Озеров

За день до выхода на работу Кирилл попросил своего дублера рассказать подробнее об участниках драки. Видимо, в понимании Фаины Рудольфовны характеристика учеников состояла исключительно в их успеваемости по истории и критерия «опасности или безопасности» общения с родителями. Он позвонил ей, чтобы договориться о встрече в школе, но она решила обсудить все по телефону. Их беседа получилась неимоверно долгой, и Фаина Рудольфовна, кажется, не замечала, что разговор шел за его счет.

– Кротов? Ну что я могу сказать о нем? По истории у него крепкая пятерка, он всегда готов. Меня вообще удивило, что он начал драку. Хотя, признаюсь, порой он ведет себя нервно и отвечает невпопад. Все может быть. Мать его я плохо помню. Кажется, она приходила ко мне однажды с каким-то вопросом по поводу учебников.

– Я ведь еще совсем не знаю их, вы не могли бы примерно описать его?

Для Фаины эта просьба оказалась мучением.

– Ну… э-э-э… мальчик с большими глазами. Ходит все время с яблоком…

Она бросила попытки и стала говорить про остальных.

– Урбанский Максим… Такой красивый мальчик! И очень бойкий. К нему у меня претензий по домашнему заданию нет, и по проверочной работе недавней тоже…

Кирилл нечаянно перестал слушать, а Фаина Рудольфовна минут десять рассказывала, какие задания она давала классу.

– Что вы знаете о родителях Урбанского?

– Что я знаю? Почти ничего. Их в школе никто ни разу не видел. Вот и все, что я знаю. В драке он вроде бы не участвовал, но Генриховна заставила его прийти и рассказать, как все было, в качестве свидетеля.

– Почему о драке нельзя было просто забыть? Подумаешь, мальчишки что-то не поделили.

– Забыть? – Фаина усмехнулась. – В гимназии, что напротив, за такое могут исключить! Это у нас здесь все лояльны. А потом приходят родители и требуют объяснений: при каких обстоятельствах у их ребенка на лице появились ссадины и синяки?

– Но прошло уже несколько дней, – недоумевал Озеров, – а родители так и не появились.

– Во-первых, Кирилл Петрович, бомба замедленного действия взрывается не сразу, так уж она задумана. Во-вторых, я понимаю, вы человек в образовании новый, но запомните, – она снизила голос до шепота, хотя в этом не было необходимости, поскольку говорила она с ним из дома, – они сдают нам своих детей, как в детский сад или как щенков во временный приют, если хотите. Большинство из них таким образом могут бесплатно от них отдохнуть с тем условием, конечно, чтобы мы обеспечивали их детям безопасность. Можно говорить красивыми словами о тех высоких знаниях, которые мы им здесь даем. Но реальность такова, что большинство детей так пресыщены интернетом, сериалами и играми, что полностью потеряли интерес к урокам. Они приходят отсидеть в своем безопасном загоне, куда их отправили родители, по возможности максимально развлечься в нем и вернуться домой.

Фаина перевела дух и продолжила:

– Часть родителей вообще не появится. Кто-то даже не заметит, что стряслось с ребенком. Но придут и мамонты, которые во всем обвинят учителей, растопчут их и своими бивнями попытаются докопаться до правды. Они даже для устрашения зайдут, как бы невзначай, – посидеть на уроке, послушать. А вдруг учитель говорит что-то не то и дает предмет не так, как они себе представляли? Вы слышали, Кирилл Петрович, что в школьных классах собираются установить постоянное видеонаблюдение, чтобы родители, где бы они ни находились, могли следить за ходом урока? Почему бы в таком случае не установить камеры на их рабочих местах, в их офисах: на столе, под столом и в туалете? Посмотрим, как им будет работаться при свидетелях!

– Уже поздно, Фаина Рудольфовна, давайте ближе к теме. – Озеров надеялся, что хотя бы половина из того, что она только что рассказала, – лишь сгущение красок.

Фаина на этот раз услышала его.

– Что еще сказать? Афанасьев – хитрый жук. Как его взяли в нашу гимназию и как он прошел минимальные вступительные экзамены, не знаю. Вы должны узнать об этом подробнее. Он все время обещает что-нибудь сделать и откладывает на следующий раз. У него одни долги. Я подозреваю, что он просто глуп. Если только глупость может сочетаться с хитростью. В самой драке он не участвовал. Но жаловался потом на Кротова, что тот ударил его в живот. Получается, он сам же и попал в список участников инцидента. Отца его я помню, приходит – такой квадратный, кивает и повторяет только: «Я вас услышал. Я вас услышал», – как попугай; а на деле ничего не меняется. Он редко видит сына и из чувства вины забирает его с уроков. Учителям пишет записки с выдуманными оправданиями.

В трубке где-то вдалеке забубнил низкий голос – Фаина заторопилась к мужу…

– По безнадежности с Афанасьевым может посоревноваться только Тугин. Этот вечно щурит глаза, когда его спросишь, вечно не готов, имеет мерзкую привычку ломать чужие вещи и однажды даже стащил у меня из шкафа учебник, когда посеял свой. Набраться же такой наглости! Прийти на урок, знать, что я пишу замечание в дневник за отсутствие учебника и тетради, и решить проблему, взяв у меня книгу без спроса.

«Я вас услышал», – чуть не сказал Озеров.

В полночь Кирилла разбудил звонок.

Полундра! Его класс (который он даже еще в глаза не видел) днем затопил туалет на четвертом этаже. Последние новости докладывала Фаина Рудольфовна, узнавшая о событиях только что, от кого-то из учителей. У Озерова ушло еще двадцать минут, чтобы успокоить своего дублера и убедить, что звонить уже никому не стоит и лучше решить этот вопрос с утра. Озеров сам предложил использовать камеры слежения в рекреациях, чтобы определить, кто именно заходил в туалет и действительно ли это был его класс. Фаина приняла идею с видеонаблюдением, которое прежде так сильно ругала, с большим энтузиазмом, но внезапно вспомнила, что сильно занята, и предложила обратиться к учителям информатики, чтобы найти нужную запись.

Наконец Озеров попытался уснуть. Но это удалось ему только под утро, так что проспал он не более трех часов. В таком состоянии он провел первые уроки, а теперь ему нужно было организовать два собрания по разбору происшествий.

Фаина Рудольфовна собрала мальчиков, подравшихся возле пианино, и свидетелей в отдельном классе. Озеров не мог еще сделать этого сам, потому что никого не знал в лицо, да и уроки в других классах не позволяли ему отлучаться. Учительница истории всем своим видом показывала, как она торопится и взволнована, и ясно дала понять, что больше никого собирать не намерена. Она оставила его наедине с учениками и ушла.

Уже позже, примерно через час, Фаина встретилась Кириллу в учительской в необыкновенно задумчивом настроении. Плавно двигаясь, она обходила мебель стороной, словно боясь ушибиться. Такая смена настроений не очень удивила Озерова, уже после ночного звонка он понял, что дублер ему попался своеобразный. Если не сказать странный.

…Войдя в класс, он не заметил ни угрюмого молчания, ни мук совести на лицах присутствующих.

В классе находились четыре мальчика. Двое, сидя рядышком, играли в один смартфон и громко комментировали происходящее на экране. Один из них, с лошадиным лицом, грязно выругался, когда Озеров только входил. Его голос звучал хрипло, как будто принадлежал не мальчику, а подростку постарше. Но когда он увидел учителя, глаза у него стали как у затравленного волка. Кирилл мысленно отметил и запомнил этот взгляд.

Сосед сквернослова сразу оторвался от экрана, улыбнулся, сверкнув белыми зубами, и бросил на учителя прямой уверенный взгляд темных проницательных глаз. «Бойкий красавчик», – вспомнил Озеров описание Фаины. Максим Урбанский. Свидетель драки.

– Здравствуйте, а вы кто? – произнес Урбанский ехидным тоном.

Третий мальчик сидел в стороне и глядел в окно. Он показался Озерову самым младшим из присутствующих. «Может, потому, что он больше всех похож на обычного ребенка, а не на мини-копию взрослого?» – подумал Кирилл.

Четвертый был застигнут врасплох. Он стоял возле учительского компьютера и копался в открытом принтере, стараясь достать из него замятую бумагу. По искривленному носу и сощуренным глазкам Кирилл узнал в нем Тугина. Он не мог объяснить почему, может, просто вспомнил Фаинину историю про чужие вещи.

– Что здесь происходит?! – грозно спросил Озеров.

– Тугин, тупица, я тебе говорил: не лезь к учительскому компьютеру! – вмешался Урбанский.

– Я хотел распечатать сме-ешную картинку! – тяжело ворочая языком, проговорил Тугин.

«Неправильная интонация и задержка речи. Значит, и мыслительные центры в мозгу могут давать сбой», – отметил про себя Озеров. Он что-то читал по этому поводу, когда учился в университете. Но если бы и не читал, то с первого взгляда понял бы, что парень несколько замедлен в развитии.

Когда Тугин вернулся на свое место, Кирилл сказал:

– Я хотел бы познакомиться с вами при других обстоятельствах, но новость о том, что вам пришло в голову оставить друг друга без зубов, дошла до меня раньше, чем я вышел на работу. Интересно узнать, что именно вы не поделили и кто начал эту драку.

– Здра-вствуй-те! – проговорил по слогам Урбанский, словно все, что говорил Кирилл, было жужжанием комара. – А вы кто такой?

Озеров почувствовал, как свирепеет.

– Ты со всеми здороваешься дважды, Урбанский? Для тебя я – новый классный руководитель. Меня зовут Кирилл Петрович. И мое первое руководство к действию: заткнись и слушай.

Парень открыл рот.

«Резковато вышло, – подумал Озеров, – но он сам нарвался». Само то, что Кирилл назвал мальчика по фамилии, заставило учеников взглянуть на него с любопытством. Когда незнакомый человек знает твое имя, а ты его – нет, это сбивает с толку. Зато на лице большеглазого мальчика, которого Кирилл предположительно определил как Илью Кротова, появилась сдержанная улыбка. Яблока у него в руках не было, но скорее всего это был он.

– Теперь к делу. Все, что с вами произошло, вы излагаете на бумаге с заголовком «Объяснительная записка» и надписью в правом верхнем углу: «Директору гимназии № 111». Меня не интересуют взаимные обвинения, только последовательное изложение событий.

– Я думал, мы просто помиримся и уйдем, как всегда бывало, – промямлил Антон Афанасьев, недовольно убирая челку с лошадиного лица.

Взгляд его с самого начала не понравился Кириллу. В нем сквозили недоверчивость и высокомерие.

Вместо ответа Озеров положил на парту стопку бумаги.

– А как же урок? – пискнул Тугин.

– Ничего, задержитесь. Это вряд ли вас расстроит.

– На весь лист писать, что ли?

– Нет, охвати еще и парту.

– А можно мне не писать? Я ведь не участвовал в драке… – Урбанский поднялся с места.

– Наблюдал драку?

– Наблюдал.

– За удовольствие нужно платить.

Тугин поднял руку.

– Что значит «последовательное изложение»?

– Это значит, что за чем следовало во времени, кретин, – прошипел Афанасьев.

Озеров отметил, что Кротов тем временем спокойно пишет.

Но первым (как ни странно) справился Тугин. Гордо подняв голову, он подошел к столу. Кирилл с трудом разобрал кривой почерк с множеством исправлений.

«Директору гимназии № 111

Броненосцевой Марие Львовне

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

Я Борис Тугин Венедиктович, ученик 6 «А» класса.

Я мешал учить Англиский язык.

Потому что Илья Кротов Александрович засунул мой портфель в мусорное ведро.

После того как я Илье помешал учить Англиский, он набросился на меня с криками и он сначала ударил меня по лицу, а потом он ударил меня ногой по плечу. Еще он вцепился мне сильно в руку когтями и у меня даже остался след, вообще.