Глава 6

Дальше все превратилось в кромешный ад. Меня выволокли из постоялого двора и потащили в темный переулок между соседними домами, потом по размытой улице в самый дальний конец деревни. Я сначала думала, что они собираться запереть меня в пугающе-мрачном каменном доме, похожим на темницу, но вместо этого похитители направились в обход, перелезли через ветхий забор, передавая меня из рук в руки, как не очень ценный трофей, а потом и вовсе свернули к стене, огораживающей поселение.

– Живее давай! – меня встряхнули, как куклу. – Шевелись.

Я не шевелилась. Наоборот, всячески им мешала, то начиная вырываться, то обмякая в чужих лапах и превращаясь в тяжелую и очень неудобную ношу.

– Открывай проход! – скомандовал верзила, перекидывая меня с плеча на плечо.

Второй тут же бросился к стене, между двух внушительных бревен нащупал веревку и потянут на нее, распахивая низкую, совершенно не приметную со стороны калитку.

Так мы оказались за стенами поселения.

– Зараза какая! – пыхтел стражник, когда я умудрилась ухватить за веревку и со всей мочи хлопнуть калиткой.

К сожалению, звук потонул в раскате грома.

– Отцепись! – он сжал мне пальцы так сильно, что из глаз посыпались звезды, и вырвал веревочный конец. – Все, давай дальше!

Меня снова потащили. В этот раз через дорогу к низкому пролеску. Под вспышками молнии в просветы между листвой я видела, как неотвратимо удаляются стены из частокола.

Где-то там остался Рэй, и он не знает, что со мной произошло.

Так страшно мне не было, даже когда столкнулась с разбойниками посреди пустынной дороги.

Вырваться из цепких лап я не могла и сделала единственно, что было в моих силах – постаралась запомнить дорогу. Ориентиры в темноте смешивались, поэтому приходилось полагаться больше на ощущения, чем не глаза. Прямо, сквозь кусты, мимо елки, больно хлестнувшей по щеке. Вниз по склону, направо мимо родника. Резкий запах клоповника. Вверх, по каменистой дороге, поворот, снова елки.

Очередная вспышка молнии выхватила из темноты силуэт неказистой избушки. Меня заволокли внутрь и толкнули на деревянную лавку.

– Сиди здесь с ней! – приказал верзила, зажигая маленькую лампу. – Я обратно. Надо посмотреть, что там солдат делает. Может, его уже сожрали.

– А не проще было его просто по-тихому прирезать? – проворчал стражник, скидывая с себя насквозь промокший плащ.

– Кого? Императорского солдата? Чтобы на его поиски налетели дознаватели?

– Да кому он нужен?!

– Хочешь проверить?

Стражник недовольно сплюнул на пол.

– Откинется сам – хорошо. Так и скажем – выжлы напали, а с нас взятки гладки. А нет – ну пусть валит на все четыре стороны. Так что сиди тут. Сторожи эту, – мужчина кивнул на меня, как на предмет мебели, – лапы не распускай! Узнаю, что притронулся – руки с корнем вырву! Понял?

– Да понял, вали уже!

Верзила ушел, оставив меня наедине с подлым охранником.

– Ну что, красивая, личико-то покажи, а то не успел рассмотреть… – он подошел ко мне, бесцеремонно ухватил за подбородок, вынуждая поднять голову.

Я дернулась, пытаясь вырваться, а когда не вышло, вперилась в него взглядом, полным ненависти.

– О какая! С норовом. Ничего. У нас тут мигом перевоспитаешься. Знаешь, какие были характерные? Огонь просто. Посидели пару дней в яме без еды – и все, как шелковые стали… Жаль, что кончились…

Я не хотела знать, что стало с бедными женщинами, вряд ли эти сведения помогут обрести спокойствие духа, хорошее настроение и прежнюю веру в людей.

– Жаль, обещал тебя не трогать, – он с сомнением смотрел на шнуровку на груди, – хм, может, по-быстрому? Я буду нежным, а ты никому не скажешь?

Я замычала, очень жалея, что рот заткнут. Мне было что сказать этому «милому» человеку.

– Скажешь, – разочарованно протянут он, – по глазам вижу, что проболтаешься. А зря. Я бы не обидел…

Снова протестующе замычала.

– Ну и дура, – бросил зло и отошел к умывальнику. Взял жестяной ковш, снял кружку с ведра, – черт. Вода кончилась. Сиди тихо, сейчас принесу.

Мой тюремщик взял ведро и направился к выходу, ничуть не сомневаясь в том, что буду сидеть тихо-мирно и ждать его возвращения. Я проводила его злым взглядом и, едва захлопнулась дверь, принялась ковырять веревки.

Узлы были какими-то хитрыми и очень прочными. Мне не удавалось ослабить их ни на миллиметр, сколько бы ни дергала. Осознав, что попросту теряю время, я бросила это бесполезное занятие и принялась осматриваться в поисках того, что могло помочь. В углу топор – хорошее оружие, но до него еще добраться надо, что со спутанными руками и ногами не так-то просто. Тесак на полке – тоже далеко. Что-нибудь бы поближе…

Ножницы! Ржавые, здоровенные, как садовый секатор, с кривыми кольцами-ручками. Валяются под покосившимся столом. Если доползу и смогу перепилить веревки…

Я бросила быстрый взгляд на дверь, скатилась с лавочки на пол и поползла, проклиная верёвки, которые больно впивались в кожу, платье, которое замедляло движения, и вообще весь этот мир. Почему меня занесло именно сюда?! Неужели нет мест поприятнее?!

К счастью, мужик не спешил. Поэтому мне удалось добраться до стола и начать пилить путы на руках. Кромка ножниц была совсем ржавая, истертая посередине и безнадежно тупая. Мне приходилось давить изо всех сил, чтобы прорезать волокна. Они пушились, нехотя поддавались, рвались. Но очень медленно.

Когда с улицы сквозь дождь послышались шаги и скрип ведерной ручки, я чуть не завизжала от отчаяния. Веревка еще и наполовину не была разрезана.

Уже понимая, что безнадёжно опаздываю, я начала с остервенением дергать руками, царапая кожу на запястьях. Пожалуйста. Пожалуйста! Пожалуйста!

Внезапно снаружи раздался грохот падающего ведра, звук борьбы и крик:

– Ах ты, скотина!

Рэй! Он нашел меня!

Снова борьба, хрип, ругань и, наконец, все затихло. Я уткнулась лбом в деревянный пол и чуть не зарыдала от облегчения.

***

– Рэй! – промычала сквозь кляп, и снова гроза погасила мой сдавленный голос. Да что ты будешь делать! – Рэй!

Бесполезно. Не докричишься. Ладно, сейчас сам появится и в очередной раз спасет несчастную попаданку.

Однако время шло, а в дом так никто и не входил.

Сначала я думала, что он занимается похитителем: связывает, прячет где-нибудь в кустах вялое тело. Затем всполошилась – а вдруг это его связывают? А потом… потом я услышала странный звук, очень похожий на жадное чавканье голодного животного.

– Р… – чуть не закричала, но в последний момент осеклась.

Внутренний голос настойчиво твердил: молчи, дура, молчи.

Меня затрясло, забило крупной дрожью, по спине липкими щупальцами прошелся ужас. Глубинный, пробирающий до самых костей, такой, что хочется забыть обо всем и бежать сломя голову, не разбирая дороги.

В чувство меня привел очередной раскат грома. Треснуло над самым домишкой, так что окна затряслись.

Я вздрогнула, выныривая из паники, зажмурилась крепко-крепко, собирая воедино остатки здравого смысла и самообладания. Нельзя сдаваться. Никак нельзя.

Переводя запуганный взгляд то на дверь, то на ножницы, принялась снова пилить веревки. От усердия на лбу выступил пот. Дышать едва получалось, сердце трепетало так, что его бой сливался в сплошной гул.

Когда с легким щелчком треснуло последнее волокно веревки, у меня из глаз покатились слезы облегчения. Несколькими осторожными движениями я размяла затекшие запястья, восстанавливая потерянную чувствительность. Сорвала кляп, облизала саднящие губы и тихо выдохнула, сдерживая всхлип.

Оставалась веревка, стягивающая ноги. Я, наконец, могла до нее дотянуться и попробовать развязать, но, увы, и на ней был такой узел, что пальцы обломаешь, пытаясь распутать. Тогда я взяла ножницы, с трудом приноровила их к плотно затянутым путам и со всей мочи нажала на тугие ручки.

Раздался металлический скрежет. Настолько громкий и пронзительный, что чавканье на улице затихло.

Мамочка моя…

Я начала истерично дергать надрезанную веревку, а на крыльце уже раздавались неровные шаркающие шаги.

Руки тряслись все сильнее, в ушах нарастал шум. Казалось, еще мгновение – и я просто свалюсь на пол в глубоком обмороке или начну смеяться, как сумасшедшая. Эта ночь точно добавит мне много седых волос… если я ее переживу.

А-а-а-а, давай же! Давай!

Я билась, как бешенная, царапала, не жалея ногтей, и веревка поддавалась, но очень медленно, а на пороге уже маячила страшная тень.

Когда в избушку боком протиснулся человек, я замерла, уставившись на него во все глаза. Вернее, на нее.

Это была женщина. В грязном рваном платье, с всклокоченным колтуном на голове, неестественно скрюченными пальцами и кожей такого странного цвета, что не встретишь у здоровых людей – бледная, с зеленоватым отливом.

Она стояла ко мне спиной, шумно втягивая воздух и по-птичьи отрывисто наклоняя голову, то на один бок, то на другой. Не сводя с нее напряженного взгляда, я тихо взяла с пола ножницы. Перехватила их поудобнее правой рукой, левой – продолжила растягивать веревку на лодыжках. Оставалось совсем чуть-чуть.

Выжла – а в том, что это именно она, сомнений не было – покачнулась из стороны в сторону и начала оборачиваться.

Теперь я могла рассмотреть не только ее перекошенную спину, но и впалую грудь, выглядывающую сквозь прореху в платье, шею с натянутыми жилами, будто подведенными темной краской, опущенный подбородок, с которого капала… кровь.

И глаза. Болотисто-зеленого цвета, мутные, блеклые, без зрачка.

Ее пустой взгляд остановился на мне. Она замерла, словно пытаясь понять, кто перед ней, снова жадно втянула воздух ввалившимися ноздрями и с утробным рычанием двинулась на меня, а я не могла вскочить и убежать, потому что ноги все еще были связаны.

Я дернула из последних сил, едва сдерживая мучительный хрип. Чудовище приближалось.

Рванула еще раз, задыхаясь от отчаяния.

Глаза болотного цвета все ближе.

Еще рывок. Веревка не выдерживает, рвется, отлетая в сторону, а выжла бросается на меня, целясь прямо в лицо. Я едва успеваю выставить перед собой ножницы. Они с мерзким звуком входят ей под ребра. Тут же раздается стон, визг, рычание – все это одновременно, отзываясь миллионами мурашек по спине.

Я оттолкнула ее в сторону и вскочила на ноги, с трудом увернувшись от скрюченных пальцев. Она не умерла, не потеряла сознание, а продолжала шипеть и двигаться. Я не увидела ни капли крови, только вокруг ножниц, торчащих в ее теле, расползалось бурое пятно. В доме запахло чем-то отвратительно-горьким.

Не дожидаясь, пока выжла поднимется, я метнулась к стене, сорвала с крюка топорик, потом прихватила со стола лампу и бросилась прочь из дома.

– Твою мать! – пропищала, оказавшись на улице.

Возле крыльца лежал один из моих похитителей. Вернее, то, что от него осталось. А над ним, жадно чавкая и рыча друг на друга, копошились еще три выжлы. При моем появлении они вскинулись, поднимая окровавленные морды, и зарычали еще громче.

У меня от ужаса ноги к земли приросли. Я не хочу… чтобы меня… вот так… жрали!

Две выжлы снова склонились над трупом, не желая прерывать трапезу, а третья начала подниматься.