Будильник на телефоне вибрировал как сумасшедший, а Домна спросонок едва могла разлепить глаза и сориентироваться. Мебель, заказанная Виталием, всё ещё лежала горой длинных свёртков вдоль восточной стены, перегораживая выход на балкон. Квартира-студия пахла новизной, духами Домны и свежим кофе. Оказывается, Анисия уже суетилась у плиты. Спали они на просторном надувном матрасе, и перед сном долго говорили обо всём подряд, словно желая помянуть добрым словом покойную старшую воспитательницу и, не найдя хороших воспоминаний о Кузяцкой, заменили их словами про любимые вещи.
– Я так благодарна тебе за кофе, – улыбнулась Домна, выходя из ванной. – Вчера я проснулась в шесть утра и размышляла о ссылке в Сибирь. Помнишь, особо опасных преступников ссылали при царе Петре, кажется? У меня холодные батареи, за окном противно так, мокрый туман стелется, – Домна подошла к широкому окну. – Вот и раз. Сегодня тумана ещё больше, как будто все люди одновременно затянулись сигарой и выдохнули.
– Я тоже ненавижу раннее утро. – Согласилась Анисия. – Она сосредоточенно жарила крошечные оладьи.
– Ты добавила в них мой кефир? – Подошла Домна.
– О да. Тебе придётся есть калорийный завтрак. – Засмеялась Анисия.
– Я не против. В вашем садике еда чистый яд. – Скривилась Домна. – Жарь всё, мы их с собой возьмём.
– В саду всё жарят на сливочном масле. И если учитывать, что начальство на продуктах экономит, то слово «масло» заменяем словом «спрэд».
– А что это?
– Маргарин дешёвый.
– Постой, это же и дети едят? – Насторожилась Домна.
Анисия молча выразительно посмотрела ей в глаза. Понятное дело.
Домна решила проглотить свои комментарии. Здесь все глотали свои чувства и изображали, что жизнь идёт своим чередом. Но человеческое тело сконструировано и собрано Богом, тело порой говорит само за себя: губы могут улыбаться, голова может гордо сидеть на плечах, да и плечи распрямить не велика проблема – выражение глаз подделать несоизмеримо труднее. И если, оказавшись рядом с человеком, внимательно посмотреть в его глаза, можно получить честные ответы на очень важные вопросы.
Домне, успевшей уловить общее чувство тоски, нравилось, что Анисии так легко у неё в гостях: вдвоём не слышно пустых комнат. Без Даниэля Домна испытывала болезненную необходимость слышать возле себя суету, чтобы не лезть на стену, выкрикивая его имя. Он так силён, что мог бы вызволить её из этого кошмарного городишки, но есть ли у него желание видеть её снова?
– Твоя мама очень хорошая. Она так просто согласилась забрать Лену. – Проговорила Домна.
– Да, я часто думаю, что вырастив троих дочерей, она могла бы сильно устать от воспитания, – улыбнулась Анисия. – Но баба Ирина просто молодец.
– «Баба» это оскорбление или нет? – Нахмурилась Домна.
– Зависит от интонации. – Развеселилась Анисия, хитро прищуривая васильковые глаза.
– Стоп. Ты сказала у тебя две сестры?
– Да. Старшая и младшая.
– Это невероятная удача. – Задумчиво произнесла Домна. До встречи с Даниэлем она была одна во всех делах. И дружила в школьные годы только с Ладой, которая тоже была единственным ребёнком.
На работу они отправились пешком. Моросил мелкий дождь и путь был неблизким, но свежий воздух приободрил молодых женщин, вся улица, сырая и тихая спросонья была в их распоряжении.
– Ты ещё пожалеешь, что связалась со мной, – прямо сказала Анисия, пользуясь молчаливым безлюдьем вокруг. Шесть тридцать пять утра. Желающих прогуляться в это время в конце октября в сильный туман не нашлось.
– А что мне может угрожать?
– Пару лет назад я на педсовете защищала молодую воспитательницу. Нужно было освободить место и девчонку тупо оклеветали, а Правищева не терпит противодействия, она внесла моё имя в чёрный список. У нас если начальство хочет из кого-нибудь высосать душу, распространяет слушок: «Она у нас тварь. Избила ребёнка. А я, добрая начальница, держу её из жалости, кому ещё такая нужна?». Достаточно напеть эту песню нескольким знакомым или малознакомым родительницам или бабушкам, и хоп! Дело сделано: раз заведующая говорит, значит правда. Она же заведующая. И знаешь, что забавно? Все этому верят! Родителям плевать, что их дети довольны воспитательницей: слово Правищевой закон, люди под гипнозом её чернушной убедительности. Исчезновение Красавицы Осени во время утренника и ругань на педсовете только цветочки. Как только она узнает, что мы с Борисом решили развестись, травить будет по-настоящему.
– У вас такие бешеные условия труда, междоусобицы, крепостного права только не хватает. – Проговорила удивлённая Домна. – Борис это твой муж?
– Да, мы сразу договорились, что у нас будет свободный брак. Так, что если он хочет секса на стороне…
Ни подруг ни родных Анисия не собиралась посвящать в свои семейные дрязги: был, конечно, и мат, и крики, и её отчаянные слёзы, но при желании можно почти всё впихнуть в ёмкое понятие «договорились».
– Не верю своим ушам! – Домна покачала головой. – Я считала тебя такой спартанкой. Такой скрупулёзной и всё такое, а ты согласилась на эту гадость… Прости.
– Нет, ничего.
– Прости, – искренне огорчилась Домна. – Я недавно сбежала от человека, которого до сих пор люблю. Мне бывает ужасно грустно в этой деревне. Я сама виновата, конечно. Ну, не будем обо мне. Обещаю, что буду молчать о твоём секрете, в надежде, что ты не выдашь мой.
– Первые годы мы горели как пламя и не могли оторваться друг от друга, говорили про абсолютное доверие. Клялись во всякой ерунде… – Анисия решила быть к мужу справедливой.
– Кто изменил первым?
– Я.
– Не-е-ет.
– Борис так достал меня с разговорами о величии своей матери, что я назло им обоим записалась на курсы парикмахеров. Там был один барбер, он показывал мастер-класс и рассказывал про лучшие марки ножниц. Мы стали видеться время от времени. Обедали, гуляли по городу. И он поделился, что любя жену, в сексе считает её предсказуемой и это его напрягает. Я рассказывала ему, как занятия любовью видит женщина, он мне рассказывал о мужской стороне вопроса. Мы так увлеклись, что решили попробовать друг с другом ради спортивного интереса. До оргазма дело не дошло, мы поняли, что совершили глупость и расстались. Видимся иногда как приятели.
– И ты конечно сразу призналась.
– Нет, – возразила Анисия. – Борис не знает до сих пор. Но чувства не обманешь. Всё происходящее между нами стало совершенно не то. Мы не смотрим друг на друга с вожделением. Перестали бывать вместе. Мне так нравилось, что меня оставили в покое и можно учиться стричь! Я неимоверно радовалась, а Борис… встретил ЕЁ. Не знаю, кто она, но он просто ослеплён. Скоро бросит меня. Это греет.
– Серьёзно?
– Да, ведь после развода Лена останется со мной. – Пожала плечами Анисия.
– Ну ты и стерва, – с восхищением проговорила Домна.
– А ты вернёшься во Францию?
– В Италию. – Поправила Домна. – Если бы не Даниэль, я бы… нет, до лета я здесь.
Рабочий день всё же наступал тёмным полчищем минут и часов, высокой волной смертельной схватки первого дня войны. Визиты смерти громко напоминают о битве за время для живых.
Совершенно никто не собирался пускать детей на утреннюю зарядку в перепачканный кровью зал.
Правищева употребила старые связи – детский сад не закрыли, но репутация заведующей была подмочена – ни чем-нибудь, смертью. Елена Самуиловна ещё вчера обзвонила сотрудниц и строго настрого приказала им держать язык за зубами. Родители ужасались, сплетничали, но покорно привели детей с утра пораньше. Куда деваться? На местах их работы никто не умер, и скупые будни требовали дань.
Каждого воспитанника Правищева встречала собственной персоной на парадном крыльце, в такие минуты она всегда представляла себя знатной помещицей, оказывающей крепостным крестьянам милость в виде краткого приветствия и снисходительной улыбки. Отёчные глазки блестели азартным огнём. Пока в администрации желают мира и тишины, она, грозная Правищева, будет им необходима в качестве кувалды демократии. Кто здесь кроме неё может угомонить горластые орды доверчивых родителей? Кто тридцать четыре года мастерски держит коллектив в страхе? Кто маскирует железные когти в засохших кровоподтёках внутри пушистых лапок доброй бывалой безобидной растолстевшей старухи?
Её массивное медузообразное тело с миниатюрными стопами, широкими плечами и непропорционально маленькой головой должно было выглядеть символом незыблемого благоденствия детского сада. Правищева с вами! Правищева близка к народу! Правищева будет на вашей стороне, на кого бы из воспитателей вы ни пожаловались! Любите Правищеву и она во всём вас поддержит. Потому что аксиома власти говорит о численном превосходстве родителей над воспитателями. А Правищева хороший политик, её место на стороне большинства. «Доброе утро, моё любимое, моё доверчивое большинство. Я буду оберегать ваших малюток точно так, как вы в своих сплетнях оберегаете моё доброе имя. Идите же ко мне, я ваш друг. Старуха Правищева поддержит вас в трудную минуту».
О проекте
О подписке