Туман в голове рассеялся довольно быстро и перед глазами будто стало светлее.
Казалось, вокруг теперь ярче и намного приветливее вспыхивали огоньки светомузыки. Стройными цепочками они проносились у меня перед глазами. Временами эта вереница «светлячков» разрывалась на небольшие отрезки, которые, то тут, то там, принимались замысловато скручиваться в спиральки. Вращаясь вокруг своей оси, они одновременно кружились и по залу, будто водили по нему хороводы, делая мир вокруг меня светлее и радостнее. Плохо было то, что веселые огонёчки светомузыки радовали глаз не более нескольких секунд, а когда они все разом, словно по команде, исчезали во мраке, мне снова становилось неуютно от ощущения безысходности, преследовавшего меня весь вечер.
Я не понимала, почему так остро реагирую на эту, в общем-то привычную для любой дискотеки визуальную смену антуража, но состояние эмоциональных качелей, в которое она меня ввергала, всё больше выбивало из колеи и укрепляло желание как можно быстрее покинуть это неспокойное место.
К сожалению, алгоритм работы цветомузыки был запрограммирован таким образом, что мрак продолжал царить в помещении большую часть времени, и я не могла приложить ума, где бы здесь нашлось хотя бы одно, по-настоящему светлое место. Наверное, мне не стоило воспринимать смысл сказанного Викой дословно.
«Не ступай туда, где нет света», – посоветовала она мне перед тем, как мы вошли в это царство тьмы со снующими повсюду тенями. Наверное, она имела в виду нечто другое, нежели просто хорошо освещённое помещение. Тени, за которыми я продолжала наблюдать, превращались в людей лишь на пару-тройку мгновений, и тогда, в лучах светящихся спиралек можно было различить приблизительный цвет их одежды и масок. Но как только лучи поглощала темь, гости будто теряли душу и превращались в бесформенную массу хаотично мельтешащих зомби.
Следя за этой, постоянно повторяющейся и несколько мистической, на мой взгляд, метаморфозой, я вдруг остро представила себя Алисой из Зазеркалья, по недоразумению или по чьему-то злому умыслу попавшую туда, где ей было совсем не место – туда, где она легко могла бы сгинуть, без следа растворившись в совершенно чуждой ей, агрессивно настроенной сумеречной реальности.
Я понимала, что надо отвлечься от депрессивных мыслей. Надо было подумать о чём-нибудь приятном, но у меня не получалось и я всё явственнее ощущала себя марионеткой в чьих-то цепких руках: бесправной куклой в руках того, кто сейчас будто ставил на мне эксперименты.
«А, может, и не только на мне, а на всех тут присутствующих… – мысленно пробурчала я и вдруг догадалась, в сотый, если не в тысячный раз вглядевшись в центр зала: – Это же – настоящая Черная Дыра! Да, очень похоже…»
Несколько лет назад, после того как дедушка устроил мне экскурсию в Планетарий, я возомнила себя начинающим астрономом и загорелась идеей изучения планет и космического пространства между ними. Впрочем, та моя блажь прошла довольно быстро, так и оставив интерес ко Вселенной лишь на любительском уровне. И произошло это потому, что воображение, разыгравшееся после просмотра одного ролика по астрономической тематике, живо представило мне космос необъятным пугающим монстром. Я тогда почувствовала себя в нём песчинкой, мельчайшей беспомощной точкой, рисковавшей исчезнуть без следа в бескрайней вакуумной черноте. Исчезнуть точно также как и сейчас – в этой пугающей «Терре Инкогнита».
«Катя, хватит нагнетать!» – мысленно велела я себе.
Но мысль о «блажи стать с космосом на «ты»», как окрестила тогда моё новое увлечение подруга детства – Алиска, спровоцировала на подвиг мои, недавно чем-то одурманенные серые клеточки. Почти избавившиеся от воздействия странного вещества, они активизировались не на шутку и вдруг подкинули мне на ум подробную информацию из обучающего ролика об устройстве Вселенной. Его я посмотрела сразу после экскурсии в Планетарий.
Как ни странно, мне не составило труда мысленно перенестись в те дни. Хоть и не в красках, как обычно, но всё же вполне различимо я увидела себя в чёрно-белом исполнении, сидящей за рабочим столом дедушкиного кабинета, и даже услышала щебет птиц, доносившийся тогда из открытого настежь окна. Честь находиться у деда в кабинете выдавалась мне редко, но в тот день, наслушавшись моих восторженных рулад о красоте космоса, он сказал:
«Ну, что ж, мой начинающий астроном, пора расширять границы восприятия и учиться отличать зёрна от плевел».
«Причём тут зёрна и плевела, деда?» – не поняла я тогда хода его мыслей. И услышала в ответ:
«А при том, мой доморощенный учёный, что, прежде чем принять серьёзное решение всегда нужно сначала изучить вопрос».
Он усадил меня тогда перед компьютером в своём огромном удобном кресле и предложил посмотреть фильм.
Фильм тот произвёл на меня неизгладимое впечатление. Он показался мне и восхитительным, и ужасающим одновременно. Да, я тогда поразилась мощи одной из чёрных дыр, пульсирующее дыхание которой было очень наглядно и до чёртиков правдоподобно смоделировано создателями фильма. Мой восторг этим фантастическим действом на экране оказался настолько велик, что, как ни странно, возымел прямо противоположный эффект – отталкивающе устрашающий.
Думаю, дедушка не зря показал мне тогда именно этот фильм: он сделал ставку на моё богатое воображение и знал, что оно обязательно разыграется до поистине космических масштабов. Разыграется и вызовет нечто, сродни панике, что оставит в моём сознании устрашающее послевкусие. А оно, в свою очередь, охладит мой пыл. Таким образом, с «очередной придурью» внучки будет покончено раз и навсегда.
Дед всегда хотел, чтобы я продолжила семейную династию и стала нейрохирургом. И велел по окончании Универа непременно переквалифицироваться в пластического хирурга. В тот день он сказал:
«С твоим чувством прекрасного ты должна стать именно пластиком. Пациенты будут в восторге от того, как художественно ты будешь перекраивать их лица. Под твоим скальпелем будут рождаться лишь афродиты с аполлонами. Молва о твоём искусстве распространится по столице и обеспечит тебе безбедную старость».
«Но я хочу остаться нейрохирургом!» – взбунтовалась я тогда.
«Не спорь, – велел он мне. И объяснил: – Запомни: плановая операция в твоём исполнении всегда будет более успешной, чем экстренная».
«Не понимаю тебя…»
«При плановой операции у тебя будет достаточно времени на подготовку. Ты досконально изучишь анализы пациента, ознакомиться с его анамнезом и проведёшь с ним доверительную беседу. Расспросишь обо всех его хотелках, при необходимости – вынесешь предупреждение и скорректируешь их объём. Наладить контакт с пациентом – очень важно, Катерина. Особенно – с твоим складом ума. А я всегда буду рядом и подстрахую в случае чего…»
«Будешь рядом у операционного стола?»
«Да. Буду рядом везде. Пока не научу тебя всему, что умею и знаю сам».
«Но я хочу работать в Склифе».
«Это место тебе не подходит», – сказал он тогда, как отрезал.
«Почему?»
«Потому что в экстренной медицине нейрохирург часто вынужден принимать решение в авральном режиме. В подобных условиях у тебя высок риск неудачи».
«Почему?»
«В тебе нет решительности твоей матери, Катерина. Правда, и её безрассудства в тебе тоже нет. Вижу в этом огромный плюс. Однако ты склонна к рефлексии и в стрессовых ситуациях не всегда способна мыслить оперативно, чётко и здраво. Склонность к рефлексии передалась тебе от отца. К тому же, ты нередко поддаёшься чужому влиянию. Тут вот даже не знаю, в кого пошла. Наверное, в бабушку – мою жену».
Стоя сейчас у стены зала перед чёрной дырой местного, так сказать, разлива, я поняла, что дед был прав тогда в своей оценке.
«Поддаюсь влиянию – да… Иначе не оказалась бы здесь… И рефлексирую вместо того, чтобы искать отсюда выход. – Согласилась я с его мнением. – Ладно. Не будем о грустном. Что там по чёрной дыре?»
Во мне проснулся азарт исследователя. Он часто посещал меня на практических занятиях в Универе и в часы после них, когда я бродила по столице с фотокамерой наперевес.
Я мысленно освежила в памяти видеоролик, который смотрела тогда у деда в кабинете, и «перемотала» его до того момента, когда хорошо поставленный голос диктора стал рассказывать о феномене чёрных дыр.
Мысленно сравнив кадры из того фильма с тем, что разворачивалось сейчас у меня перед глазами, я поразилась почти полному совпадению картинок.
Эпицентр нашей – земной «черной дыры» имел все признаки этой самой – настоящей космической: равномерную округлость формы и ни на мгновение не стихавшую пульсацию. Так же нескончаемо бодро на том обучающем видеоролике «дышала» и дыра, которая меня так тогда напугала.
Именно там – в самом центре зала, словно в кишащем муравейнике, хоть и не так катастрофически энергично, как раньше, но всё же продолжала бесноваться основная масса приглашённых, и именно туда ещё совсем недавно меня тянуло с непреодолимой силой.
Под ритмичную музыку, хоть и бьющую теперь по ушам не так оглушительно, тени там корчились в поистине диком фрик-дансе. Порой, будто всё ещё находясь в странном угаре, они хаотично наскакивали друг на друга и даже начинали конфликтовать. К счастью, к тотальному бунту толпы эти стычки не приводили, потому что пыл теней-зачинщиков быстро остужали высокие мощные силуэты в, казалось бы, иссиня-чёрных одеяниях.
«Так хаос здесь всё же управляем!» – догадалась я и воскликнула, то ли мысленно, то ли вслух:
– Как же жаль, что я не взяла с собой фотокамеру. Руки так и чешутся запечатлеть сей феномен. А всё Марья со своим авторитетным мнением…»
Расслышав самодовольный ответ подруги, я поняла, что выдала свои мысли вслух.
– Какой на фиг феномен?! И да, моё мнение – крайне авторитетно, голубушка, – заявила она без тени смущения. – А авторитетно оно именно потому, что всегда верно!
– Чем же оно верно в случае с камерой? – недовольно откликнулась я.
– Да хоть тем, что игрушку твою, вечно щёлкающую, увели бы здесь в два счёта! Ты даже глазом моргнуть не успела бы! И как бы тогда, скажи на милость, ты объяснила бы её пропажу Мюллеру?
– Какому ещё Мюллеру, Маш?
– Как какому?! Громову Данил Сергеичу!
– Замолчи! – приказала ей Вика. И напомнила: – Не забывай о конспирации.
– Пардон, мадам, – парировала она Кудряшке и строго выдала мне: – Всё, не напрягай меня больше, башка разболелась. Смотри вон, как беснуется чернь. И будь благодарна этой! – Подруга кивком указала на Вику.
– За что благодарна? – не поняла я и услышала в ответ:
– За то, что тебя в эту клоаку не отпустила. Ты там сгинула бы на фиг! Да-да! Я всё видела, блаженная ты наша! Терь молча глазей на этот беспредел, но – со стороны. Глазей и радуйся, ясно!
– Ясно, – сокрушённо вздохнула я и продолжила наблюдать за толпой. Ничего другого, похоже, мне сейчас всё равно не оставалось.
Не знаю, сколько времени пролетело, но «чёрная дыра», организованная владельцами «Терры», вдруг принялась уменьшаться в размерах. Всё изменилось потому, что по периметру зала стало ещё светлее. Оказалось, что в стенах зала тоже вмонтировано бесчисленное множество мелких лампочек. Раньше они не подавали признаков жизни, но теперь… Теперь, явно по чье-то незримой команде, целая плеяда этих светящихся точек стала попеременно вспыхивать разноцветьем, вытягивая центр зала из тёмной бездны. Каждая синхронная вспышка, казалось, была ярче предыдущей и уменьшала диаметр пресловутой «чёрной дыры», будто постепенно схлопывая её. И чем меньшей по размеру та становилась – тем с большей агрессией толпа проявляла себя, будто не желая схлопнуться вместе с этой пульсирующей тьмой. Похоже, зарождался бунт теней, и у Чёрных Плащей, как я окрестила силуэты в иссиня-чёрных длинных одеяниях, работы явно прибавилось.
Мы втроём всё так же ютились у стены – хоть в зыбкой, но безопасности – и как будто чего-то ждали.
Я взглянула на Вику и просто на физическом уровне ощутила напряжение, в котором она пребывала. Моя Кудряшка явно нервничала, а делала она это крайне редко – только тогда, когда что-то выходило у неё из-под контроля. На моей памяти от неё также фонило лишь однажды – ещё в детстве, когда я застряла в катакомбах. Тогда ей не хватило сил вытянуть меня из них самостоятельно. Пришлось звать на помощь деда Арта, а потом получать от него нагоняй.
Сейчас Кудряшка крепче обычного сжимала мою ладонь в своей и зорко вглядывалась в стену напротив. Что она там пыталась развидеть или кого, было неизвестно, но я её не отвлекала. Маша тоже притихла и будто впала в некоторую апатию.
– Ты как? – спросила я у неё.
– Норм, – коротко бросила она мне в ответ.
– Мы чего-то ждём?
– Сигнала.
– Какого?
– Да хрен его знает. Я не заморачиваюсь и тебе не советую. Её время действовать, – закончила подруга свою тираду, снова кивнув на Викторию.
– Что ж, подождём, – откликнулась я. И пробурчала: – Знать бы чего… Хочу домой…
– Ага, щаз! Среди черни потусоваться – предел твоих мечтаний, что ли? – воскликнула Маша.
– Среди черни? Почему ты их так называешь?
– А что не так? Посмотри на них! Чернь и есть!
– Не понимаю тебя…
– А что тут понимать? Явно отребье, польстившееся на дармовщинку. Им даже шотиков не предложили.
– Каких еще шотиков, Маш? – не поняла я её.
– Обычных, чтобы горло промочить.
– Думаю, это сделано для чистоты эксперимента, – негромко предположила Вика.
– Какого эксперимента?
– Похоже, эксперимента с дурью, – ответила за нее Маша. Как бы нам всем ответ держать не пришлось.
– Ответ держать? Перед кем?
– Перед тем, кто этот балаган устроил.
– Думаешь, нас опрашивать будут?
– Хорошо, если просто опрашивать, а не фиксировать всё документально. С анализами и другими медобследованиями.
– О нет – я – пасс! – возмутилась я.
– Да кто тебя спрашивать будет! – не умолкала подруга, – Загонят в кабинет – не отвертишься.
– В какой кабинет? Ты что-то знаешь, да?
– Прекрати, Стоцкая! – велела той Кудряшка.
– Ма-ша, колись давай, как ты ни скажешь!
– Остынь! Ничего я не знаю! – закипела моя конспираторша.
Разговор наш не ладился. Похоже, не только я была на пределе, но и они обе.
– Девочки, пойдёмте домой, мне здесь не нравится. Да и поздно уже, наверное, – предложила я, но Марья накинулась на меня коршуном.
– Какой на фиг домой! – возмутилась она и, поймав на себе осуждающий взгляд Виктории, продолжила на два тона ниже: – Дело – не сделано, сечёшь?
– Какое дело, Маш? – спросила я, постаравшись говорить спокойным тоном.
– Ты что, совсем обдолбалась, мать?! Мы за чем сюда пригнали?! – снова вскипела моя амазонка.
– Иди сюда! – тут же велела ей Вика. Марья не стала спорить: отошла от меня и встала рядом с той. – Дыши и приходи в себя! – Велела Кудряшка моей фурии, – Твой мозг мне нужен в работоспособном состоянии.
– Нужен ей, – недовольно пробурчала Марья ей в ответ. И замолчала.
Мы простояли у стены ещё какое-то время. Я всё так же не выпускала ладони Виктории из своей и чего-то смиренно ждала.
Прошло ещё несколько минут, и толпа гостей стала обретать вполне себе цивилизованный вид. Люди больше не дёргались как фрики, движения их обрели плавность, ритм танца, если его вообще можно было назвать танцем, стал размеренным. Хаос вокруг нас, как по мне, кем-то контролировался и вполне себе успешно управлялся.
– Чего мы ждём, Ви… Кассандра? – всё же спросила я.
– Не время, – ответила она мне. И добавила: – Думай о чём-нибудь отвлечённом. Не связанным с клубом. Твоя задача: не дать мозгу заснуть!
«Думай Катя! Думай – не впадай в ступор, как Марья! – велела я себе, взглянув на подругу. – Что обо всём этом сказал бы Кирилл Андреевич? Миша велел держаться от Орлова подальше… Сказал, что тот мстит его семье за смерть своей жены. Поэтому и встал, между нами. Но разве я и Миша – мы? Разве мы пара? Нет, конечно! По крайней мере, я так не считаю. А он считает, что пара… Надо с ним это обговорить…. Ладно, оставим Мишу в покое. Неужели Кирилл Андреевич действительно мстит? Вот Каменнолицый – да, мстит. Он сам признался… А Орлов… Он адекватный… И так не похож на своего злобного родственника. Да и зачем мстить? Дело прошлое… Столько воды утекло… Остыло всё, должно было остыть. «Месть – блюдо, которое подают холодным» – помню, где-то читала… Интересно, Новиков действительно здесь? Маша в этом уверена, – продолжила размышлять я, разглядывая то маски на лицах гостей, то мигающие в стене напротив лампочки. – Как они умудряются в них плясать? Неужели дыхание не сбивается? Я бы не смогла…»
Вдруг взгляд зацепился за один из силуэтов.
«Что-то знакомое в осанке и манере держаться, – констатировала я. – Это явно мужчина. Идёт, как танк и все перед ним расступаются… Миша, тоже так умеет. Неужели это он?»
Но убедиться в своей догадке возможности мне не представилось: гость юрко затерялся в толпе.
О проекте
О подписке