– Известны. Около года назад у Жаклин обнаружили злокачественную опухоль. Ее прооперировали, затем назначили терапию. Все было не так уж плохо, но тем не менее шанс умереть раньше этого пройдохи возрос, – он замялся, заерзал на диванчике, глаза его увлажнились. – Да что тут говорить, господин Вундерлих! Жаклин уже умерла.

Воцарилось гробовое молчание. Макс сидел пораженный путаностью его рассказа и иногда поглядывал на Мартину. На ее лице он читал такое же изумление. Потом он решил, что сбивчивость в рассказе клиента связана с душевным потрясением. Может быть, для него она еще жива? Но надо было возвращаться к реальности, и сыщик осторожно продолжил:

– Извините, господин Хильберт, и примите наши соболезнования. Как и когда это случилось?

– Этот пройдоха знал, что Жаклин поддерживает со мной дружеские отношения. Я часто ей звонил. Когда я вернулся из Египта, то сразу позвонил. Трубку снял Дитмар. Я попросил к телефону Жаклин, а он ответил, что две недели назад она умерла. Я не поверил и сразу же приехал к нему. Он сказал, что болезнь обострилась, врачи ничего не смогли сделать… Затем показал фотографию, на которой снят гроб с телом Жаклин, – клиент достал платок и вытер увлажнившиеся глаза. – Потом я задал вопросы, касающиеся погребения. Он сказал, что тело кремировали, а урну с прахом захоронили в той же могиле, где уже были захоронены муж Жаклин и погибший в автокатастрофе их сын. Дело в том, что первый муж Жаклин был немцем и у его семьи было место на кладбище. Там Жаклин и похоронили. При нынешней нехватке кладбищенской земли захоронение в одной могиле считается практичным. Теперь Дитмар единственный наследник имущества Жаклин. Все, чего она так не хотела при жизни, случилось. После истечения установленного законом срока Дитмар вступит в законное владение домом, а потом, скорее всего, продаст его, так как определенно имеет крупные долги.

Макс задумался. Ему теперь было понятно все. Не было только понятно, где же здесь преступление. Он недоуменно взглянул на Мартину, и та, чтобы как-то разрядить создавшуюся атмосферу, сказала:

– Вот видите, господин Хильберт, если бы вы в свое время были понастойчивее и порешительнее, то сегодня наследником были бы вы. Возможно, и Жаклин прожила бы с вами дольше. Ведь наверняка этот игрок ее не любил, и она это чувствовала.

– Вы правы, фрау Хайзе. Дело не в доме, который уйдет с молотка. Я безвозвратно потерял Жаклин. При регулярной терапии и должном уходе она могла бы прожить еще долго. Так говорили доктора.

Мартина, немного поколебавшись, спросила:

– Согласись Жаклин выйти за вас замуж, вы женились бы на ней, уже зная о ее тяжелой болезни?

Хильберт, не задумываясь ни на секунду, коротко ответил:

– Да.

Мартина с удовлетворенным видом вздохнула, а сыщик Вундерлих напряженно думал, лихорадочно отыскивая признаки преступления, и не находил их. Иногда он поглядывал на клиента, который, казалось, впал в состояние прострации. Его тонкие губы слабо шевелились, а невидящий взгляд был устремлен куда-то в направлении стоящего на столе монитора. Потом, словно очнувшись, он вдруг напористо заговорил:

– Господин Вундерлих, вы должны расследовать это дело. Это нельзя так оставить.

– Что, господин Хильберт? Кого и в чем вы хотите обвинить?

– Здесь что-то нечисто, что-то не так.

– Возможно. Но пока я не вижу фактов, за которые можно зацепиться.

Клиент упрямо продолжал:

– Я чувствую это кожей. Этот Дитмар Гундер преступник. Кстати, я получил письмо… – тут он осекся и надолго замолчал, борясь с какими-то никому не ведомыми своими внутренними чувствами.

Макс тихо спросил:

– От кого, господин Хильберт?

Он вытаращил глаза и выпалил:

– От Жаклин!

Еще не осознав до конца смысл сказанного, Макс спросил:

– С того света, господин Хильберт?

– Нет. Письмо пришло из Майнца, – вполне серьезно ответил клиент.

Макс уже смирился с манерой рассказа клиента. Он уже простил ему некоторые пространственно-временные неточности, допускаемые при изложении фактов, что он считал неестественным для человека его профессии, но объяснял это его волнением и недавно пережитым крупным жизненным потрясением. Но то, что клиент только что сообщил, не лезло ни в какие ворота. Его драматургические способности (возможно, невольные) оказались выше тех, которые Макс мог бы у него предположить, попроси его кто-нибудь высказаться на этот счет. Клиент по всем правилам драматургии, не акцентируя внимания слушателей на мелких деталях, подвел их к кульминации и сразил наповал. Скорее всего, это было сделано бессознательно, но тем не менее так получилось. Первый акт пьесы окончился. Предстоит второй, и в нем придется уточнять все те мелкие детали, которые клиент счел неважными, хотя именно они позволят выстроить картину возможного преступления.

Макс откинулся на спинку стула и взглянул на Мартину. Она сидела обессиленная, карандаш выпал из руки, кончики пальцев мелко подрагивали. Казалось, еще немного – и с ней случится обморок. Он сам почувствовал смертельную усталость. Ситуация требовала, как и положено, антракта между первым и вторым актом пьесы. Зрители нуждались в буфете. Макс сказал:

– Господин Хильберт, как вы смотрите на чашечку кофе вприкуску с сигаретой?

Клиент встрепенулся и пересохшими губами выдавил:

– Было бы замечательно.

– Отлично. Мы с фрау Хайзе присоединимся к вам: ведь мы оба заядлые курильщики.

После этих слов он кивнул Мартине, и та послушно удалилась за ширму. Сам же сыщик встал со стула и, подойдя к окну, распахнул его. Обычный шум Шиллерштрассе проник в комнату, легкий ветерок зашуршал бумагами на столе.

Все трое пили кофе, при этом иногда жадно затягиваясь табачным дымом. Макс прикурил уже вторую сигарету. Клиент почти не отставал от него – первая сигарета из пачки «Честерфилда» уже обжигала его пальцы. Мартина налегала на кофе, то и дело подливая в чашку из кофейника. Никто ничего не говорил, переваривая информацию. Наконец Макс объявил о начале второго акта:

– Господин Хильберт, после того, что мы от вас услышали, возникает масса вопросов. Я думаю, обстоятельства дела требуют существенных уточнений. Я буду задавать вопросы, а вы с максимальной точностью отвечать на них. Фрау Хайзе запишет вопросы и ответы. Не сочтите это за допрос, но иначе будет сложно установить истину.

– Я к вашим услугам, господин Вундерлих.

– Итак, факт первый. Некоторое время назад погиб в автокатастрофе сын Жаклин. Известны ли вам какие-нибудь подробности, связанные с этим случаем?

– Только то, что тело бедного Пауля было кремировано и захоронено в той же могиле, где покоится его отец.

– Вам известно что-либо о месте автокатастрофы?

– Она произошла недалеко от Франкфурта, где-то в районе Дитценбаха.

– От кого вы получили эти сведения?

– Я уже говорил, что об этом мне написала сама Жаклин, когда я был в Египте.

– Вы хорошо рассмотрели фотографию, на которой снят гроб с телом Жаклин? Это точно она?

– Фотография очень хорошего качества. На ней определенно Жаклин. Разве что немного постаревшая… В последний раз я видел ее живой примерно год назад. Так что время плюс тяжелая болезнь… Я вполне допускаю, что эти обстоятельства могли повлиять на то, как человек выглядит. Но черты лица ее. Нет, я не мог ошибиться.

– Вы говорили, что тело кремировали и похоронили там же, где и погибшего сына.

– Совершенно верно, об этом мне рассказал Дитмар.

– Вы еще не были на этой могиле?

– Нет, но собираюсь там побывать, – виновато ответил клиент.

– Было бы замечательно, если бы вы предоставили нам фотографии Жаклин и Дитмара. Я не исключаю, что таковые могут у вас быть.

– И вы абсолютно правы, господин Вундерлих, – клиент порылся в борсетке и извлек фотографию. – Вот она. Здесь они оба. Сняты вскоре после того, как оформили брачные отношения. Она была очень радостная и подарила фотографию мне на память как доброму другу. – Он вздохнул и добавил: – Она же не знала, как мне это было больно.

Мартина, все это время скрупулезно делавшая пометки в своем блокноте, при последних словах клиента заерзала на стуле и украдкой укоризненно глянула на него. Потом, обращаясь то ли к Максу, то ли к клиенту, спросила:

– Я могу взглянуть на фото?

Господин Хильберт протянул ей фото, и она принялась его рассматривать. Макс отнес ее желание посмотреть на снимок на счет женского любопытства, господин же Хильберт счел ее заинтересованность фотографией вполне нормальным явлением: помощница сыщика – посчитал он – вполне естественным образом желает рассмотреть лица фигурантов дела. Возвращая фото, она спросила:

– Мы можем оставить фотографию у себя?

– Безусловно, – ответил клиент и протянул фото Максу.

Тщательно подбирая слова и морщась от напряжения, сыщик наконец перешел к главному:

– А теперь, господин Хильберт, перейдем к обстоятельствам, связанным с чудесным воскресением Жаклин. Расскажите нам об этом письме с берегов Рейна.

Клиент некоторое время молчал. По выражению лица можно было предположить, что он хочет сосредоточиться, что определенно было необходимо в сложившейся непростой ситуации. Он прокашлялся и начал говорить:

– Это письмо пришло, как я уже говорил, из Майнца. Его переслала мне некая фрау Сильвия Керн. Старая женщина, живущая в Майнце. Она гуляла со своей собакой и нашла это письмо. В нем был указан мой адрес. В своей сопроводительной записке старая фрау сообщила, что прочла письмо и нашла его очень важным, точнее, очень страшным. Именно это слово она употребила.

– Когда вы получили письмо от этой Сильвии Керн?

– Буквально вчера, и сразу же занялся поиском сыскного агентства. Вы же понимаете, что мне одному справиться с таким расследованием невозможно. Мой выбор пал на ваше агентство.

– Спасибо за доверие, господин Хильберт, но все же почему вы не обратились в полицию?

– Посудите сами, господин Вундерлих: дело очень странное, тело Жаклин кремировано, и эксгумация невозможна. Все, что я могу предоставить полиции, – это письмо. Я бы даже сказал, просто записку. Боюсь, что полиция не возьмется за это дело по причине отсутствия каких-либо достоверных фактов. Еще и посмеется надо мной. Кто я для Жаклин? Просто один из сотрудников, с которыми она пересекалась по служебным делам. К тому же у полицейских нет материальной мотивации. Это будет пустой тратой времени, которое в данной ситуации не терпит. Я думаю, Жаклин в опасности. Надо торопиться.

– О какой опасности вы говорите?

Клиент всплеснул руками:

– Что же это я в самом деле! Забыл про главное, – он полез в борсетку и извлек оттуда конверт. Затем протянул его Максу.

В своей записке Сильвия Керн писала:

Уважаемый господин Хильберт,

гуляя недавно с собакой, я нашла страшное письмо. То, что там написано, предназначено, вероятно, для вас, так как в тексте есть ваш адрес. Только вы сможете в этом разобраться.

С уважением,

Сильвия Керн из Майнца.

Где-то сбоку был нацарапан номер телефона Сильвии Керн.

Макс снова залез в конверт и достал то, что как-то могло прояснить суть дела. Это был все тот же лист бумаги, который совсем недавно обнюхивал рыжий кокер-спаниель, а потом, содрогаясь от ужаса в своей квартирке, держала в руках Сильвия Керн из Майнца. Он развернул лист и издал возглас удивления, на что клиент моментально откликнулся:

– Не читаете по-французски?

– Напротив. Я ведь швейцарец. Правда, из немецкоговорящего кантона, но французским владею. Просто удивился, что ваша Жаклин пишет вам, немцу, по-французски. Она не писала по-немецки?

– Напротив. Прекрасно писала. Она же долгое время была замужем за немцем, да и работала в немецкой фирме. Наверное, так ей было удобнее, – не очень уверенно произнес клиент.

Макс имел на этот счет другие соображения, а потому лишь невнятно пробубнил:

– Да-да… безусловно удобнее…

Итак, перед ним лежала записка, которую он прочел уже несколько раз. Всего несколько предложений:

Дорогой господин Хильберт,

моя жизнь в опасности. Кроме вас, надеяться мне не на кого. Если эта записка попадет в ваши руки, ни слова о ней Дитмару. Я еще жива, потому что не сказала им ничего. Но они знают о моей тайне. Я не выдам ее, но могу все равно умереть из-за болезни. Все, больше не могу писать…

Ваша Жаклин Эрленбах.

Макс передал записку Мартине и стал задумчиво следить за выражением ее лица. В его голове еще не сложились ясные соображения относительно прочитанного. Чтобы прервать молчание, он перешел к не самым значимым вопросам:

– Эрленбах… это, по-моему, немецкая фамилия?

– Да, господин Вундерлих. Жаклин оставила фамилию первого мужа.

– Это почерк Жаклин? Вы знаете ее почерк?

– Это ее почерк. У меня есть с собой одно из писем, которые она прислала мне в Египет. Оно написано по-немецки, но латинские буквы остаются латинскими. Сомнений в схожести почерков обоих писем не может быть. Вот, возьмите, – господин Хильберт извлек из борсетки еще один листок и протянул его Максу.

Мартина вернула записку Максу. Он еще раз прочел ее и заговорил о более существенном:

– Как вы думаете, почему она пишет о смерти из-за болезни? Вы утверждали, что относительно болезни дело обстояло не так уж плохо.

– Да, но при регулярной терапии. Вероято, теперь у нее нет возможности лечиться.

Сказанное совпадало с соображениями Макса, и он, соглашаясь с мнением клиента, кивнул.

– О какой тайне она пишет? Вы имеете о ней какое-нибудь представление?

– Никакого, господин Вундерлих. Для меня это такая же загадка, как и для вас.

Пожалуй, спрашивать было больше не о чем. Макс громко, чтобы слышали все, поинтересовался:

– Фрау Хайзе, у вас возникли какие-либо соображения по существу услышанного и увиденного сегодня?

От неожиданности столь официального обращения Мартина даже вздрогнула. Она пожала плечами и сказала:

– Нет, господин Вундерлих. Разве что, если все, что мы узнали сейчас, – это правда, я разделяю надежду господина Хильберта увидеть женщину, которая ему нравится, живой. Не так ли, господин Хильберт?

Возможно, этим вопросом она хотела вызвать какую-то явно поддельную реакцию клиента, что бывает иногда, когда у человека рыльце в пушку. Но ни тени фальши не было на лице клиента, и голос его прозвучал вполне искренне:

– Безусловно, фрау Хайзе. Я сойду с ума от радости, если Жаклин действительно жива. Правда, как вы понимаете, непонятных моментов здесь очень много. Но, пожалуй, вы согласитесь, что я был прав, когда утверждал, что Дитмар Гундер скверный человек. Нужно торопиться. Может случиться все что угодно, – лицо его стало серым, а глаза увлажнились.

Макс же сказал:

– Да, господин Хильберт, в деле столько непонятного, что мы должны подумать, возьмемся ли за него. Я прошу два дня на обдумывание. Потом мы, возможно, подпишем контракт. Я позвоню вам, – и добавил: – Все любезно предоставленные вами документы мы временно забираем.

Клиент молча кивнул и поднялся с дивана. Мартина проводила его до двери.