Я старалась, честно старалась, полюбить своего родного брата. Я каждый раз повторяла себе с утра, что я теперь не одна, со мной живет родной человек, о котором я должна заботиться. И я, как старшая сестра обязана дать ему любовь, тепло и заботу.

Мне верилось, что чувство любви, которое мы даем людям, обязательно находит отклик в их сердцах, возвращаясь к нам.

Я готовила Ване завтраки, провожала его до института первые недели. Он все никак не мог освоиться в метро и очень по этому поводу злился, скрывая свою растерянность. Мы даже сходили с ним пару раз в кино. Мне думалось, что после фильма мы начнем обсуждение, как всегда делали это с бабушкой. Хотелось узнать, что может волновать моего братика, что тревожить. Но Ваня только попросил сводить его в Макдональдс и заесть киношный бред гамбургером.

От похода в театр он категорически отказался. «Кино я еще высидеть могу, только в следующий раз бери билеты на комедию. Но тягомотину в театре смотреть не буду! Хватит! У нас в школе обязаловка была в театры ходить, а после сочинения писать! Ненавидел это! Я всегда после первого акта убегал! Покажусь вначале классной, она всех отметит, а потом убегаю».

– И как же ты после сочинения писал, если пьесу до конца не смотрел? – удивилась я.

– А мне Хомяк сочинения писал, – скривился брат.

– Кто это хомяк? Это кличка или фамилия?

– Не, фамилия у него Орлов, но семья у них бедная была, он все время жрать хотел. Придет к нам в гости, я специально перед ним вазочку с печеньем поставлю, но предлагать не тороплюсь. Так он схватит одно печенье и в рот, за щеку. Умора! Я его за это хомяком и прозвал. А за сочинения я ему платил.

– Платил? Чем?

– Деньгами разумеется! Да он многим за деньги уроки делал. Потом его, правда, исключили из школы, но это уже в десятом, кто – то сдал.

– И как он теперь? – У меня сильно забилось сердце, что – то подсказывало, что мой брат не остался в стороне этой истории.

– Да я откуда знаю, нужен он больно! – Взорвался братец. – Ему, как лучше хотели, у него вон сестры маленькие, отец погиб, мать одна работает, можно сказать на еду не хватает, а он в позу встал: «Иван, ты обязан сам учиться, тебе поступать в этом году!» Ну и пошел…

– Ясно.

– Что это тебе ясно? Никто не имеет права учить меня! Поняла? Никто! А кто посмеет, поплатится, – брат приблизил к моему лицу свои колючие глазки.

И мне на секундочку стало страшно, что было бы со мной, не забери меня бабушка в мой серый, дождливый и горячо любимый город?

* * *

В двадцатых числах декабря я купила у метро елку, на этот раз небольшую. Правда, в автобус с ней лезть было бесполезно, и я мужественно пошла пешком две остановки до дома. Надо было купить ее вместе с Ваней, может, нашла бы в душе его добрые нотки. Когда будем ее наряжать, то я обязательно расскажу ему, как мы делали это в старой коммунальной квартире, как справляли там Новый год.

Брата дома не было, и я быстренько спрятала елку на лоджию. Но прошел вечер, наступила ночь, а Ванька домой не приходил. Я металась по квартире, не представляя, что могло случиться. Несколько раз выходила на улицу, вглядываясь в пустынную темноту.

Не пришел Ванька и на утро. Совершенно разбитая, я вышла утром из дома, не представляя, где искать брата. Друзей его я не знала, он никогда о них не заговаривал, девушки у него еще тоже не было. В девять утра я стояла столбом возле входа в его институт, вглядываясь в чужие лица. Меня душило отчаяние, слезы катились по щекам, но я их почти не замечала.

– Девушка, что у вас случилось, вам помочь?

На меня смотрела милая старушка в изящной шляпке. Я даже сразу не поняла, о чем она меня спрашивает.

– У меня братик пропал, – шмыгнула я носом. – Ушел вчера в институт и ночью не вернулся. Мы с ним одни живем, родители в другом городе, – затараторила я, испугавшись, что старушка сейчас исчезнет, и я вновь останусь наедине со своим горем.

– Ну, милая, не стоит так уж убиваться, сейчас узнаем про вашего братика. Какой курс? – спросила она у меня уже на ходу.

– Первый. Он на первом курсе, коммерческое отделение, – я засеменила за моей спасительницей, подстраиваясь к ее шагам.

Старушке по пути все уважительно кланялись, безмолвно перед ней расступаясь.

– А вы, дорогая, где учитесь, в каком вузе?

– Да я в институте не училась, меня бабушка своему ремеслу обучила, я по ее стопам пошла. Это сейчас курсы появились разные, а во времена моей бабушки они друг у друга опыт перенимали.

– А чем, если не секрет, ваша бабушка занимается?

– Она гримером была на Ленфильме, только ее уже нет.

– Печально, – участливо вздохнула старушка, – ну, вот мы и пришли, заходите, милая!

Мы подошли к тяжелой двери, на которой весела табличка «Ректор».

– Ой, простите, вы – ректор?

– Я секретарь ректора. Уже сорок пять лет! И от моих глаз тоже мало что может утаиться в этом институте. Сейчас узнаем про вашего братца.

Она кому-то позвонила и попросила принести личное дело Ивана Глазкова. Я не поняла, что ответили на другом конце провода, но только моя добрая фея нахмурилась, бросила быстрый взгляд в мою сторону и молча, положила трубку.

– Что, что с Ваней? – почти крикнула я.

– Ваня ваш жив и здоров! В данный момент находится в отделении милиции, куда вчера днем доставлен за сбыт наркотических веществ.

– Этого не может быть! Ваня не… Наверное, это по ошибке, он был рядом. Я сейчас же еду туда. Где это отделение?

– Ну, может, конечно, и ошибка, только не думаю. Институт ваш братик почти не посещает. Одни пропуски. На коммерческом отделении требования, конечно, не такие жесткие, но надо и совесть иметь. Думаю, институт не сможет дать ему хорошую характеристику. И к сессии его вряд ли допустят. В старые времена, я бы посоветовала отправить вашего Ваню в армию. Там из таких делали отличных мужчин, но в нашей теперешней стране… Боюсь, вам, милая, не под силу воспитывать такого обол… простите, чуть не сорвалось. Вызывайте родителей, а лучше отца.

– Спасибо, я так и сделаю.

Мама прилетела вечером, забрала Ваньку из милиции и стала отчитывать, но не его, как мне казалось логичным, а меня.

– Как же тебя воспитали? Что же ты за чудовище такое выросла? Вы же одна кровь! Как ты могла так обирать родного брата? Мы же столько денег вам присылали, я себе буквально во всем отказывала, только чтобы у вас все было! А ты брату только на метро выдавала. Это ты толкнула его на преступление, тебя надо наказывать. Если дойдет дело до суда, я так на нем и заявлю. Ты хоть понимаешь, что Ваню из – за тебя из института могут исключить? Зачем ты туда заявилась? В деканате я еще могла все уладить, а ты до самого ректора дошла, дрянь!

– О каких деньгах ты вообще говоришь, мама? Да, их хронически не хватало. У нас сейчас на Ленфильме почти нет съемок. Я даже несколько книг продала. Но никакие переводы к нам не приходили. Можешь у Ивана спросить, если ты ему больше веришь.

Я мельком взглянула на брата и заметила его бегающие глазки.

– Ваня, может, ты хочешь что – то сказать?

– Прекрати врать, слушать тебя противно, – взорвалась мама. – Ванечка был вынужден скитаться по холодным улицам, пока ты здесь мужиков принимала. Срам, какой! При младшем брате! Правильно мне говорили – забирать тебя надо было от бабушки, и воспитывать самой. Ничего хорошего из тебя не получилось. Во всем виновата столичная жизнь и моя мамочка, конечно, тоже постаралась. Видно, совсем тобой не занималась!

– Не смей отзываться так о бабушке! – меня трясло. – Она столько доброты в меня вложила, а вот ты вырастила из своего сыночка настоящего морального урода! Ты сходи в институт, проверь, он его почти не посещал.

– В тебе говорит ревность, – устало вздохнула мама. – Мы абсолютно чужие люди. Значит так, я уже узнавала, можно купить комнату в коммуналке за небольшие деньги. Оставлять вас вдвоем слишком опасно для Ванечки.

Я немного выдохнула, но оказалось зря.

– Ваня к коммуналкам абсолютно не приспособлен, а тебе не привыкать. Завтра напишешь дарственную на брата на эту квартиру, оформим все документы, и постарайся с нами больше не пересекаться.

– А куда я должна переехать?

– Поищи себе жилье, только не долго. Сейчас я Ванечку увезу, ему нужно успокоиться. Такой стресс пережил ребенок! В конце января мы вернемся, и постарайся, чтобы тебя до этого времени уже здесь не было.

– Но у меня нет денег на покупку комнаты, – меня вся эта ситуация вдруг перестала волновать. Я отстраненно смотрела на свою маму и на абсолютно чужого мне неприятного парня.

– На многое не надейся, у меня есть небольшая сумма.

– Мам, а это не та, которая на мою машину? – заволновался Иван.

* * *

– Девушка, сейчас недвижимостью никто не занимается, – удивленно встретили меня в риэлтерской конторе. – Новый год же, – уточнила молоденькая секретарь. – Даже те, кто хочет что – то продать к праздникам готовятся.

– Мне надо быстро найти комнату! – Я чувствовала, что стучусь в глухую стену, и совсем уж было собралась уходить, но тут широко распахнулась дверь и на пороге, в клубах сигаретного дыма, возникла сухонькая старушка. Видавшая лучшие времена узорчатая шаль, как саваном покрывавшая узенькие плечики, тяжелая оправа очков – подчеркивали хрупкость и беззащитность своей хозяйки.

– Анжела, ты, что же это клиентов отпугиваешь? – обратилась она к девушке, выпустив в ее сторону белое облако.

– Аделина Генриховна, я не отпугиваю, я объясняю, что сейчас на рынке затишье! – замотала конским хвостиком секретарь.

– Но, может, кому – то тоже срочно надо продать комнату и уехать в другой город, к счастливой жизни! А мне надо купить, чтобы не видеть больше… – я осеклась. – Могут же быть такие счастливые совпадения? Бывают же! – В глазах, отчего – то защипало.

– Ох, а вот это уже интересно! Пройдемте в мой кабинет, – взмахнула шалью старушка.

Я постаралась взять себя в руки, сделав три глубоких вдоха.

«Никогда не показывай своей слабости на людях! Люди любят сильных, тех, что на коне! А кто с коня упал, тех топчут!» – как то сказала мне бабушка.

– Проходи, детка, сейчас посмотрим, чем тебе помочь! – Аделина Генриховна быстро включила старенький компьютер и застучала по клавиатуре удивительно длинными красивыми пальцами с аккуратным маникюром. – Что бы ты хотела купить?

– Мне нужна комната, – обрадовалась я участию. – Любая, маленькая и недорогая. Денег у меня немного, но комната нужна срочно. Лучше, если я перееду в нее до Нового года.

– До Нового года осталось пять дней, – напомнила старушка.

– Я понимаю, это нереально. – В голове возникла безрадостная картина: я одинокая сижу в почти чужой квартире, а на улице раздаются веселые крики и звуки хлопушек.

– Ничего нереального нет! Можно сделать продажу под гарантию нашего агентства.

– Это как?

– Ты можешь заселиться уже завтра, передав предварительно всю сумму, а оформление сделаем в обычном порядке.

– А так можно? – Недоверчиво спросила я. – Я не останусь и без денег и без комнаты?

Аделина Генриховна перестала стучать по клавишам и откинулась на спинку потертого кресла, внимательно глядя на меня поверх массивных очков.

– Я обижаю вас своим недоверием? – устыдилась я.

– Не переживай, девочка, взгляни, у меня есть для тебя целых два варианта. Один на Гражданке. Дом панельный, но новой застройки. Метро рядом. Комната большая почти пятнадцать метров. Двое соседей. Вторая – на Петроградке, рядом метро «Горьковская». Комната вытянутая, но в ней два окна, правда, во двор, хотя сама квартира интересная. И мы бы давно ее расселили, но живет в ней одна упрямая бабулька. «Умру, – говорит, – в своей квартире». Соседи там почти не живут. Говорят, на бабульку смотреть не могут, боятся за ее жизнь и свою свободу. Всегда мы, старики, мешаем жить молодежи, – тяжело вздохнула Аделина Генриховна.

– А эта, на Петроградке, дорогая? Все – таки район…

– В твою сумму укладываемся, – успокоила риэлтор. – Там квартиросъемщиков целых восемь, а это для расселения морока, плюс проблемный жилец.

– И я могу завтра туда переехать?

– Да, у меня есть доверенность от этих жильцов.

– Тогда мне срочно надо к нотариусу, сделать дарственную на брата и получить деньги. Я постараюсь сегодня к вам вернуться, – заспешила я.

– Понятно, – Аделина Генриховна слегка сжала свои тонкие губы и вновь потянулась за сигаретой. – А ты даже не хочешь взглянуть на свою будущую жилплощадь?

– Мне кажется, что она мне должна понравиться. Я вам верю.

«Как интересно, мне в последнее время такие милые старушки попадаются! И все принимают участие, помогают…»

* * *

– Ты думаешь, мы с папой миллионеры? – Удивленно вскинула красивые брови мама, когда я рассказала ей про комнату.

– Но, ты, же сказала, что дашь мне денег и чтобы я скорее отсюда уехала. Если я сегодня передам нужную сумму в контору, то завтра уже смогу переехать.

– Так дела не делаются. Это тебе не книжку купить, это жилье, моя дорогая.

– Ну, что же тогда мне делать? Оставаться в этой квартире?

Мама нахмурилась, слегка постукивая по столу ладошкой. Ивана слышно не было, он не вышел мне навстречу.

– И сколько метров комната?

– Почти пятнадцать! Два окна, но во двор и восемь соседей.

– И куда тебе пятнадцать метров? – Наконец удивилась моя мама. – Я так понимаю, что меньшая комната и стоить будет меньше?

– Сейчас есть только эта. Но, очевидно, можно поискать еще. Только сейчас люди к Новому году готовятся, поэтому агентства недвижимости отдыхают. Хорошо, я поищу еще, к весне будет больше предложений.

– Мам, к весне и цены возрастут. Надо брать в затишье, – вышел из комнаты братец.

– Ванечка, ты бы не брал это в душу. Мы сами разберемся! Хорошо, – повернулась ко мне мама, – завтра поедем, посмотрим твою комнату, и может быть, я дам тебе эти сумасшедшие деньги.

– Не, мам, пусть сначала дарственную напишет! А то ты ей дашь деньги, а она взамен нам: «Большое спасибо, и пока, родственники!»

Я ожидала, что мама защитит меня от таких несправедливых нападок, одернет Ивана, но она продолжала что – то обдумывать и казалось, ничего не замечала вокруг.

* * *

Утром возле строгого серого дома на Петроградской стороне нас ожидала Аделина Генриховна. Братец, выразив удивительную заинтересованность, пошел с нами.

– Вот это уже похоже на Питер! Да, мам? – изрек мой родственник при виде дома, не удосужившись поздороваться. – И тебе Нева близко…

Поднявшись на третий этаж по широкой лестнице, Аделина долго возилась с тремя замками. Наконец, тяжелые врата отворились, и на нас повеяло духом питерских коммуналок. Странно, но этот неистребимый запах был одинаков во всех парадных. Но мне он нравился, был родным!

Из темноты, вальяжно потягиваясь, вышли два огромных кота.

– Брысь! – Тут же вскрикнула мама.

Коты присели и с удивлением стали разглядывать нашу компанию.

– Проходите, пожалуйста! Комната находится в конце коридора. – Аделина Генриховна уверенно шла вперед, не обращая внимания на кошек.

Одна из дверей темного коридора резко распахнулась и на пороге застыла неприятного вида старуха. Седые спутанные волосы опускались ей на плечи, тусклые глаза на широком лице смотрели неприязненно, поджатые губы выражали недовольство.

– Здравствуйте, – присела я.

– Опять привела? – Не отвечая на мое приветствие, обратилась к Аделине тетка.

– Успокойтесь, Виктория Осиповна, эти люди пришли посмотреть всего лишь комнату. Никто на эту несчастную квартиру больше не претендует! И вашему спокойствию больше ничто не угрожает!

– Это что за чучело? – Удивился Ванька.

– Это соседка, – пояснила я.

Комната была угловая, вытянутая и очень темная, как мне показалось тогда. Тусклые обои на стенах, пыльные окна, одинокая лампочка, нелепый продавленный диван, перегородивший комнату на две половины.

– Это че? Здесь можно жить? – Похоже, Ванька действительно не имел ни малейшего представления о питерских коммуналках.

– И за это вы хотите такие деньги? – Воскликнула мама.

– Это реальная цена, – пожала плечами Аделина, – даже заниженная, если исходить из района и метража. Места общего пользования смотреть будем?

– Это, какие? – Не выходил из ступора братец.

– Кухня, туалет…

Хлопнула дверь и к нам, сурово надвигаясь, приближалась Виктория Осиповна в сопровождении своих хвостатых стражников.

– Смотрите без нас. Мы тут жить не собираемся, – испуганно воскликнула мама и, схватив Ваньку за руку, выбежала на лестницу.

– А кто же тогда собирается жить в моей квартире?

– По – видимому, я. Но меня коммуналкой не испугаешь, я выросла в такой же. Да и работа моя, можно сказать, через дорогу от дома.

– И кем же ты работаешь через дорогу? – Уже заинтересовано глянула на меня соседка.