6. Пятый терминал

Очнулась она дома, в своей кровати. Из окна струилась приятная прохлада. Горел ночник. Одно беспокоило: в точке над верхней губой, прямо под носом, нарастала боль. Из ноющей она быстро перешла в огненную, запульсировала.

Кира застонала. Перед глазами заплясали красные всполохи.

– Не-е-ет! – Она отмахнулась, задела чью-то руку, которая с садистским упорством давила чем-то твёрдым ей на губу.

Раскрыла глаза. Исчезла уютная комнатка, которую она сама обставляла мебелью из ИКЕА: книжная полка под светлое дерево с подборкой классического фэнтези и научно-популярными книжками по истории, экологии и физике, старое кресло-качалка и кровать, наверное единственная в мире, на которой Кире не приходилось сгибать ноги в коленях, чтобы поместиться.

Помещение, в котором она оказалась, было куда шире её комнаты. Высокий потолок терялся в полумраке, ближайшая стеклянная стена находилась в двадцати шагах. За окном темнело небо, последняя бледная полоска света тускло освещала взлётную полосу, на которой виднелась гладкая спина и хвост пассажирского авиалайнера. Возле недвижного гиганта застыл брошенный автопогрузчик с потухшими фарами, а вдали виднелись частные самолёты поменьше.

– Где мы? – спросила она, разглядывая четыре сумрачные фигуры, стоящие над ней. «Мужские фигуры», – внезапно поняла она и, вздрогнув, запахнула кофту на груди.

– Вы потеряли сознание, – сказала одна из фигур голосом Ануфрия. – Нам пришлось вас перенести сюда. Здесь больше воздуха и…

Монах вздохнул.

– Нет мертвецов, – закончила Кира за него.

Господи, как же стыдно! Они вчетвером волокли её из другого зала, по коридорам, как куклу, такую длинную и беспомощную. Вспотели, наверное. Она села, потёрла ноющую губу.

– Зачем вы меня мучили?

– Мы не мучили, – засопел Тым. – Мы помогли. Когда человек падает без духа, когда замерзает в снегу, надави ему в ямка между губой и нос. Он скажет «ой-ой» и проснётся!

– В каком ещё снегу? – застонала Кира.

– Вы были в отключке почти десять минут, – объяснил Логарифм. – Дышали, но слабо. Мы даже подумали, не сонная ли это болезнь?

– Как вы? – спросил монах.

– Как? – Кира подняла недовольное лицо, её рыжие волосы разметались по плечам, глаза вспыхнули. – Отвратительно, ужасно, хуже некуда! Я никогда в жизни не видела мёртвых. И в один день встретила больше дюжины. Рассмотрела во всех деталях и вряд ли теперь когда-нибудь усну.

– Что-то ещё? – холодно бросил доцент.

– Что-то ещё? – взвизгнула Кира. – Так, мелочь. Я не хочу жить в этом гигантском некрополе. Я студентка, у меня впереди целая жизнь. Я хочу ходить на пары, а по вечерам встречаться с друзьями. Хочу путешествовать по миру. Хочу в Париж, который теперь похож на гору трупов. Хочу в Нью-Йорк, который теперь похож на Париж. Вернее, я никуда теперь не хочу…

Она запнулась.

– Чего ещё вы хотите? – буднично поинтересовался Логарифм.

– Чего ещё?! – почти задыхалась Кира. – Домой, в свою комнату. К родителям, которые не лежат двумя колодами на кровати, а живут, двигаются, заваривают чай с мятой, обсуждают фильмы. И мама ставит на стол тыквенный пирог…

Она издала странный гортанный звук и вдруг зарыдала, уткнувшись в колени.

– Я… Я хочу в горячий душ, норма-а-ально помыть голову, – нараспев протянула она. – Хочу поговорить с подругой по телефону. Час, нет, два часа, три…

Она шумно выдохнула, вытерла щёки.

– Только… Вы вряд ли меня поймёте. Разве что Вешников. У него жена.

– У меня тоже жена и дети, – насупился Тым.

– Я вас понимаю, Кира, – вздохнул сомнолог. – Вы хотя бы поплакать можете.

– Вот именно, – Кира уже успокоилась, поднялась на ноги, расправила юбку. – Я хотя бы могу, не то что этот, – она кивнула в сторону Логарифма.

Тот неопределённо пожал плечами:

– Предлагаете мне оплакивать целый мир? Гибнущее человечество, глупое, с вечной тягой к саморазрушению? Я его никогда не любил. Сохраню слёзки для какого-нибудь брошенного щенка.

– Да уж, вы-то к человечеству не относитесь, – она шмыгнула носом. – У кого-нибудь есть салфетки? Ах да, я же в компании мужчин. И рукав сойдёт.

– Кира, зачем вы так? – огорчился Вешников.

– Бурные эмоции, – фыркнул Логарифм. – Это всегда легче, чем найти решение.

Кира метнулась к нему, прежде чем кто-то успел пошевелиться, раздался шлепок.

Тёмная фигура потёрла щёку.

Низкий голос дрогнул:

– Великолепно. Остатки человечества колотят друг друга по лицу. Вам полегчало?

– Значительно, – Кира распрямила спину. – И раз уж нас осталось немного, может быть, бросим эту идиотскую манеру обращаться друг к другу на «вы»?

Монах вежливо кашлянул, Тым усердно закивал, Вешников пробубнил что-то себе под нос, Логарифм хмыкнул.

– Принято единогласно. А теперь кто-нибудь объяснит мне, где мы находимся?

– У терминала номер пять, – ответил Ануфрий.

– Что? Почему именно здесь?

– Потому что эта терминала была указана в листочике, – обрадованно воскликнул Тым.

– Вы серьёзно? – Кира закатила глаза. – Вы притащили меня к единственному входу, который был перечёркнут в схеме?

– Он был помечен, а не перечёркнут, – возразил Логирифм. – Значит, нужно проверить, что в нём такого особенного…

– Он смертельно опасен, вот что в нём особенного! – девушка переводила взгляд с одного молчаливого лица на другое. – Неужели не ясно, она хотела предупредить нас, что к пятому терминалу лучше не ходить! Иначе зачем пачкать бумагу собственной кровью?

– Наш монах тоже выразил такую мысль, но верно ведь и обратное: именно через этот выход следует идти, потому что он приведёт нас к самолёту.

– Да с чего ты взял?

– Просто предположение. Самолёт, на котором прилетела стюардесса, вероятно, вместе с пилотом, находится именно за этим терминалом. Это единственный самолёт, про который можно с уверенностью сказать, что он в рабочем состоянии. Возможно, его нужно заправить, но зато он точно полетит…

– Или так, – прервала доцента Кира, – она предупредила нас, что ходить туда смертельно опасно.

– Ты это уже говорила.

– И ещё скажу! – Она повернулась к Ануфрию. – Ну хоть ты-то поддержи меня!

– К сожалению, мне неизвестно, с какой целью она отметила пятый терминал. Возможно, это произошло гораздо раньше, когда опасность ей ещё не угрожала. Просто бумажка валялась у неё в сумочке.

– Господи, неужели вы…

– Неужели – что? – ухмыльнулся Логарифм.

– Неужели не чувствуете, что за этой дверью что-то не так?

– Ах, женская интуиция. Так я и думал. У меня предложение получше. Пойдёмте проверим. Просто заглянем туда, и всё.

Кира закрыла глаза, с шумом выдохнула.

– В конце концов, – подбоченился Вешников, – что с тобой может случиться, Кира? Ты в компании четырёх взрослых мужчин.

Он повернулся и первым пошёл к выходу.

– Четырёх мальчишек, – прошептала Кира. – В компании четырёх храбрящихся мальчишек.

За первой дверью ничего не оказалось, кроме длинного однообразного коридора.

– Какой ужас! – Логарифм схватился за щёки. – Стены сейчас начнут сжиматься и убьют нас!

Кира шла в хвосте и угрюмо молчала.

– Мозг человека быстро привыкает даже к самому необычному, – начал читать лекцию доцент. – Столкнувшись с одной необъяснимой проблемой, мы начинаем искать угрозу во всём вокруг. Так и до паранойи…

Он заткнулся, не донеся ладони до ручки двери. Откуда-то с улицы раздался протяжный вой.

Доцент сглотнул.

– Ну что же вы? – невинно бросила Кира. – Не интересно, кто там?

Логарифм прислушался. Никаких звуков. Нажал на длинную ручку.

Дверь приоткрылась. Порыв сырого ветра ворвался внутрь, охладил разгорячённые лица.

– Никого, – пробормотал эколог.

– Тогда кто же выл?

– Просто ветер.

Мужчины вышли из терминала, Кира остановилась в дверях. Они оказались на широком лётном поле. Несколько пассажирских авиалайнеров спящими гигантами застыли неподалёку от здания аэропорта.

Оставленная прямо посреди поля техника: крохотный тягач, служащий для буксировки самолётов; пёстрые перронные автобусы; передвижные трапы; жёлтые грузовички с потухшими сигнальными огнями и снегоуборщики, – казалось, вот-вот оживёт, засуетится. Но пока весь муравейник спал.

– А вот и наша птичка, – Логарифм указал на небольшой самолёт, застывший примерно в трёхстах метрах от терминала. – Компания «Икар», фирменный лейбл с пернатым крылом, такой же, как на форме нашей знакомой стюардессы. Выходит, я прав: она прилетела сюда на нём. Что скажете, капитан?

Монах прищурился.

– Скажу, что здесь ему не место. Эта полоса предназначена для крупных лайнеров. А это среднегабаритный джет для частных перевозок. Возможно, ему пришлось приземлиться сюда из-за сильного ветра или…

– Или что-то случилось на борту. Мы не знаем что, – перебил учёный. – Сможете поднять его в воздух, если он исправен?

– Мне не приходилось таким управлять, но думаю, разобраться можно.

Кира издала странный звук, не то чихнула, не то прыснула со смеху.

– Да вы что, издеваетесь? Ради чего вы собираетесь рисковать жизнями? Во-первых, мы даже не решили, куда летим. Во-вторых, мы не решили зачем. На юге люди устают не меньше, чем на севере, вы сами сказали. Чего ради я стану подниматься на борт неизвестного судна, которым собирается управлять пилот-монах? Прости, Ануфрий, но при всём уважении я на это не решусь. У тебя ведь много лет не было практики.

– Скажи просто, что ты всегда боялась летать, – ввернул Логарифм.

– Ещё бы! На самолёте с названием «Икар» я точно никуда не полечу. Тому, кто придумал это название, хотя бы было известно, что в мифе Икар разбился? Как можно так называть самолёт?!

– Если бы Икар послушался отца и не взлетел так высоко, солнце не расплавило бы воск на его крыльях, – мечтательно проговорил Вешников. – Мне всегда было жаль беднягу.

– Давайте без мифологии, – поморщился эколог и, подняв брови домиком, повернулся к девушке. – Кира, не будем торопиться, просто поднимемся на борт и осмотримся.

– А потом? Что потом? – Кира так резко взмахнула руками, что дверь, которую она удерживала плечом, соскочила и захлопнулась.

Она сразу же дёрнула за ручку, но дверь не поддалась.

– Прелестно, – ухмыльнулся Логарифм. – Нам всё равно искать другой вход. Тёплых курток мы не взяли. Всех приглашаю на борт!

– Всё не так просто, – подал голос Тым, который, пока все спорили и обсуждали древнегреческие мифы, успел осмотреться и теперь стоял возле сетчатой ограды. – Замок крепкий-крепкий.

Он звякнул тяжёлой цепью, которая висела на стойках ворот. Только теперь Кира заметила, что они за решёткой. Вернее, ограду она видела и раньше, но почему-то пребывала в полной уверенности, что ворота не закрыты и они прямо из коридора выйдут на лётное поле. Так оно и подразумевалось, но терминал номер пять отличался от прочих. Изначально он представлял собой обычный выход, через который пассажиры, предъявившие посадочный билет, проходили на посадку. У входа их ждал автобус, они садились в него и ехали к трапу самолёта.

Так было прежде, но с недавнего времени пятый терминал не использовался по назначению. Об этом свидетельствовали высокие кубические контейнеры, стоявшие у ограды. Собственно, сама решётка здесь была как будто лишней. Она образовала продолговатый дворик, задней стеной которого являлось само здание аэропорта.

– Мы что, заперты? – недоумённо огляделся Вешников. – Но как же Ева? Она там, внутри, одна.

Он бросился к двери, нажал на ручку раз, другой. Но тяжёлая дверь не сдвинулась с места.

– Без паники, – остановил его монах. – Если что, перелезем через забор.

Ануфрий посмотрел наверх, и его рот открылся. Решётку опоясывала шапка из колючей проволоки.

– На колючую проволоку можно накинуть куртку! – пришёл ему на помощь Вешников и тут же сник.

Все они были одеты достаточно тепло для зала аэропорта, в свитера и толстовки, под которыми как минимум у троих было надето термобельё. Они бы не замёрзли, даже если бы совершили короткую прогулку до самолёта. Но никто из них не готовился к тому, что придётся долго стоять на пронизывающем зимнем ветру. К тому, что дверь захлопнется и они попадут в западню.

«Никто из нас вообще не верил, что удастся найти подходящий самолёт», – поняла Кира и расхохоталась.

То ли от холода, то ли от всего пережитого, её смех прозвучал нервным колокольчиком в холодном воздухе.

Мужчины непонимающе переглянулись.

– Группа выживших погибла от холода, – вытирая слёзы, проговорила Кира. – А вернее, от глупости. Род гомо сапиенс обречён. Это точно.

Логарифм мрачно усмехнулся. Монах потёр лицо ладонями. А Вешников, глядя то на одного, то на другого, вдруг начал хохотать, хрюкая и хватаясь за живот.

И хотя со стороны лётного поля дул ледяной ветер, им на минуту стало теплее.

Только Тым не смеялся. Он стоял возле одного из контейнеров и, не моргая, глядел на что-то перед собой. Что-то, что видел из своего угла только он.

Увидев его лицо, Кира прикусила язык, громко икнула.

– Я говорила вам, что это добром не кончится. Не нужно было… Ик! Не нужно было заходить в пятый терминал.

Лица её спутников почти одновременно застыли, напряглись. Они услышали то же, что и она, – низкое утробное рычание.

– Не двигайтеся, – прошептал Тым. – Он меня заметил.

Никто не шевельнулся. Никто, кроме Ибрагима Беркутова. Врождённое любопытство доцента, которого студенты, да и не только студенты, за глаза называли Логарифмом, заставило его почти бессознательно шагнуть в сторону Тыма и поглядеть своими глазами на нечто, таящееся за контейнером.

То, что он увидел, ему сильно не понравилось.

Там лежал ещё один окоченевший труп. Хотя от его лица мало что осталось, по разорванной форме аэрофлота и перепачканной тёмной кровью фуражке можно было узнать пилота «Икара». Фирменная эмблема красовалась над козырьком – золотое крыло в изящном полукруге.

Труп лежал здесь давно. Ветер и холод превратил его в ещё одну мумию. Хотя, возможно, над телом пилота, как и в случае с мертвецами из зала ожидания, поработала не просто окружающая среда, а кто-то голодный и жадный до чужой энергии.

Этот кто-то сейчас смотрел на Ибрагима Беркутова не моргая. Два тускло мерцавших в тени глаза следили за каждым движением доцента. Цвет этих глаз был неземным, бледно-лиловым.

Мерзкое создание громко запыхтело, вышло на свет, ощерило клыки.

– Хорошая собачка, – похвалил доцент страховидло с вывалившимся языком, облезшей шерстью и светящимися на бледной коже фиолетовыми сосудами.

«Хорошая собачка» зарычала.