7. Друг человека

Азора выбрали для пограничной службы за его дружелюбный нрав и отменное обоняние. Выбрали ещё до того, как он родился.

Его мать, Альма – сторожевая немецкая овчарка, прославившаяся тем, что в течение одного часа обнаружила в аэропорту несколько тайников с взрывчаткой и спасла жизни сотням пассажиров, передала сыну лучшие гены.

Кинолог-инструктор Семён Боярчук, взявший на воспитание отпрыска Альмы, любил повторять: «Моя кровинка». Хотя «кровинка», конечно, к нему никакого отношения не имела.

Азор почти не помнил матери. В тот день, когда он открыл глаза и увидел своего хозяина, в нём родилось и никогда не покидало его вполне определённое чувство: «Вот этот лысый усатый человек с мягким брюшком, в которое так весело тыкаться носом, и есть тот, за кем мне идти всю жизнь. Идти, усердно виляя хвостом и делая то, что велят. Если нужно, лизать руки и отбирать палку или делать какие-нибудь другие глупости, вроде обнюхивания сумок и чемоданов».

Тренировки Азора начинались с раннего утра. Он мог по восемь часов проводить на площадке: прыгать через барьеры, совать нос в деревянные прорези, обнюхивать обувь и колёса автобусов, кусать неуклюжего человека в мягком костюме, взбираться по высоким лестницам и спускаться вниз.

От стальных ступеней в конце дня болели лапы. Но отказать своему хозяину пёс не мог. Тот был для него солнцем и луной. Прекрасным усатым созданием, пахнущим сладким потом и табаком. Даже полная миска корма не стоила похвалы Семёна Боярчука, его ласкового почёсывания за ухом.

Да и жизнь по строгому расписанию Азору нравилась. Нравилось построение, когда все остальные собаки выходили из вольеров, становясь возле своих хозяев. Нравились голоса людей, тысячи запахов в зале ожидания, из которых он умел выкристаллизовать нужный. Нравился рёв взлетающих самолётов, с детства будивших в нём трепет и уважение.

Первые шесть лет службы пролетели для него быстро. Азор окреп, заматерел, отлично знал своё дело и поглядывал на новичков с лёгким пренебрежением. Ночью он, бывало, поскуливал, тоскуя по хозяину. Но это, пожалуй, было единственным горем в его недолгой собачьей жизни – до того дня, как запахи людей вокруг не переменились.

Это случилось в обычный день, когда у хозяина пикнул прибор на поясе, вызывая их на вполне будничный осмотр багажа.

Азор вышел из вольера, наклонил голову, позволяя прицепить к ошейнику поводок, и пошёл рядом с человеком, чуть касаясь боком его ноги – на небольшом расстоянии, как и требовалось во время тренировок.

Хозяин, похоже, был не в настроении, от него пахло потом ещё сильнее, чем раньше. И в этом запахе чувствовалась какая-то новая примесь. Так пахли люди, которые волновались и собирались сделать кому-то плохо. Запах возбуждения, запах опасности.

Кто-кто, а Азор отлично различал этот запах. Ведь его с детства натаскивали на то, чтобы замечать таких людей в толпе. Он тихонько заскулил и поднял на хозяина глаза, но тот не обратил на него внимания.

Не ускользнуло от чуткого нюха пса и то, что собаки в вольерах и их тренеры теперь пахли иначе. От них исходил кислый, резиновый запах утомления, который обычно люди и животные источали после длительных тренировок. Проблема в том, что они пахли так уже в начале дня.

На учебных площадках лабрадоры проваливали задание за заданием, просили еды и отвлекались на других собак. Овчарки отказывались брать барьер и подниматься по лестницам. Инструкторов, командовавших ими, будто кто-то подменил. Они легко срывались и наказывали животных, путали команды и постоянно уходили на перекур.

В закрытом пункте наблюдения, ведущем в зал ожидания, сидели двое дежурных, смотрели на мониторы. Нередко, когда Азор с хозяином входили в эту маленькую комнатку, охранники громко хохотали и обсуждали последние новости. В тот день в смотровой было тихо. Старший охранник, от которого пахло кофе и дешёвым одеколоном, обычно вставал с кресла, тряс хозяину руку и трепал пса по голове, вопрошая: «Кто у нас лохматый-патлатый? Кого затискать?» В этот раз он так и остался сидеть, только едва повернул голову.

– Ты, Семёныч? Найдёшь кофе, захвати порцайку. Пассажиры всё вылакали.

Хозяин ничего не ответил. Тревожный запах опасности исходящий от него усилился.

Азор посмотрел на дверь, ведущую в зал ожидания, и внезапно почувствовал щенячий страх. Так было с ним всего пару раз, когда на вершине тренировочной лестницы у него кружилась голова от высоты.

Пёс заскулил, упёрся лапами в пол, чуть прикусил поводок и потянул на себя. Хозяину игра не понравилась, он больно дёрнул ремень, и когти Азора оставили на полу царапины.

– Что, мальчик, не хочешь на работу? – спросил старший охранник, голосом, которым сюсюкаются с младенцем.

– Конечно, не хочет, – отозвался второй. – Я бы зуб отдал, чтоб вздремнуть.

Дверь приоткрылась, и в проёме уже показались фигуры снующих туда-сюда пассажиров.

– К ноге! – грозно скомандовал хозяин. И тогда Азор совершил немыслимую дерзость, то, чего не позволял себе сделать без команды ни разу за шесть лет службы.

– Ав-ав-ав!

Он гавкнул трижды. Отрывисто, чётко.

Этот сигнал не поняли бы охранники, но хозяин всё поймёт! Нельзя им выходить в зал ожидания сейчас. Там что-то случится. Что-то ужасное, плохое, вроде урагана, смерча или землетрясения. Азора этому не учили, но какая-то древняя часть его мозга кричала: «Нельзя, нельзя выходить! Предупреди всех! Предупреди человека!»

Но человек просто взял и открыл дверь.

Азор сощурился от яркого света, падающего из стеклянного потолка, и вдохнул запахи тысячи тел, наполнявших центральный зал аэропорта.

Ответ пришёл тотчас же – со всеми этими людьми что-то не так. Не было среди них ни одного, кто бы чувствовал себя хорошо и бодро. Толпу окутывало тяжёлое облако усталости, изменился даже запах людей – от их вспотевших тел разило болезнью.

Глаза пса тоже мгновенно уловили перемены в потоке людей. Пассажиры двигались вяло, куда медленнее, чем обычно. Они наступали друг другу на ноги, толкались локтями, их губы недовольно кривились.

Азор едва успел увернуться от тяжёлого чемодана, который вёз перед собой огромный тучный мужчина в красном спортивном костюме и бейсболке.

– Дорогу! – рявкнул он, не замечая, что хамит сотруднику аэропорта и служебной собаке.

Пёс поднял голову на хозяина – как тот отреагирует? Кинолог-инструктор обернулся на гиганта и не только не разозлился, но и коротко кивнул. Мужчина в бейсболке, ответил ему таким же быстрым поклоном и скрылся в толпе.

Откуда хозяин его знает? Азор обратился к своему чутью и втянул носом шлейф, тянувшийся от большого пассажира.

Его лапы неуклюже заскользили по гладкому полированному полу. Уши самопроизвольно прижались к голове, хвост опустился. Самые ужасные опасения сбылись – незнакомец пах так же, как и хозяин, – возбуждением и опасностью.

Азора подвели к оставленному чемодану, дали его обнюхать. Пёс без интереса проделал свою работу и, облизавшись, сел на пол – просто оставленные вещи, ничего важного.

Теперь хозяин возьмёт рацию и скажет: «Отбой». Азора отведут в вольер и накормят.

Но человек как будто забыл о своих обязанностях. Он стоял возле чемодана, запрокинув голову, и глядел на серое равнодушное небо сквозь прозрачный потолок аэропорта.

Пёс ткнулся хозяину в ногу, потрогал его лапой, рассеянно почесался. Небо едва уловимо изменило цвет. Азор поднял морду и чуть повернул голову. Лиловые всполохи отразились во влажных собачьих глазах.

И тогда с Азором произошло то, что люди называют озарением – все разрозненные события и загадки этого утра собрались в этакий весёлый паровозик, который – чух-чух! – запыхтел, зафыркал и покатился по извилинам.

Он сторожевой пёс, его хозяин и тот толстяк из толпы пахнут иначе, чем другие, потому что они охотники, а остальные – жертвы. Это чувство возникло где-то в глубине его мозга, в той древней части, что дремала с тех времён, когда дикие собаки охотились в стаях и не служили человеку. Оно переполнило его, заставило бешено вилять хвостом, наполнило рот слюной. Ничто не могло сравниться с этим чувством, ни предвкушение от сахарной косточки, ни радость от похвалы хозяина, ни удовольствие от игры в «догони палку», ни щенячий восторг от тёплого материнского молока.

Мир окрасился лиловым, фигуры людей в аэропорту превратились в переливающиеся сочные сгустки энергии. Бери сколько хочешь, пей её, лакай и получай невероятную силу. Нужно всего-то оглядеться вокруг, выбрать жертву и сосредоточить на ней всё внимание и…

Поводок натянулся, и ошейник врезался ему в шею. Азор вздрогнул и оглянулся на хозяина.

– Не здесь, тупая псина, – прошипел человек, наматывая на руку поводок. – Не здесь.

Тонкие лиловые сосуды выступили у него на лице. Ноздри раздувались, в глазах светился какой-то чужой огонёк. Но Азор не опустил виновато морду, не поджал хвост: человеческое лицо, которое он видел, утратило для него всякий интерес. Глаза пса вновь остановились на полотне неба, набухающего лилово-серыми тучами. «Там, – понял пёс, – там теперь его Хозяин. Огромный, невидимый за пеленой облаков, но всемогущий и щедрый. Сделай то, о чём Он просит, возьми у жертв глоточек чистой энергии и отдай ему – он поделится с тобой, он научит, как поглощать поток ещё быстрее».

Все эти несчастные, обречённые люди, что спешат на свои рейсы и катят пахучие чемоданы на колёсиках, не догадываются о своём новом Хозяине, не видят и не замечают его. Он избрал из многоликой толпы самых достойных и поделился с ними своим даром Великого Охотника.

Азор, его бывший хозяин и толстяк в красной спортивной форме – всех их связывает одно: верность Небесному Вожаку. Он просит. Он жаждет. Он зовёт их, а они служат Ему, насыщаясь силой Его жертв.

Служить! Служить! Азора захлестнула волна эйфории. Чувствуя необыкновенный прилив сил, он дёрнулся, и кинолог не удержал в руках поводок.

Пёс сорвался с места и побежал, грубо расталкивая пассажиров, стремясь к самому центру многолюдного зала.

– Мам, собачка! – пискнул детский голосок.

– Что это с ним?

Рой недовольных, испуганных голосов за его спиной нарастал.

– Бешеная! – завопил высокий истеричный голос. – Она бешеная! А-а-а!

Толпа задрожала, всколыхнулась и сорвалась с места. Кто-то бросил чемоданы на пол, кто-то неуклюже, спотыкаясь, потащил их за собой. Кто-то попытался откатить к стене инвалидную коляску, кто-то схватил на руки ребёнка и закричал. По залу с чудовищной скоростью металась лохматая овчарка, комок мускулов, шерсти и острых зубов, горящие глаза и вывалившийся язык.

Паника, начавшаяся в центре, не сразу охватила целый зал. Пассажиры, находившиеся на периферии, вяло прогуливались вдоль витрин, жались в очереди на досмотр багажа или просто позёвывали в кулак.

Невнятный слух, то ли о взбесившемся псе, то ли о взрывчатке, быстро расползался по толпе. Игра в испорченный телефон, приобрела фантастические масштабы, а вместе с ней множился утробный первобытный страх.

– Вон он! Назад, назад!

Азор ворвался в самую гущу пассажиров, завертелся, будто пытался схватить зубами свой хвост, сел и завыл.

Такого воя не слышал ни один собачник, коих в толпе было немало. Пёс закинул назад голову, и из его пасти полилась какофония нестройных звуков. В них сочетался вой настроенных как попало струнных, гудение волынки, скрежет и щелчки.

Фёдор Сбруев, молодой полицейский, застыл у автомата со снеками, вытаращив глаза. Сегодня был его первый день работы в аэропорту. Он ещё не вполне отошёл от выпускных экзаменов, практики, и на его красном дипломе не было ни царапинки. Ещё сегодня утром ему казалось, он готов, полностью готов к самым необычным поворотам судьбы, ведь никто на его курсе не помнил инструкций по поведению в чрезвычайных ситуациях так хорошо, как он.

Но ему почему-то не вспомнилось ни одного ценного указания, в котором говорилось бы, как сотрудник полиции должен действовать, если служебная собака взбесилась, убежала от инструктора и мечется посреди главного зала аэропорта.

Федя потянулся к кобуре, и его рука остановилась на полпути. В таком скоплении народа ему нельзя применять боевое оружие! Или можно, если опасность велика? Но разве опасность велика? Пёс ведь ещё ни на кого не набросился? А если набросится?

Ладонь полицейского танцевала, жила своей жизнью: то сжималась на рукояти пистолета, то снова разжималась. Губы Феди беззвучно двигались.

Пронзительный детский плач вывел молодого полицейского из оцепенения.

Конечно, нужно стрелять. Делать нечего. Животное опасно, оно может разносить заразу.