Глава 2

Громкий голос Валиора был слышен еще с крыльца. Но когда Безымянный дернул дверь и вошел, мгновенно стало тихо. Валиор, стоявший у стола и опиравшийся о его край обеими руками, словно его не держали ноги, повернулся к приемному сыну, да так и застыл, сверля его тяжелым взглядом.

Безымянный подумал, что с Валиором в последнее время творится что-то странное. Понятно, отчего он разозлился, когда полагал, что его средний сын сбежал из дома. Но почему он взъелся, увидев того рядом с сэром Иремом? И почему так мрачно смотрит сейчас?

Приемыш отвел взгляд, чтобы его вид не показался Валиору вызывающим, и только теперь заметил то, что должен был увидеть с самого начала. Фила сидела за столом, подперев голову руками, и даже в полумраке было видно, что ее глаза опухли и покраснели так, как будто бы она недавно плакала. Хотя какое там «недавно»!.. Приглядевшись, Безымянный обнаружил, что по щеке его приемной матери медленно ползет слеза.

– Что случи… – начал он и сразу же осекся. Ну конечно! Она плачет, потому что Вали забирают в крепость Четырех дубов.

– Мама, не надо… с ним все будет хорошо, – пробормотал он, подойдя к Филе и порывисто обняв ее за плечи. Ему было очень стыдно. Как он мог забыть о ней, когда шатался по лесу и болтал с Вали у ворот… да еще завидовал ему, совсем забыв, каким ударом должен стать его отъезд для остальной семьи. До сих пор он никогда не видел Филу плачущей и сейчас чувствовал себя совершенно беспомощным, не зная, как ее утешить. Все приходившие на ум слова казались Безымянному тяжеловесными и неуклюжими. Возможно, потому, что сам он, хоть убей, не мог воспринимать случившееся с Вали, как трагедию.

– Мам, ну не плачь. Он же все время будет в Энмерри, а это совсем рядом. Ты сможешь навещать его, когда захочешь… А потом он сам вернется, ты и оглянуться не успеешь! Это же всего шесть лет.

Тут Безымянный покривил душой, поскольку для него «шесть лет» – это был огромный срок. Но он часто замечал, что взрослые иначе смотрят на такие вещи.

– А если вдруг война?.. – пробормотала Фила, запинаясь. – Тогда их перебросят на границу. И его наверняка у-у…убьют!

И она зарыдала еще горше.

Безымянный был немного озадачен. До сих пор никто даже не заикался об очередной войне. Сколько приемыш себя помнил, кроме мелких стычек где-то на границе, о которых Валиор любил порассуждать за кружкой пива в Белой балке, не происходило ничего серьезного. И даже если бы война вдруг началась, кому пришло бы в голову использовать в ней энмеррийские отряды? Ведь имперские границы – это где-то очень далеко, гораздо дальше, чем Калария и Тар. Так почему же Фила думает, что Вали что-то может угрожать?..

Приемыш бы, наверное, не удержался и задал этот вопрос, если бы до сих пор молчавший Валиор неожиданно не встрял в беседу.

– Я же тебе говорил, что это плохо кончится!.. Я говорил, что от него одни несчастья!

Фила громко всхлипнула и почему-то притянула Безымянного к себе.

– Пожалуйста, не начинай опять сначала… Ну при чем тут это!

– Да при том! Я говорю тебе, это тот самый человек. Только куда уж тебе понять, что происходит. Сидишь тут и кудахчешь, как глупая курица. А толку-то?.. Ты бы еще к нему сходила, перед ним поплакала! Может быть, он вернет нам сына!..

Голос у Валиора оборвался. Впервые на памяти Безымянного он разговаривал с женой так грубо. Все еще обнимавший приемную мать Безымянный сердито сверкнул на него глазами, и это, наверное, стало последней каплей. Валиор совершенно потерял остатки самообладания.

– Да что ты так вцепилась в этого ублюдка? – рявкнул он. – Уж его-то у тебя никто не отберет!

– Не называй… – начала Фила возмущенно, но Валиор ощерился.

– Это мой дом, и здесь никто не станет мне указывать, что говорить!

– Нет, станет! Хватит на нее кричать! – неожиданно для самого себя заорал Безымянный, сбросив руку Филы со своего плеча. Валиор стоял совсем близко к нему, и в тот момент, когда приемный сын, сжав кулаки, встал между ним и Филой, он, недолго думая, влепил тому тяжелую затрещину. Приемыш налетел на стол и, от неожиданности не удержавшись на ногах, упал на четвереньки. Наблюдавшие за этой сценой близнецы дружно разревелись от страха.

Безымянный был оглушен ударом и почти не почувствовал боли, а в следующую секунду ему стало не до того, чтобы прислушиваться к своим ощущениям, потому что Валиор нагнулся, сгреб его за шиворот и рывком поставил на ноги.

– Это ты во всем виноват, – прошипел он, встряхнув мальчика, как яблоню в день сбора урожая. – Я сразу понял, что он здесь из-за тебя! И он, и они все… Если б я только знал, чем это кончится, никогда бы не согласился взять тебя к себе. Гаденыш, выродок проклятый!

«Да он просто спятил! – думал Безымянный, чувствуя, что его ноги почти не касаются земли. – Узнал, что Вали забирают, и рехнулся…»

Злость уже прошла, и сейчас ему было просто страшно. Чего можно ожидать от Валиора, потерявшего рассудок, он не знал и совершенно не стремился это выяснить.

– Прекратите! – слабым голосом сказала Фила, с ужасом глядя на мужа и сына.

К счастью, Валиор ее послушался. Он отпустил рубашку Безымянного и выпрямился, тяжело дыша. Потом уже куда спокойнее сказал:

– Иди-ка спать. И не вздумай завтра с утра пораньше снова куда-нибудь смыться. Хватит! Ты уже достаточно бездельничал. Пора приставить тебя к делу. Завтра я решу, куда тебя девать.

Та сторона лица приемыша, куда пришелся удар Валиора, до сих пор горела, как обваренная. Безымянный избегал смотреть на своего приемного отца, чтобы его взгляд не выдал переполнявшего его негодования.

«Завтра он решит! – передразнил он Валиора мысленно. – Посмотрим, как тебе это удастся… потому что завтра меня здесь не будет.»

Он и сам не понял, как случайная запальчивая мысль мало-помалу безраздельно завладела его воображением. Свою роль в этом сыграла и короткая беседа с Иремом, и зависть к Вали, и, конечно же, обида на приемного отца.

Какое-то время Безымянный притворялся спящим, выжидая, пока взрослые улягутся. Близнецы, отправленные спать одновременно с ним, возились на их общей постели, перетягивая одеяло и толкая Безымянного, занимавшего самый край грубо сколоченного лежака. В любой другой день он шикнул бы на них, но сейчас приемыш опасался, что после всех событий этого вечера они, чего доброго, расхнычутся вместо того, чтобы угомониться и заснуть. Единственная в хижине кровать, на которой спали Валиор и Фила, стояла у стены и при необходимости отгораживалась занавеской. Приемыш почти час лежал с открытыми глазами и прислушивался. Наконец, Валиор всхрапнул, перевернувшись на спину, и мальчик понял, что все в доме спят. Можно было приступать к осуществлению своего замысла.

От этой мысли Безымянного обдало холодом, и ему даже показалось, что лучше всего будет забыть эту глупую идею о побеге. Куда ему, собственно, идти? Здесь мама, близнецы, здесь лес, знакомый как свои пять пальцев… И даже вредные соседи показались не такими уж противными, когда он представил, что сейчас ему придется встать и выйти в темноту и неизвестность.

До встречи с Иремом он бы, наверное, остался. Но теперь приемыш чувствовал себя, как щепка, пущенная по течению ручья – его неудержимо влекло в сторону чужих и незнакомых берегов. И сопротивляться этому неумолимому течению Безымянный не только не хотел, но и не мог: он твердо знал, что если смалодушничает и останется сегодня – завтра все равно уйдет. К тому же Валиор, вообразивший, что это Безымянный показал отряду чужаков дорогу к их деревне (будто без него не нашли бы!) теперь житья ему не даст…

Приемыш осторожно спустил ноги с лежака и встал. Стараясь не шуметь, забрался на чердак по маленькой скрипучей лесенке. Свечка ему была совершенно не нужна – все нужное он мог найти наощупь. Из кучи хлама были по очереди извлечены дорожная котомка, покоробившаяся фляжка, которой Валиор пользовался еще во время службы в крепости, и старые сапожки, из которых вырос Вали. Босиком далеко не уйдешь – уж лучше обувь на три пальца больше нужного размера.

Запасной одежды у приемыша не было. Только рубашка, отложенная Филой для стирки и лежавшая теперь в корзине прямо возле изголовья. Лезть туда Безымянный не решился, но зато прихватил со стола несколько яблок, кусок сыра и обрезки ветчины. Он взял бы больше, но решил, что напоследок обокрасть приемную семью будет намного хуже, чем денек поголодать в дороге. А потом он купит все, что пожелает. Денег у него теперь так много, что не сразу и представишь, на что их потратить.

Поразмыслив, он взял гребень, который входил в приданое Филы и которым она чуть не каждый день расчесывала волосы приемыша и близнецов (Вали обычно удавалось отвертеться); снял с шеи кожаный шнурок с собственноручно вырезанным талисманом, намотал его на гребень и оставил на столе. Пусть мама знает, что он думал о ней, перед тем как уйти. Кто знает, может быть, однажды он опять придет сюда… в таком же темно-синем рыцарском плаще, какой носили Ирем и Эрлано. Или хотя бы в куртке стражника из Энмерри, но в любом случае – с мечом на поясе. Когда у него будет меч, он сможет постоять и за себя, и за других, и никогда не станет отводить глаза, когда неподалеку обижают слабого или творят какое-нибудь непотребство.

Безымянный тихо выскользнул из дома, сунул ноги в сапоги и крепко затянул завязки, прислонившись к косяку. Теперь – забрать из леса деньги и выйти к Старой дороге, только непременно обойти болота по дуге, не подходя к ним даже на полстае.

Несмотря на поздний час, окна дома старосты Каренна были ярко освещены. Часть приезжих, в том числе лорд Ирем и его оруженосец, расположились на ночлег у старосты, другие завернули к Суру. Староста, которому пришлось кормить эту ораву, да еще мириться с тем, что три из пяти комнат заняты гостями, проклинал в душе тот день и час, когда отстроил новый дом на зависть всем соседям. Последние два года сам Каренн и его домочадцы наслаждались тем, как смотрится добротный сруб на фоне покосившихся домишек рядом, но теперь зажиточный вид дома обернулся против них: лорд Ирем ни в какую не желал поверить в то, что они живут впроголодь и принимать гостей никак не могут. Хотя, может, новый сруб тут был и не при чем. По виду старосты Каренна, носившего кушак не на поясе, а ниже, под выпиравшим животом, любой бы сразу догадался, что в его семье не бедствуют.

В общем, деревенский голова был сильно не в духе и вышел на крыльцо в надежде выместить на ком-нибудь скопившееся раздражение. Хоть на припозднившемся соседе, хоть на рыжем кобеле, сидевшем на цепи за домом.

Тут-то он и заметил Безымянного, который крайне подозрительно шмыгнул из-за ограды, огибая баню, выстроенную Каренном и Суром вскладчину, благо их конец деревни был поближе к озеру, и можно было, вдоволь насидевшись в жарком и сухом пару, сбегать по плавням прямо в воду.

– А ну-ка стой!.. – гаркнул Каренн, шагнув наперерез приемышу, едва мальчишка поравнялся с их калиткой. – Ты что тут делаешь?

Безымянный, застигнутый врасплох этим внезапным окриком, остановился, холодея при мысли, что дотошный староста вот-вот заметит сапоги и сумку и тогда уж точно догадается, что дело тут нечисто.

– Я спрашиваю, куда это ты собрался среди ночи? – повторил Каренн, не догадываясь о причинах его растерянности, но явно наслаждаясь ею. Точно так же, как, бывало, наслаждался его сын, если ему случайно удавалось загнать Безымянного в угол.

Вспомнив о Катти, приемыш сразу вышел из оцепенения.

– А это я опять бегу из дома! Можете спросить у Каттинара, он вам подтвердит. Он еще вчера по всей деревне раззвонил, что я хочу сбежать в Энмерри.

– Не дерзи, сопляк! – вскипел Каренн, припоминая неприятный разговор, во время которого Валиор высказал ему все, что думал о его младшем сыне, и посоветовал почаще драть наследника. А если у Каренна руки не доходят, то пусть, мол, только скажет – Валиор готов ему помочь.

– А вы не суйте нос не в свое дело! – отрезал Безымянный.

– Что-о?

Приемыш ловко увернулся от руки, потянувшейся схватить его за шиворот, и, отскочив на несколько шагов от старосты, обидно рассмеялся. Вряд ли он решился бы так разговаривать с Каренном, если бы наутро предстояло объясняться с Валиором, но теперь его ничто не останавливало.

Он еще долго слышал за спиной бессильную брань старосты, и губы против воли складывались в улыбку удовлетворения. Если бы Безымянного спросили, что он хотел бы сделать напоследок, то, пожалуй, самой соблазнительной была бы именно возможность в кои-то веки по достоинству ответить старосте Каренну, столько лет изводившему приемыша своими колкостями и придирками. Приятнее было бы только на прощание расквасить нос Катти. Ну что ж, не вышло – так не вышло…

– Что тут у вас за шум? – полюбопытствовал сэр Ирем, выходя за дверь. Он слышал крики старосты и лай цепного пса, и ему даже показалось, что Карену отвечал еще какой-то голос.

Радуясь, что можно хоть кому-нибудь пожаловаться на нахального приемыша, староста рассказал о встрече с Безымянным. К этому он присовокупил собственное мнение о том, что настоящие родители мальчишки – какие-нибудь нищие головорезы, и что он наверняка пойдет по их стопам, если уже сейчас осмеливается в такой неподобающей манере огрызаться на достойных, уважаемых людей.

– Хм!.. – невразумительно ответил рыцарь. Но Каренн не обратил на это внимания, радуясь, что нашел в лице приезжего такого благодарного слушателя – как ни странно, жалобы на наглого мальчишку вызывали в чужаке заметный интерес. Поэтому староста продолжал, все больше распаляясь. По его рассказу выходило, что приемыш постоянно что-нибудь ломает или портит, всем дерзит и лезет в драку со своими сверстниками – словом, сущее несчастье. Ирем слушал и сочувственно кивал, что в темноте вполне сходило за согласие.

Примерно полтора часа спустя Безымянный шагал по Старой дороге, зевая во весь рот и думая, что две бессонных ночи кряду – это уже слишком. Однако следовало отойти подальше от деревни, прежде чем ложиться спать. Кто знает, вдруг Валиору взбредет в голову вернуть его назад? А нет, так на него наткнутся люди из отряда сэра Ирема и рекруты из их деревни. Тоже приятного мало, особенно если вспомнить, как совсем недавно Ирем отказался взять его с собой.

Чтобы не засыпать, приемыш начал думать, как ему теперь назваться. Имя нужно было выбрать поскорее, чтобы подвести черту под своей прошлой жизнью и почувствовать себя по-настоящему свободным. Но увы – имен приемыш знал не так уж много, причем большинство из них принадлежали жителям деревни. Мысленно перебирая их, он понимал, что не хотел бы называться так же, как кто-нибудь из его соседей.

Хесс, Альмар, Каренн… тьфу, не хватало только всю оставшуюся жизнь носить имя этого напыщенного дурака!

А потом в памяти всплыло недавно слышанное имя – Кметрикс. Или Кемрикс?.. Безымянный не был до конца уверен, как оно звучит на самом деле, но, по крайней мере, это имя не носил ни один человек из тех, кого он знал.

«Где же я его услышал?..» – мучился приемыш. После долгих и бесплодных попыток вспомнить, кем был этот Кметрикс, его осенило: это имя называл лорд Ирем прошлой ночью на болоте.

«Может быть, и мне назваться Кметриксом? – подумал Безымянный. – Или нет, пожалуй, это имя длинновато для простолюдина. Его нужно сократить. Пусть будет просто Крикс. А что, неплохо!..»

Безымянный счастливо улыбнулся. Именем, которое ты выбрал сам, можно гордиться даже больше, чем таким, которое тебе когда-то дали, не спросив твоего мнения. Вот он и будет им гордиться – втайне, разумеется. А всем остальным он станет говорить, что это имя подобрали для него родители.

Желание спать становилось все сильнее, и беглец, махнув рукой на все предосторожности, свернул к мелькнувшей за деревьями поляне.

Наскоро соорудив себе постель из лапника и подложив под голову свою котомку, Безымянный растянулся на земле.

«Спокойной ночи, Крикс», – сказал он сам себе, закрыв глаза.

⁂

– Читай прямо отсюда, – палец собеседника уперся в строчку посреди какого-то абзаца.

Император заскользил глазами по трактату, но все тот же человек вмешался:

– Вслух, пожалуйста.

«Какая муха его укусила?» – мысленно вздохнул правитель, но послушался.