Допрос и обыск

По свидетельству Абу Хурайры (да будет доволен им Аллах!), который передал слова Посланника Аллаха (да благословит его Аллах и приветствует!): «Никогда не желайте встречи с недругом, но если встретите его, наберитесь терпения».

Приведено у аль-Бухари

Весь остаток оказавшейся не очень веселой новогодней ночи Абдулла искал ответа на забытый интеллигенцией XXI столетия вопрос: «Что делать?» Перво-наперво шариатский судья постановил, что ни одна живая душа не узнает от него о случившемся до тех пор, пока он сам во всем не разберется.

Абдулла прекрасно понимал, что ему нужно как можно скорее встретиться с Кузиным. Другое дело – Баум. Что делать с ним, Абдулла не знал. Формально он должен был задержать профессора, едва только тот упомянул о своем участии в похищении рукописи. Более того, в соответствии с шариатом, личного признания человека было вполне достаточно, чтобы вынести в отношении него приговор, – при условии, что такое признание не было сделано под принуждением.

Но чего он добьется, задержав Баума? Только спугнет настоящих похитителей, воспользовавшихся беспечностью ученого. Хотя бы поэтому стоило оставить профессора на свободе. Первым, кто узнает о его задержании, будет Кузин, и только Аллаху известно, что он может натворить. Баум утверждает, что Кузин чуть ли не святой. Но можно ли верить этому несчастному, наивному человеку? Кроме того, если признания Баума вполне достаточно, чтобы вынести в отношении него обвинительный приговор, то этого же самого признания не хватит для обвинения Кузина. По шариату, для такого рода преступлений требуется свидетельство двух дееспособных мужчин или четырех женщин. А где их взять? В лучшем случае показания может дать Тамара Петровна, которая, по словам профессора, ничего не знает о похищении, а, стало быть, не является надлежащим свидетелем. Это еще один довод в пользу того, что не стоит спешить с задержанием Баума. Не следует забывать и о том, что Кузин с Баумом не мусульмане, и потому их дело может рассматриваться шариатским судом лишь в исключительных, перечисленных в законе случаях. Можно, конечно, возразить, что объектом преступного посягательства является Коран. Но в таком случае похищение рукописи нельзя квалифицировать как кражу в том смысле, в котором это понимается мусульманским правом, – со всеми вытекающими отсюда последствиями. По шариату, для того чтобы признать похищение вещи кражей^[13], необходимо, чтобы похищенная вещь обладала определенной стоимостью – не менее установленной в законе суммы, и находилась в момент похищения в том месте, где такого рода вещам свойственно находиться.

Со вторым все понятно. Где храниться книге, как не в библиотеке? Другое дело – стоимость. Священная Книга по сути своей бесценна, значит, ее похищение не входит в перечень преступлений, относящихся к компетенции шариатского суда. А если учесть, что рукопись, по словам Баума, фактически не является Кораном, то шариат здесь тем более ни при чем. Дело однозначно подлежит передаче светскому суду и должно рассматриваться в рамках традиционной трактовки понятия «кража» российским уголовным законодательством.

Отнести совершенное преступление к компетенции шариатского суда не позволяло и то обстоятельство, что, по шариату, похититель не должен был иметь свободного доступа в то место, откуда он похитил вещь. Иными словами, если вы, дорогой читатель, позвали к себе гостя, а он в благодарность за это украл у вас фамильные драгоценности, данное преступление будет рассматриваться как кража без взлома, и преступник будет подвержен наказанию иному, чем отсечение кисти руки, хотя бы он и заслуживал этого по вашему справедливому мнению.

Закрыв себе вид из окна посредством всей имевшейся у него литературы по мусульманскому праву, Абдулла пытался отыскать малейшую зацепочку, которая позволила бы ему заниматься этим делом. Но чем больше он изучал совершенное преступление со всех сторон, тем больше понимал, что дело о похищенной рукописи никоим образом не может быть подведомственно шариатскому суду.

В любом другом случае он передал бы находящееся вне его компетенции дело следователю или в обычный федеральный суд. В любом другом случае, но только не в этом! Речь шла не просто о похищении старинного экземпляра Корана – был похищен Коран с текстом, отличным от существующего. (Все существо Абдуллы противилось тому, чтобы именовать похищенную рукопись Кораном, но придуманный деликатным Баумом термин «коранический текст» звучал, по мнению Абдуллы, еще более двусмысленно.)

Попади такая рукопись в руки мусульманским фанатикам или врагам ислама – результат в обоих случаях непредсказуем. Разве может он, Абдулла, оставаться в стороне? Пусть по закону он не имеет права заниматься этим делом, он все равно должен участвовать в поиске рукописи, как и любой другой мусульманин на его месте. Над исламом нависла угроза, и ни один правоверный в такой ситуации не должен оставаться в стороне. Устранив себя от защиты одной из главнейших мусульманских ценностей – веры, Абдулла совершил бы еще большее преступление, чем нарушение подведомственности и подсудности. При коллизии светского и Божественного законов приоритет должен отдаваться последнему, тем более что это нисколько не противоречит Конституции, провозгласившей веру важнейшей ценностью общества и фундаментом правового государства (статья 14, пункт 1).

А потому необходимо ехать, бежать, нестись со всех ног к Кузину, пока тот не успел что-нибудь натворить!

Поспешно одевшись в прихожей и разом попрощавшись со всеми тремя женами, Абдулла вприпрыжку побежал к лифту. Только на улице его настигла простая, как лысина Баума, мысль: с какой стати Кузин должен пустить его к себе и тем более возвращать похищенное? Необходим документ, постановление суда о проведении обыска. Значит, частным лицом ему побыть не удастся!

Абдулла также вспомнил, что проведение обыска не входит в его служебные обязанности. Этим должна заниматься милиция, в крайнем случае, – судебный исполнитель с санкции шариатского судьи, но никак не сам судья. Только где этого судебного исполнителя взять? Аллаху 'азым! Время-то какое неудачное: два дня праздников. Абдулла набрал по мобильнику телефон Н-ского шариатского суда.

В трубке бодрым голосом отозвался вахтер Михалыч. Поймав машину, счастливый Абдулла помчался в суд.

– Что это вам, уважаемый Абдулла Петрович, не отдыхается? – приветствовал Абдуллу бодрый Михалыч. – Погода-то какая замечательная. На лыжках бы покатались.

По радио передавали навязший в ушах хит «Сизый голубь улетает в Заполярье» в исполнении Эвенкийского национального оркестра имени Любавушкина под руководством Кирилла Ихуэсэ.

– Не до лыжек сейчас, Михалыч, – с улыбкой героя, для которого слава и смерть – одного поля ягоды, ответил Абдулла.

– Как Новый год встретили? – размеренно продолжал беседу Михалыч, неторопливо снимая с гвоздика на старомодной деревянной доске ключ.

– Неплохо, – поспешно ответил Абдулла. – Скорее, уважаемый, скорее.

– Тише едешь – дальше будешь, Абдулла Петрович, – мудро посоветовал Михалыч.

Абдулла ничего не ответил беззаботному вахтеру.

Войдя в свой кабинет, он схватил чистый бланк постановления о проведении обыска и засунул его в принтер. Через несколько минут документ с печатью и соответствующей подписью был готов. Еще столько же занял поиск адреса Кузина в компьютере. Оставалось придумать что-нибудь с судебным исполнителем. Абдулла не хотел впутывать в дело лишних людей – слишком серьезны последствия утечки информации. Но ведь не может же он идти один!

Перебирая в памяти всех сотрудников суда, Абдулла не мог не вспомнить о Саиде. Недалек, но исполнителен, кажется, умеет держать язык за зубами. К тому же он обязан Абдулле тем, что не лишился работы.

«В любом случае, выбирать не приходится», – продолжал размышлять Абдулла и сам не заметил, как набрал номер Саида.

Не вдаваясь в подробности, Абдулла в приказном порядке потребовал от исполнителя наказаний в соответствии с шариатом прибыть в суд в течение получаса.

Абдулла не видел Саида больше двух месяцев. Наказание за избиение Бабаханова оказалось слишком тяжелым даже для такого крепыша, как Саид. Он слег в больницу, а последние две недели находился дома в вынужденном отпуске – вплоть до полного выздоровления. Бабаханов тоже оклемался и теперь даже пива в рот не брал, по крайней мере, в публичных местах его никто пьяным не видел.

В ожидании Саида Абдулла, не имевший до этого никакого опыта ведения следствия, прикинул на бумажке примерный план своих будущих действий.

Как быть с Кузиным? Предъявить ему постановление или попытаться вначале поговорить по-хорошему? Всякое бывает. Вдруг он возьмет, да и выдаст рукопись без лишних препирательств. Ну, а потом что? Что, если у Кузина не окажется рукописи? Что, если вообще не было ни самого похищения, ни, тем более, полумифического текста? Слишком уж неправдоподобно звучал рассказ Баума. Мысль о нереальности истории, рассказанной профессором, подняла Абдулле настроение, но меньше чем через минуту по известному закону, которому подвержены не только тела, но и человеческие мысли, Абдулла вернулся на землю.

Зачем профессору понадобилось караулить его, Абдуллу, в новогоднюю ночь, чтобы потом почти пять часов обстоятельно излагать историю похищения какой-то рукописи? Какие цели он преследовал? Насолить более удачливому коллеге? Вряд ли. Ревность? Не похоже. В любом случае, новогодняя ночь – не самое удачное время для подобных поступков. Один день в такой ситуации ничего не решает. Баум мог прийти сегодня, даже завтра, но он пришел вчера и очень волновался. Это было видно невооруженным глазом. Едва ли Баум способен разыграть такой спектакль. Значит, дело и впрямь серьезное и ехать к Кузину надо в любом случае.

Абдулла был из той исчезающей породы людей, у которых способность к аналитическому восприятию мира удачно сочетается с даром действовать решительно и смело, не опасаясь неизбежных трудностей. Подобно многоопытной черепахе, оглядывающейся по сторонам, прежде чем высунуть голову из панциря на несколько миллиметров, Абдулла обдумывал каждый свой шаг, после чего с завидной отвагой летел навстречу опасности.

Увлеченный размышлениями, Абдулла не сразу заметил, как в кабинет, слегка прихрамывая, вошел Саид. За время болезни он еще больше располнел. По-видимому, сказывался неподвижный образ жизни. Саид решил отпустить бороду. Рыжего цвета, она забавно гармонировала с абсолютно лысой головой исполнителя наказаний в соответствии с шариатом.

– Ас-салям 'алейкум ва рахмат Аллахи ва баракатух^[14], уважаемый Абдулла Петрович, – несмотря на болезнь, Саид не растерял своей улыбчивости.

– Ва 'алейкум ас-салям, Саид, – приветствовал его Абдулла. – Извиняюсь, что оторвал вас от заслуженного отдыха.

При слове «заслуженный» Саид недовольно поморщился, живо вспомнив удары, которые ему наносил его коллега, командированный из К-ского шариатского суда.

– Саид, – неторопливо начал Абдулла, – мне нужна ваша помощь в довольно непростом деле. Я не имею права вас принуждать, поэтому если вы не хотите, вы можете сейчас же быть свободным.

– А в чем состоит это дело? – с опаской поинтересовался Саид.

– Речь идет о краже, – при этих словах Абдулла нахмурился. – Очень серьезной краже. Это все, что я пока могу вам сообщить. Так что вам придется на время убрать ковер своего нетерпения в сундук ожидания.

– Хорошо это вы сказали… про сундук, – Саид вновь подарил Абдулле свою солнечную улыбку.

– Это не я сказал, а Ходжа Насреддин, – пояснил Абдулла.

– А-а, – протянул Саид.

– Так вы согласны помочь мне? Еще раз повторяю: дело сугубо добровольное, – пристально поглядев в глаза Саиду, напомнил Абдулла.

– Да, – неожиданно для Абдуллы быстро и уверенно ответил Саид.

– Спасибо, – Абдулла с признательностью пожал Саиду руку. – Тогда срочно наденьте форму судебного исполнителя. Сегодня вам придется поработать в этой должности.

Счастливый Саид побежал натягивать форму, и через десять минут, совершив намаз, он и Абдулла вышли из здания суда с серьезными непроницаемыми лицами.

Всю дорогу они ехали молча: Абдулла обдумывал предстоявшую беседу с Кузиным, а Саид тихо дремал, уткнувшись широким морщинистым лбом в стекло.