Казалось, Букаягу хоть бы хны. Он воздел пустую руку – словно воображаемая сталь Рощи из страны мертвых могла защитить его не хуже настоящей, словно вымысел работал так же, как реальность.
А почему бы и нет, подумал вдохновленно Рока. Разве Рока уже не совершил невозможное? Разве он не осилил дрему, не пересек непреодолимое море и не отдохнул подобно растениям и зверям? Если Рока смог добиться этого, разве не может существовать мир, где воля человека становится истиной? И когда воображаешь такой мир, не делает ли его реальностью сама эта мысль?
Возьми его, брат. Он твой. Научи меня.
Рока закрыл глаза и пожелал этого своей волей, затем застыл с нескрываемым трепетом, когда щит замерцал и растаял в его руке. Воображение наоборот.
Он кряхтел, когда стрелы ходячих трупов попадали в цель и затупленные наконечники колотили его по груди. Но в истинном мире – в стране живых – он услышал звук сродни звону меча, вынимаемого из ножен.
Брызнули искры и осветили узкий коридор. Обрело форму расплавленное железо, словно извлеченное из горна и откованное молотом кузнеца. Языки пламени выгибались и шипели в воздухе, а облик атакующих Року теней скрылся за стеной из тьмы.
Рока едва замечал, как дротики начали отскакивать, стучать и падать прочь. Он уставился на изогнутый прямоугольный щит из страны мертвых – щит, вырезанный, откованный и надписанный рунами его собственной рукой в воображаемой кузнице.
И это, брат, прошептал он, все так же с трепетом.
Рока взял из своего арсенала короткий колющий меч, и Букаяг протянул другую руку. Его глаза остекленели, когда страх сменился жаждой крови. Он ухватился за меч, как будто делал так всегда, отводя руку назад, пока ничто не превратилось в нечто – два фута закаленного железа с шипением и искрами возникли из воздушных ножен.
Свет и звук теперь усилились, омывая зал подобно сверкающей молнии; каждый дюйм клинка царапал воздух, словно прорубая путь к существованию.
Букаяг опустил щит ровно настолько, чтобы узреть своих врагов. Маленькие человечки-тени стояли в зале и таращились, моментально забыв о своих трубках.
– Лучше вырой несколько могил, брат, – оскалился Букаяг.
Рока согласился, но это могло подождать. В тот момент, когда его брат схватил меч, он жестом велел мертвецам разжечь горн, раскладывая свои инструменты на ближайшей лавке. Сделаю-ка я доспехи, подумал он. Но каковы пределы? Что еще я могу воплотить?
Руки Букаяга дернулись, когда он сосредоточился на своей первой мишени – мужчине, зажатом впереди собственных товарищей в узком проходе.
Рока взглянул на брата и предложил ему проколоть и пробить себе дорогу к перилам и обрубить этим хитрым крючочкам веревки. Букаяг счел этот план действий приемлемым. Вместе они бросились в атаку.
– Опиши мне в точности, что ты видел.
Тон Фарахи был спокойным и фамильярным, как если бы он говорил с другом. В принципе он даже не выглядел расстроенным, что напомнило Кикай, почему они так хорошо работают в команде. Она была готова к экзекуциям. Возможно, ко многим.
– Людей… в черных шелках, государь, они использовали крючья, чтоб забраться по Западным балконам в гостевое крыло.
Кикай обмахивалась веером. Ее не волновало, что увидел этот мужчина, как он себя чувствует или что хочет сказать кто-либо еще из причастных, но Фарахи был настойчив. По крайней мере, налет вроде бы пресекли. Охрана и солдаты кишели во дворце, как мухи, а по всей крепости складывали кучами тела.
Теперь король с принцессой восседали в одной из «надежных комнат» Фарахи. Как и все прочие, она была маленькой и неуютной, всего-то с несколькими простыми столами и стульями в окружении толстых каменных стен. Кикай ощущала себя стесненной и подавленной, как в западне.
– Хорошо, – сказал король, по-прежнему спокойно и терпеливо. – А теперь поведай мне о том варваре, Тоги.
Сам он никогда бы не вспомнил, как зовут этого человека, но Кикай прошептала его имя, когда его привели. С красной кожи остолопа лился пот.
– Он… он вышел из своей комнаты на прогулку, сударь.
– С оружием?
– Нет, сударь. На нем была только его грязная дикарская одежда. Мы последовали за ним, как было приказано. – Король молча кивнул, поэтому парень продолжил: – Его ноги… он очень быстрый, сударь. Таффа… то бишь другой дежурный охранник… сказал, что надо его остановить, потому что мы едва могли за ним угнаться. Но тот подождал нас у балкона, и мы встали рядом с ним.
– Хорошо. Поведай мне, что было в коридоре.
Красная кожа Тоги медленно бледнела, и он судорожно сглотнул.
– Он… мы попытались убежать, но оказались в ловушке… ассасинов, сударь.
– А потом?
– Этот… он… – Парень оглянулся на своего старшего офицера, который с таким же бледным лицом стоял у двери. – Он применил колдовство, государь. Мне очень жаль, я не могу объяснить это как следует.
Кикай закатила глаза, но брат ее – нет. Он просто ждал, как обычно терпеливый и заинтересованный, с одинаковым выражением лица, что бы ни обсуждал: урожай риса, войну, погоду или «колдовство».
– Расскажи мне, что ты видел, Тоги. Тебя не накажут.
– Он… создал оружие посредством огня, сударь. Из ничего. Я видел это собственными глазами.
– А что потом?
Мужчина заморгал, как будто ждал уточняющий вопрос другого рода.
– Он… ну, он убил их, сударь. Он убил их всех.
Это было неправдой, хотя, видимо, стражник в это верил. Десятки наемных убийц проникли в другие зоны, а не только в гостевое крыло. Многие сразу же по прибытии направились куда-то еще, так что дикарь сразился лишь с горсткой врагов на балконе.
– Скажи мне, каким образом, – велел король.
– Я… едва мог видеть, сударь. Было темно. Все произошло так быстро.
– Просто расскажи мне, что ты видел и что ты слышал, Тоги.
Офицер, ожидавший у двери, выглядел так, будто вот-вот заорет от ярости или, может, хлопнется в обморок.
– Он… он смеялся. Я думаю, он многих убил своим щитом. Он… сбивал их с балкона, или… размазывал их о стену, или просто рубил краями щита, как топором.
– Хорошо, а что потом?
– Мы, ну… мы убегали, сударь, до самых опочивален.
– Он получил свои раны там, на балконе, или позже?
– Думаю, и то, и другое. Государь.
Кикай было в общем-то наплевать, где этот варвар получил травмы. Будь ее воля, она бы просто убила всех – и раненого дикаря, и стражников, и пирата – и дело с концом.
Вообще-то она принялась действовать в тот момент, когда началось нападение. Аруна уже заключили под стражу, и принцесса велела своему личному терзателю все подготовить. Дворцовая элита прочесывала прилегающую территорию, а половина армии теперь патрулировала Шри-Кон. По указанию Кикай они путем подкупа, угроз или убийств найдут заговорщиков, и еще до завтрашнего рассвета она выяснит, каким образом столько людей пробралось в город, не подняв тревоги. В противном же случае будет еще больше смертей.
– Государь, простите, я чуть не забыл… прежде чем варвар… прежде чем он атаковал, он спросил меня, очень грубо, но на нашем языке: «Где король?»
Тоги выглядел на грани слёз оттого, что его монарх долго и молчаливо смотрел на него. Кикай уставилась на брата широко раскрытыми глазами, но тот не обернулся. Наконец он заговорил.
– Что ты ему ответил, Тоги?
– Я… я сказал, что не знаю, сударь, потому что я, само собой, не знал. Но если бы и знал, то не сказал бы ему, сударь.
Фарахи кивнул, его мимолетное удивление вновь исчезло за каменной маской.
– Спасибо, солдат, ты свободен.
Юноша поклонился и отступил; у двери его перехватил командир, и они удалились.
Фарахи взмахнул рукой телохранителям, что означало «покиньте комнату». Он подождал, пока они с Кикай не остались одни в своих креслах.
– Полагаю, ты думаешь, мне следовало подвергнуть их пыткам.
– В лучшем случае они некомпетентны, – отрезала Кикай. И, предвосхищая его следующие вопросы: – Их семьи безвластны. Я никогда не выбираю дворцовых стражников из мало-мальски богатых или влиятельных семей, в частности потому, что большинство хотят твоей смерти.
– Проблема в том, – вздохнул Фарахи, – что я ему верю.
– Ты веришь всем.
Король повел глазами, встал и начал расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Кикай, пока что оставшись на месте, смягчила тон.
– На этот раз они подобрались слишком близко, Фара-че, мы должны наказать весь дежурный отряд в пример другим.
Она, конечно, знала, что он этого не сделает, но высказаться стоило.
– Я не думаю, что они знали, как близко подобрались. Они атаковали полдворца. Дикий, отчаянный налет. Предательство гнездилось в городе, как и всегда.
– Не всегда, – еще более мягко сказала Кикай. Сколько раз островные царьки уже пытались убить Фарахи – больше, чем она могла сосчитать… Но желудочные боли и рвота, шрамы и множество ночных кошмаров ее брата – этого хватало для напоминаний. Теплый тон ее слов подействовал на него, и он подошел к ней, приложив ладонь к ее щеке.
– Я в порядке, сестра. Мои жены еще спят. Мои дети не потревожены. Отчаянная атака Трунга и его союзников провалилась. – Его лицо посуровело. – Ты думаешь, это было совпадение?
Кикай не верила в совпадения. А также не верила в удачу, в колдовство и в милосердие.
– Я думаю, этот варвар более чем опасен. Намеревался ли он тебя убить или защитить, убил ли он этих людей просто ради забавы, а может, потому что хочет твоего доверия – как по мне, мы должны его усыпить.
Фарахи отошел и вздохнул, снова принявшись расхаживать. Кикай предположила, что нежелание убивать своего спасителя вполне естественно.
Откровенно говоря, наемные убийцы почти преуспели. Слуги все еще убирали небольшую груду тел из зала, примыкающего к комнате, которую ее брат делил со своей наложницей. Ассасины проверили каждую комнату, и по всей видимости, они не знали, где находился Фарахи. Но если бы кто-то еще из них выжил и добрался до того коридора…
Фарахи с наложницей каждую ночь меняли комнаты, но этой ночью они выбрали гостевое крыло. Не подними варвар тот ужасный шум, размазывая трупы ассасинов по всем залам, королевская чета могла бы ничего не услышать и не убежать вглубь дворца. Гвардейцы Фарахи могли бы умереть слишком быстро, слишком тихо, а король островов наверняка стал бы трупом, как многие и хотели.
– Каким-то образом ему удалось пронести щит и меч, – напомнила брату Кикай. Фарахи лишь пожал плечами, но в его глазах ясно читалось беспокойство.
– Может быть, Арун устроил это, чтобы дать ему чувство безопасности. А может быть, они друзья и каким-то способом общаются. Возможно, эта его «поимка» была подставой с самого начала.
Кикай подняла брови и, встав с кресла, прошла в другой конец комнаты, где покоилось на столе вооружение варвара. Чтобы поднять его меч, понадобились обе руки.
– И где же именно, по-твоему, Арун достал это?
Фарахи поглядел на толстый, но бритвенно-острый клинок, металл слегка поблескивал голубым в свете факела. После окаянной атаки монарх тотчас привел кузнеца взглянуть на это творение, чем рассердил Кикай – поскольку, видимо, счел это более важным, чем покушение на собственную жизнь.
– Вот почему я не убью его, сестра. Возможно, ему есть чему нас научить.
Кикай испустила вздох, злясь на эту логику и на никчемного кузнеца за то, что тот поднял клинок, аки монах на молитве, и не смог дать объяснение.
– Нам не нужны сверкающие новенькие голубые мечи – или заморочки. Ты уже располагаешь самой мощной военной силой в Пью. Мы не требуем и не хотим перемен.
Фарахи улыбнулся.
– Но перемены грядут, сестра. Чего мы хотим, несущественно. – Фарахи подошел и поднял щит – такой массивный, что возвышался над ним, даже соприкасаясь с полом. От усилия король стиснул зубы.
– Если есть и другие мужчины, как этот дикарь, разве не мудро нам будет с ними подружиться?
Кикай положила металл странного цвета обратно на стол и покачала головой.
– Ты слышал гвардейца. Этот «мужчина» убивал, смеясь – девять ассасинов, Фарахи! Даже полумертвый от ран, он продолжал драться. Разве так ведет себя тот, кто ищет союзников? Кто ищет мира?
– Посмотрим. – Ее брат опустил щит, постаравшись не раздавить себе пальцы ног. Кикай заметила на заостренной кромке запекшуюся кровь и пару зубов.
– Самое меньшее – посади этого дикаря за решетку. Запри его рядом с Аруном, чтобы он мог слышать крики, когда мы будем пытать его, и тем самым научился нас бояться.
Фарахи, заложив руки за спину, отошел.
– Если он выживет, – сказал он наконец, кивнув.
– Если он выживет, – согласилась Кикай.
Удаляясь через свой потайной ход, король произнес через плечо:
– Я бы не хотел быть твоим врагом, сестра. Сообщи мне, что узнаешь от монаха.
Очевидно, Арун был дураком, и он умрет в диких криках.
Он сидел прикованный к железным прутьям, со связанными над головой руками, и понимал, что ему нечем крыть и некуда бежать. Следовало знать, что Трунг был готов убить Фарахи, что у него имеются союзники среди всех этих мелких царьков, ненавидящих семью Алаку, и шпионы на каждом острове…
Похоже, они надеялись, что дворцовая охрана отвлечется на двух гостей – что она будет занята внутри, а не снаружи – и поэтому нанесли мощный удар. И даже если бы этот заговор провалился, король Халина непременно знал бы, что стряслось с Аруном. План был жестоким, расточительным, но эффективным. Иными словами, классический план Трунга.
Ну а я – кретин и идиот.
Королевская стража схватила его посреди ночи. Полупьяный от дворцового вина, он дрых крепким и комфортным сном, полагая, что опасность миновала и сделка состоялась.
Теперь его руки были задраны над головой с помощью веревок, одежда сорвана, ноги прикованы к полу. Большой, коренастый палач молча точил свой инвентарь.
Арун едва не рассмеялся. Да уж, король пиратов! Не сумел довольствоваться парочкой лодок, о нет, не сумел удовлетвориться свободой и богатством и жизнью по своим понятиям в открытом море с мерзавцами да шлюхами. Как всегда, он захотел большего, и поэтому был вынужден рискнуть. И теперь его уж точно запытают до смерти. Не имело никакого значения, что он не участвовал в атаке или что он откроет им правду. Он был слишком опасен и, может статься, причастен, и точка.
Решительность и беспощадность короля Фарахи были притчей во языцех. Этот парень, вполне вероятно, замочил всю свою семью только лишь ради власти. Что значил еще один безымянный пират в этом списке?
Его узилище и застенок выглядели совершенно не так, как у Трунга. Здесь не было ни «наблюдателей», ни ржавых орудий, ни подобострастных рабов, удовлетворяющих дилетантские капризы тирана. Здесь были хорошее освещение, чистые инструменты и вымытый каменный пол.
Коренастый быкоподобный мужик преспокойно встал за единственный стол. Он поднес к ближайшему светильнику клинок, затем, сдув крупинку металлической пыли, положил его обратно к точильному камню. Удовлетворившись, он пододвинул к Аруну свой стол, колесики которого даже не скрипели при движении.
– Я полагаю, о взятке не может быть и речи?
Арун старался говорить легким тоном, контролируя свой страх. Он встретился взглядом с палачом и в тот же миг увидел рептилию, лишенную жалости или сдержанности. Увидел лишь настоящего мастера жестокости, которого просто нанимали на работу и хорошо вознаграждали за талант.
– Я пыточный мастер короля Фарахи. – Его голос не выражал ни эмоций, ни гордыни. По спине Аруна пробежала дрожь.
– А я-то подумал, что ты садовник.
Мясник не моргнул и не улыбнулся. Он говорил так, словно читал по бумажке.
– Когда я удовлетворюсь, что ты дал честные ответы на вопросы моего господина, процедура прекратится.
Процедура.
Арун предположил, это звучало лучше, нежели «кровавое, мучительное нанесение увечий».
– Кто-нибудь из тех, кто удовлетворил тебя, остался в живых, пыточный мастер?
– Тебе понятно?
Арун вздохнул.
– Мне понятно.
Зрачки мясника стреляли туда-сюда, безостановочно, ни разу даже не задев лицо Аруна. Взамен он оглядел его с ног до головы, как будто рассматривал кусок свинины.
– Ты был или остаешься каким-либо образом замешанным в каком-либо заговоре против короля или его семьи?
– Нет, – выдохнул Арун, зная, что его ответы ничего не изменят.
Терзатель поднял бритву с изогнутой ручкой.
– Ты был или остаешься вовлеченным в какой-либо акт обмана, касающийся твоих сделок с королем?
Арун сделал еще один глубокий вдох и попытался обрести спокойствие. Он много лет был монахом в Бато – адептом Просветленного, обученным владеть своими телом и разумом, дабы игнорировать материальный мир. Конечно, он никогда не был особенно хорошим монахом.
– Нет, – сказал он, пытаясь унестись как можно дальше. Но все-таки подпрыгнул, когда бритва коснулась его.
Она не проткнула кожу. Терзатель начал брить его, почти нежно, от шеи до колен, терпеливо и аккуратно. После этого он обмыл кожу Аруна прохладной, чистой водой и протер спиртом, который сильно жег. Все это он проделывал медленно, осторожно и молча.
– Есть ли что-то, в чем ты желаешь мне сознаться, прежде чем я начну?
– Мне не в чем сознаваться. И я все равно убью Трунга для твоего хозяина, если он пожелает. Передай ему.
Палач наконец встретился взглядом с Аруном.
– Моему хозяину ты теперь бесполезен. – Он отступил, положил руки на деревянное колесо, почти как у мельницы, и крутанул.
Наверху со скрежетом разошелся металл, и с низкого потолка опустились четыре железные стержня. К ним крепились решетчатые, как в тюремной клетке, крыша и боковины, которые вскоре накрыли Аруна железом. Только его руки над головой торчали наружу. Мучитель схватил их и отвязал веревку, просунув руки Аруна в две прорези, прежде чем тоже сковать их железом.
Арун мог худо-бедно шевелить руками, но кандалы не давали ему просунуть их через решетку, и его тело было в полной западне. Колесо также отодвинуло панель в крыше, и внутрь хлынул солнечный свет, окутав Аруна утренним теплом.
Терзатель вышел из комнаты и вернулся с чем-то похожим на бамбуковый побег в большом горшке.
Он поместил его на пол – так, что кончик растения оказался в нескольких дюймах от Арунова паха – затем повозился и повернул его под нужным углом, добавляя воду, поглаживая кору и шепча, словно гордый отец.
– Этот сорт способен за один день вырастать на фут или больше. Растение войдет в твое тело и будет прорастать сквозь твою плоть, как сквозь почву. Ты будешь умирать медленно. Если попробуешь сдвинуться или помешать его росту, я удалю твои кисти рук, ступни и глаза, в таком порядке. А после буду удерживать тебя на месте скобами. Завтра я снова задам тебе вопросы моего господина. Уразумел?
Мое тело – ничто. Арун посмотрел вверх, на солнечный свет, чувствуя его тепло, и закрыл глаза, представляя тихую храмовую жизнь. Есть только дух. Он вызвал в памяти уроки своего бывшего учителя. Жаль только, что Арун в них больше не верил.
– Уразумел.
Мордоворот кивнул. Он сел на свое кресло в другом конце комнаты. Вместе они наблюдали за ростом побега.
Бамбуковый стебель коснулся кожи аккурат за причиндалами Аруна, и он чуть не сдвинулся с места. – Задайте мне ваш вопрос еще раз, мастер пыток. – Он ощутил, как пот стекает по его шее и подмышкам. – Я скажу вам правду.
О проекте
О подписке