал, великий король. Но прошу, будьте с варваром поосторожней, он – раненый тигр в чужой стране.

Фарахи кивнул – как всегда, не заинтересованный ни в светской болтовне, ни в чем другом, кроме своих целей.

– Я куплю варвара и справедливо тебе заплачу, но ты здесь не за этим.

Губы пирата изогнулись.

– Ты хочешь смерти Трунгов.

Кикай вздрогнула в своем кресле. Разумеется, он знал. Фарахи уже давно втихомолку сообщил каждому вору и пирату на островах, что будет скупать краденые товары из Трунгова замка. Но что ему действительно было нужно, так это доказательство, что есть человек, способный туда проникнуть.

Несомненно, пират устроил все это исключительно для того, чтобы зарекомендовать себя. Вызволение здоровенного дикаря из тюрем было самым впечатляющим подарком, какой только мог сделать человек. Теперь он запросит цену за гранью воображения.

– Я тоже хочу смерти его наследников, – сказал Фарахи, – по возможности всех.

Арун приподнял брови, очень медленно кивая.

– Это может быть непросто. Его сыновей охраняют, и они нечасто бывают все вместе. Но с его первым наследником может и выгореть, да.

Фарахи пожал плечами.

– Это приемлемо. Назови цену.

Кикай видела, как в глазах пирата вспыхнул жадный блеск, и снова решила, что он слишком умен и прожжен, чтобы быть полезным – слишком амбициозен, чтобы ему доверять. Фарахи, само собой, не прислушается. Он приобрел тот немыслимо-уверенный вид, тот напряженный и отсутствующий взгляд, которые сообщили ей, что брат уже вышел за рамки и принял решение, полностью устремленный к своей цели.

– Мне нужно время, чтобы подумать, – сказал пират, и Кикай едва не зашипела.

Как будто он не обдумывал это уже тысячу раз! Мелкий коварный шельмец небось грезил об этом дне месяцами, а то и годами. Мужчины такие предсказуемые. Они могли размахивать руками и отрицать свои амбиции или мотивы, но в действительности никогда не переубеждались.

Кикай посмотрела на брата и сделала глубокий вдох, представляя долгие часы бессмысленной полемики. Она допустила, что всегда может обратиться к Хали – королевской наложнице. Всякий раз, когда страсти мужчины создавали помехи здравому смыслу, опустошенный пенис был хорошим тоником.

Но в глазах короля она увидела то самое железо, что делало его иногда великим, хотя и уязвимым – признак человека, не боящегося принимать решения и нести ответственность.

В непринужденной улыбке Аруна Кикай разгадала усилие спрятать хрупкую гордость. С нужной маской и подходящей наградой она, возможно, смогла бы понять его мечты, изменить его амбициозные замыслы и подчинить его будущее своей воле. Но по большому счету скорпион есть скорпион, а она еще не удостоверилась, что за зверь такой этот пират.

При этой мысли стало невозможно не взглянуть еще раз на пятнистого гиганта, который угрюмо сидел и пялился в конце стола. В ответ он уставился на Кикай своими странными, яркими глазами. Она отвела взгляд.

– Можешь не торопиться, – сказал Фарахи. – А пока вы с варваром останетесь здесь, во дворце, как мои гости.

Пират улыбнулся, да и с чего бы ему не лыбиться? Теперь он в безопасности, уверенный, что богатейший человек в Пью готов принять его помощь. Вне всяких сомнений, он будет крепко спать, видя сны о богатстве.

– Разумеется. Очень великодушно, государь.

Кикай подумала, что как только Арун выполнит свое задание и если выживет, она, наверное, прикажет его убить. Одним ударом она бы и сэкономила кучу монет – или какое там нелепое вознаграждение хотел заполучить пират – и устранила бы угрозу.

Она сдержала улыбку, гадая, как именно ей поймать в капкан бывшего мастера чинга, но убежденная, что способ найдется. Есть и другие убийцы, другие низкородные люди с талантом, готовые сделать все необходимое, чтобы возвыситься. Эта мысль немного успокоила Кикай, и она откинулась в кресле, предвкушая гуся, о котором уже несколько дней хвалился главный повар. А затем подпрыгнула, когда великан наклонился вперед и подул на свой суп.

Арун и Фарахи умолкли, одинаково завороженные, а побледневший слуга заменил тарелку дикаря новой пиалой из разогретого на огне котелка.

Великан внимательно следил за этим действом, затем наконец поднял сей новый предмет посуды с кривой ухмылкой. Он отпил, несмотря на валящий оттуда пар, и большими глотками опустошил пиалу, впервые убрав свою ладонь с меча.

– Суп. Хорошо, – сказал он, почти правильно выговаривая звуки своим сильным, басовитым голосом. Услышав его, стоявший поблизости слуга уронил поднос с закусками, а великан улыбнулся. – Как молоко матери.

В наступившей тишине Кикай моргала и пыталась прийти в себя, поправляя салфетку на коленях. Еще через мгновение она вспомнила, что нужно закрыть рот.

ГЛАВА 14

Рока не был уверен, что именно он произнес. Он знал, что слова относились к вареву, но, учитывая реакцию матроны, мог с тем же успехом заявить, что на вкус оно как конская моча. Но это не имело большого значения. Суть была одинакова: я могу выучить ваши слова и догадаюсь, как их использовать. Сработало весьма неплохо.

После все присутствующие затараторили с ним, как будто при помощи той горстки слов он овладел их языком. Он ответил раз или два, но больше отделывался пожатием плечами да игнором. Затем его на время оставили в покое, и он съел череду новых необыкновенных кушаний, поданных местной прислугой.

Теперь он сидел на краю роскошной кровати – похожей на ту, что нашел в доме богатого фермера у побережья Аскома. Непривычно набитый желудок весьма неприятно урчал, отнимая у Роки силы и заставляя его клевать носом.

Он провел пальцем по деревянным перекладинам кровати, а затем резным, плоским, прямоугольным кромкам и столбикам в углах. Довольно долго он лежал на ней, свесив ноги с края, пока не победило любопытство, и тогда он взрезал огромную подушку, покрывавшую все основание. Он хотел узнать, что делает ее такой мягкой. Ответом были перья, пуховые перья, как у новорожденных птенцов. Он подивился такой вещи.

Ему выделили собственную комнату, в которой, помимо кровати, также имелись «стенной шкаф», глубокое отхожее ведро на полу, гладкий стол с водой и фруктами в глиняных чашах и большое, незарешеченное окно. Ему даже оставили Орунов меч, а один из слуг вручил погремушку, жестами показав, что если позвонить в нее, он тут же прибежит. Рока почти заставил Букаяга его выгнать.

После «откровения» за ужином, что Рока умеет говорить, «Ки-кай» и «Фара-хи» – бывшие Длинношеяя и Головастый – устроили ему словесную атаку. Мертвецы в его Роще лихорадочно искали значения и звуки в списках слов, и хотя время текло медленней в мире живых, работенка выдалась трудной. Он растолковал этим двоим свое имя. Они представились в ответ. Знаний для чего-то большего ему пока не хватало.

Также стало ясно, что этот Орун пытался продать его – или уже продал. Почему именно эти люди должны платить деньги, Рока не знал, но эта порода владельцев казалась лучше, и если они будут кормить его и дадут ему время освоиться, этого более чем достаточно.

Он и заговорил-то изначально потому, что ему пришлось не по нраву, как его игнорируют – как отзываются о нем тоном, подразумевающим нечто несущественное, поглядывая на него, как на грубого гостя, опасливо, но не испуганно. Быть может, в их глазах он так и остался просто животным, но теперь, по крайней мере, он говорящее животное, и это наверняка что-то меняет.

В уме он снова и снова прокручивал все, что увидел и услышал за последние несколько дней. Потребуется время, чтобы все это понять. Но похоже, как минимум сейчас время у него имелось.

Спи, брат, нам будет спокойно в этом военном форте. Здесь не так, как в предыдущем.

– Мне тут не спокойно. Это место – тюрьма.

Но, брат, здесь ни цепей, ни решеток.

– Тюрьмы бывают разные. Уж тебе ли не знать.

Рока фыркнул, так как предполагал, что это правда. Он воспользовался тонким сложенным на кровати покрывалом, чтоб вытереть пот, затем выпил всю воду из своей миски. Он заметил, что в здешней воде совсем нет осадка, ни даже малейшего намека на грязь. Он понятия не имел, как местным это удается, но намеревался узнать.

Провалявшись достаточно долго, чтобы утратить терпение, он встал и потянулся к маленькой и единственной двери, вынудив Букаяга оставить их меч.

– Да она все равно заперта, – проворчал брат.

Повернув гладкую, закругленную ручку, Рока ухмыльнулся и вышел, но обнаружил двух гвардейцев с копьями в руках. Они застыли, увидев его, и какое-то мгновение он просто смотрел на мир, освещенный кусочком луны.

В залах были те же пахнущие рыбой свечи из прозрачного стекла, что и в предыдущем форте. Рока поднял руки и медленно двинулся по залу, изображая жестами, что вышел прогуляться, предполагая, что стражи примутся тыкать в него копьями, пока он не обернется.

Вместо этого они поклонились и двинулись следом за ним, глазея на его рваные, запачканные штаны и голую грудь в следах рубцов.

– Видимость свободы, – шепнул Букаяг, – не будь глупцом.

Рока представил, как стражники обменялись взглядами при его чужеземных словах, но не оглянулся.

Взамен он сосредоточился на ветерке, обдувающем его кожу, все еще скользкую от пота, и на боли, вспыхивающей в каждом порезе и синяке, оставленном палками. Он ступал босыми ногами по холодному камню, чувствуя, как саднят пальцы, лишенные ногтей.

Он припомнил выражения лиц терзателей, когда те увидели его ступни. По этим взглядам он угадал: они никогда не видели ни последствий обморожения, ни, вероятно, загрубелых твердых мозолей того, кто полжизни прожил изгоем на открытой равнине.

По пути он составлял в уме карту дворцовых залов, а также местности за их пределами. Ландшафт усеивали высокие здания, чьи наклонные крыши изгибались диковинной остроконечной резьбой. Огромная река змеилась в направлении моря, и ее мощное течение было слышно даже из крепости.

Рока делал глубокие вдохи – ночью это, похоже, давалось легче – и ходьба освежила его. Хотя мысли его разбрелись, он не прекращал запоминать, обдумывая все то, чему мог бы научиться у этих маленьких смуглых Северян – этих счастливых обитателей рая. Мы должны увидеть их большие корабли, решил он, и их карты, если таковые здесь есть.

Но это была лишь одна из тысячи вещей, которые он хотел знать. Ему каким-то образом придется изыскать слова и людей для обсуждения погоды и смены сезонов. И фермерства, и орошения; и каменотесов, артистов, кузнецов, жрецов, строителей и рыбаков!

По встревоженному пыхтению своих конвоиров Рока осознал, что почти перешел на бег.

Его сердце колотилось, но не от напряжения. Но вот он застыл возле балкона, с которого открывался вид на город, и невероятный свет снаружи привлек Року к ограде. Его стражи привалились к ней, отставив копья и упершись ладонями в колени. Рока ухмыльнулся им.

Он смотрел наружу с неприкрытым восторгом – такое новое и неописуемое чувство, пожалуй, больше всего напоминающее тепло костра на замерзшей спине. Надежда, подумал он, удивленный, силясь ощутить какое-то ее подобие из своего детства. Возможно, это чувство – надежда.

Ветер у его головы загудел, и Рока на миг счел это пустяком – возможно, просто насекомое. Затем один из его стражей упал навзничь с застрявшим в горле тонким черным деревянным стержнем.

Ночь наполнилась жужжанием и стуком дерева по камню. Рока отпрянул, волоча одной рукой уцелевшего стража. Рядом с ними упали маленькие стрелы, затем раздался металлический звон, когда крючковатые, вроде якорей, орудия вцепились в парапет балкона.

Рока и его страж поднялись на ноги. Они отступили достаточно далеко, чтобы избежать стрел или чего бы там ни было, но с таким количеством крюков было ясно: неведомых врагов изрядно больше. Букаяг словно очнулся ото сна, сжав кулаки и гортанно рыча. Он хотел драться.

Мы безоружны, брат, а это не преступники с ножами. Нам надо убегать.

– Мне уже так надоело бегать.

Расширенными от паники глазами юный стражник уставился на соратника, булькающего кровью в предсмертной агонии. Он вздрагивал, собранный и напряженный, словно каждую секунду подумывал удрать, но тут же отвергал эту мысль.

Рока порылся в своей словесной куче и неуверенно рискнул.

– Где король? – попытался он спросить. Пацан вытаращил глаза еще сильней, если такое вообще было возможно. Он промямлил что-то непонятное Роке, затем пожал плечами.

Но слова большой роли не играли. Времени не было. Каким-то образом незваные гости уже взобрались наверх.

Из-за балкона возникли черные капюшоны и длинные палки, и еще больше жужжащих и шипящих звуков наполнило воздух, когда Рока побежал вглубь зала, подталкивая стражника ладонью в спину.

Новые звуки раздались впереди – еще больше крюков цеплялось за балконы вдоль внешней стены.

Коридоры были слишком длинными и узкими, а до земли слишком далеко, чтобы можно было сигануть со стены. К тому же Рока знал: его застрелят прежде, чем он успеет выбежать за пределы досягаемости. Но ему не пробежать мимо них достаточно быстро. Он в полной ловушке.

В своей Роще он встал на учебной площадке напротив дюжины мертвецов с луками в руках и попробовал выдержать их обстрел.

Нет, подумал Рока; стрелы вонзались ему в тело, как бы он ни пытался увернуться. Нам понадобится заслон.

– Да что ты на хрен говоришь.

Поверни обратно. Этот зал тянется бесконечно, и спрятаться негде.

Букаяг схватил конвоира за шею, развернул его и помчался, надеясь, что удастся проскочить мимо нескольких атакующих позади него и завернуть за угол. Но Рока знал, что уже слишком поздно. Как минимум пять маленьких призраков наподобие Оруна перелезли через ограждение и собрались у стены с духовыми трубками наготове.

Тут слишком высоко, чтобы куда-то спрыгнуть, и отсутствует ров.

– Можем использовать стражника вместо щита.

Рока уже обдумал это. Но пацан был худой и бездоспешный, вертлявый и напуганный. Он не прикроет их с Букаягом как следует. К тому же он будет драться, а если выживет, возненавидит их и наговорит невесть что королю.

Призраки надвигались, и бежать было некуда.

– Мы не можем умереть, – прорычал или, может, проскулил Букаяг. – Так много еще надо сделать.

Призраки двигались вперед, стреляя из трубок. Мертвецы на тренировочном поле метали стрелы из луков.

Рока достал из арсенала в своей Роще огромный квадратный щит – более толстый, чем ему нужно, созданный, чтобы отражать мечи и топоры и, возможно, образовывать стену вместе с щитами соратников. Но, разумеется, воображаемый.

Рока потрудился над его краями, умбоном, рукоятью, а когда закончил, аккуратно нарисовал руны – но здесь, в мире, где это имело значение, все это было сугубо в его голове.