Лиар Нейд Альвир, наследный принц Эверрана. Северо-западная граница Эверрана

Он вертел головой, разглядывая залегшие среди разнотравья каменные гребни, провожал глазами кряжистые, низкорослые дубки. А вон там, за излучиной должен начинаться лес. Сколько ж там грибов было тогда, в одиннадцатом! Но еще больше было трупов: глаза некуда деть, чтоб не зацепить очередного мертвеца, нанизанного на стрелу с красивым соколиным оперением. А может, Лиару это казалось с непривычки. Все-таки, не так уж многое он успел повидать к своим шестнадцати. Это сейчас зачерствел, пообтерся. Теперь его не выворачивало бы наизнанку при виде опушки, заваленной трупами, и не оборачивался бы он на каждом шагу, содрогаясь от чувства, будто все они укоризненно глядят ему в спину.

Хотя именно сейчас принцу снова было не по себе. Озвереть можно, четыре года минуло, столько всего с тех пор успело произойти!.. Лиар Нейд думал, что ужас и триумф тифрийской мясорубки давно погребены под толстенным слоем чужих интриг, новых сражений и бесконечных смертей вокруг. Только теперь знакомые места разбередили душу, разворочали. Воспоминания цеплялись друг за друга и лезли, лезли… Прогонишь одно – другие уже тут как тут. Совсем как тогда, на стенах: стоит убить одного «лошадника», как его место сразу же займут другие, и нет конца их строю. Память рвала грудную клетку, и принц почти воочию видел и бесконечную вереницу костров внизу, и то, как глухая обреченность на лицах людей сменяется решимостью. Слышал лязг железа и предсмертные крики, отчаянное ржание беснующихся коней. А еще – спокойный голос, отдающий приказы, который неведомо как ухитрялся пробиться через все это. Свой голос. И наступившую после тишину.

И уж точно никогда не забыть Лиару Нейду, как беспощадный восход высветил узкие улочки, заваленные телами. Как чьи-то пальцы вцепились в ворот, не давая рухнуть коленями в страшное месиво из крови, грязи и одни боги знают, чего еще. Альвир тер тогда ладони, как одержимый: казалось, что они до локтей, нет, до самых плеч измазаны красным!

– Ваше высочество! – Голос одного из гвардейцев заставил вздрогнуть. – Дозвольте спросить, станем ли мы заезжать в город? Продовольствие бы пополнить, да и кони устали.

Принц посмотрел туда, где за краешком рощи угадывались очертания стен, потом обернулся к говорившему. Тот старался держаться невозмутимо, но видно было, что остановиться в Тифре ему бесовски охота. Что поделать, люди устали не меньше лошадей, а ночевать в городе – это совсем не то же, что ютиться на скверных постоялых дворах вдоль тракта. Отказывать ребятам не хотелось.

– Нет. Не станем, – бесцветным голосом откликнулся он и, стараясь не замечать разочарования спутников, уставился вперед, на дорогу.

Вернуться на улицы Тифры, увидеть ребят из гарнизона… Заманчиво, кто спорит? Только дорога туда принцу заказана, не посмеет он смотреть в глаза бывшим товарищам. И прошлое тревожить не посмеет. Он ведь инкогнито там оказался в четыреста одиннадцатом. Жители Тифры тогда доверили судьбу города и собственные жизни заезжему барону Инальду, потому что он пообещал им шанс победить. Призрачный, крошечный, зыбкий, и все-таки. Он пообещал, а люди поверили ему и пошли за ним, послав к бесам идиота-градоправителя. Они приняли Альвира, как своего, они судили его по делам, а не по титулу и ненавистной фамилии. И что теперь, заявиться туда, сверкая родовым перстнем? Сказать, что не было никогда Вейнара Инальда, что они доверились черно-серебряной сволочи, которая теперь едет к горцам, чтоб разменять и Тифру, и множество других приграничных городов на лишнюю пару лет затишья?

Не совсем же Лиар идиот, все он понимает. Горцы год за годом грабят приграничье, угоняют мужчин работать в своих треклятых рудниках, забирают женщин… Таков был сам уклад жизни в Долине, они не умели и не желали процветать иначе. Так сложилось испокон веков, еще до Альвиров. Вот разве что Сивер Аритен когда-то на долгие годы заставил горцев уняться, но теперь-то они снова начинали наглеть. И если сейчас каким-то чудом удастся навязать горцам союзничество, мешать им станет нельзя вовсе. Разграбленные приграничные деревушки, рыдающие женщины – все это разменная монета в проклятой политике Сэйграна Ивьена и его, Лиара Альвира.

Подло, противно. Да, должен защищать свои земли, а вместо этого едет сговариваться с врагами, закрывает глаза на те бесчинства, что они творят здесь. Но фениксовы перья, если будет война, жертв окажется куда как больше! Сейчас дикари из Закатных гор убьют и угонят в рабство несколько сотен человек – так то за целый год! А если война, то за несколько дней и то больше поляжет. А потом, пользуясь моментом, соседи со всех сторон примутся атаковать, и в войне Эверран увязнет целиком. Жестокая логика, достойная графа Ивьена, но… Сожри демоны, сотни тысяч людей, которых коснется эта мясорубка, тоже хотят жить, и их тоже должен защищать Лиар Альвир. Да, не они стояли с ним плечом к плечу на стенах Тифры, не они придерживали за плечи, не давая упасть. Но это ведь неважно, Лиар должен быть беспристрастен, и он будет. Если Эрег примет возможность безнаказанно разграблять приграничье в качестве откупа, Альвир ухватится за эту возможность обеими руками. И фениксовы перья, он знал, что прав, но смотреть в глаза кому-то из бывших товарищей не было сил. Пусть боги простят ему эту слабость.

Вот и вышло, что ночевали опять пес разбери в какой дыре и выехали в путь совсем рано. Еще только-только обозначился недружелюбно серый рассвет, и, несмотря на то, что кончалась весна, было холодно. Впрочем, здесь, в горах, и летом так, наверное. Дорога быстро сузилась и пошла вверх, потянулись по краям морщинистые серые скалы. Пожалуй, где-то здесь начинались Закатные горы, и то ли от осознания этого, то ли просто от холода в кожу вгрызался озноб. Лиар прежде никогда здесь не бывал и сейчас как дурак вертел головой, разглядывая строгую, враждебную красоту этих мест. Со всех сторон, под ногами, над головой – сплошь серое, только где-то совсем уж в отдалении можно разглядеть белые шапки горных пиков. Подобной красотой и лаконичностью обладает разве что боевое оружие – простое, безупречно отточенное. И фениксы сожри, Лиар всем существом своим чувствовал, что сейчас это самое оружие нацелено ему в грудь. Здесь все дышало враждебностью и чуждостью, здесь сам воздух казался другим, незнакомым, и принцу от всего этого было здорово не по себе. Как будто земную твердь из-под ног выбило. Что ж, у горцев даже боги свои, чему удивляться?..

Так Лиар Нейд впервые за свою жизнь прохлопал засаду. Должен был ощутить угрозу, да где там! Тут же и без того все кругом дышало опасностью! Они выступили из-за камней – воинственные, хмурые, рыжеволосые. И чего горцев со степняками сравнивают, совсем же разные! Ну, может, только в разрезе глаз нечто общее есть. Они надвинулись сразу отовсюду, сомкнулись вокруг незваных гостей. Эхо шагов – все новое, новое… Проклятье, сколько же их скрывалось за камнями?! У некоторых в руках – луки. Короткие совсем, не чета орбесским: дальность у таких смешная, но сейчас хватит и ее. Вот почему Каменный город неприступен: пока твое войско будет петлять лабиринтом горных троп, его попросту перещелкают со скал. Оттуда ж все как на ладони! Эти могли и не спускаться, постреляли бы так, и дело с концом. Но они спустились, и это давало принцу хоть какую-то надежду.

– Я приветствую воинов Белой долины! В сердце моем нет войны, и мое оружие не покинет ножен, – выкрикнул он то, что предписывал горский обычай.

Его будто не услышали. Оказавшийся ближе всех горец, тот, что носил на плечах накидку из светло-серого меха, обнажил меч – короткий, изогнутый на манер серпа. И зачем такой, кишки выпускать сподручнее, что ли?..

– Нас же сейчас всех перебьют, чего мы ждем? – Один из гвардейцев тоже наладился вытащить оружие.

– Не вздумай! Если попробуешь – перебьют наверняка, – одернул Лиар, и парень, сцепив зубы, убрал руку с эфеса. На принца он смотрел почти что с ненавистью.

Что ж, можно понять человека: умирать, даже не попытавшись дать бой, Лиару и самому претило. Но сейчас было очень важно выдержать и остаться стоять. Поможет или нет, пес разберет, но это хоть какой-то шанс. Их продолжали обступать – все ближе, ближе…

– Они не остановятся. – Еще один гвардеец потянулся к поясу. – Я хоть умереть хочу как воин, а не как свинья на убое!

Альвир понимал его, честно.

– Дернешься, и я прикончу тебя сам.

Если он, Лиар, ошибается, то с этой тропы ему дорога прямиком в пекло: притащил людей на смерть, да в придачу даже погибнуть им не дал, по-человечески! Впрочем, тут для черно-серебряной падали неожиданностей и так не предвиделось, в Небесные горы не позовут, хоть ты из шкуры лезь вон. А между тем, не хотелось Нейду ни в пекло, ни в небесные горы.

– Нет веры равнинным! – выплюнул воин в серой накидке. Это словно стало сигналом. Диковинные клинки вспороли воздух в неожиданно слаженном замахе.

Рик Жаворонок. Эверран, столица

Разговор с Антарой оставил на душе налет липкой мути – приставучей, что хрен стряхнешь, засел камешком в башмаке. По-хорошему, прирезать ее надо было, пока шанс имелся. А может, просто хранителю про нее рассказать: что-то подсказывало Жаворонку, что этот умеет прятать концы в воду. Многовато дамочка знает для человека, который не сегодня так завтра попадется черно-серебряным! Да, о магии Рика ей вряд ли что известно, но вот на Орвика она может вывести, как бы ни хорохорилась: в подвалах замка доносят и на самых дорогих людей. А тот в свою очередь может потянуть за собой и Жаворонка. Но избавиться от нее Рик сегодня ночью не решился, и не сказано, решится ли после.

Вообще, странный выдался разговор. Должно бы быть смешно от того бреда, что несла Антара: влюбиться в человека, о котором ни беса не знаешь, жизнь свою бросить ему под ноги… Одно слово, женщина. И какая ж это все ерунда на фоне того, что кругом творится!.. Того гляди, война грянет, сбудется пророчество, и падет континент, а тут сопли любовные. Но отчего-то не было Рику смешно – было жутко. Нечто подобное чувствуешь, если говоришь со смертельно больным или раненным – тем, который все уже понял и со всем смирился. И вот ведь какое дело… Ничем, если вдуматься, Антара из Аннея не отличалась от того же Орвика или Эрида, только те на Старый Эверран молятся, а девчонка на смазливого баронета. А так, им только дай помереть – было б, за что!

Когда вернулся на постоялый двор, иссиня-черное небо успело изрядно выцвести, полинять. Вообще-то стоило поторопиться на службу, но объясниться с Орвиком надо было, хоть тресни. Ничего, как-нибудь он в замке да выкрутится… Нельзя Рику союзников терять – даже таких дурных, как Орвик Анней. Других-то нету.

Под осоловелыми взглядами засидевшихся посетителей Рик прошел через зал и взбежал по лестнице. Негромко постучал в дверь. Послышался скрип кровати, а потом сопение и грузные, шаркающие шаги, принадлежали они уж точно не Орвику, и это Жаворонка насторожило. Проклятье, разговаривать он собирался наедине и портретом лишний раз предпочел бы не светить! Однако уходить было поздновато. Дверь скрипнула, приоткрываясь, и волшебник разглядел тучного пожилого человека со встопорщенной пегой бородой. Он отчаянно зевал и тер глаза, на редкость убедительно делая вид, что еще не проснулся, но попробуй проведи толкового жулика: Рик отлично видел, что глаза у деда ясные. Он или давно уже встал, или не ложился вовсе.

– А, Рик? Проходи, проходи. Ты уж извини, что Вик сам не открыл. Замаялся на службе, да и нездоровится ему пока.

И что-то кольнуло в груди от мягкого хрипловатого голоса старика. Что-то такое знакомое заворочалось на кромке сознания – то ли напомнил кого, то ли виделись уже. Впрочем, к этому чувству Жаворонок почти привык. А еще он отметил, что этот человек знает его имя – стало быть Орвик многое ему рассказывает. Возможно, даже слишком многое. Ну что ж, тогда удивительно, что Рикас порога не послали к бесовой матери.

В куцем свете одной жировой свечи Жаворонок разглядел болезненное и хмурое лицо Орвика – стражник явно был настроен не столь радушно, как его родственник – или кем там ему приходится человек, открывший дверь? Вообще, какими бы на первый взгляд ни казались разными лохматый грузный старик и утонченный до хрупкости Орвик Анней, было у них в лице нечто схожее. Наверно, и правда родня.

– Зачем ты пришел? – стражник поднялся навстречу.

Дед укоризненно уставился на него из-под кустистых пегих бровей.

– Вик, невежливо сразу набрасываться на человека с расспросами, – возмутился он. Потом обратился к Жаворонку: – Прости моего племянника, он просто еще толком не проснулся. Хочешь твеля?

Волшебник кивнул: за чашкой куда удобнее прятать лицо, да и врать сподручнее, когда есть, что повертеть в пальцах. А если Рик не хочет, чтобы его раскусили прямо сейчас, врать ему придется ну очень убедительно: дед, несмотря на простецкую физиономию и тон деревенского святоши из храма Ане, вызывал опасения. Ясные светлые глаза с хитроватым прищуром смотрели вполне миролюбиво, но почему-то казалось, что их обладатель видит Жаворонка насквозь со всеми потрохами. Не хуже регента видит.

– Меня, кстати, Теаном зовут, – наконец представился тот. – А о тебе племянник рассказывал.

– Боюсь представить, что именно, – пробормотал волшебник.

Помолчали. Слышно было, как старик возится с крохотным котелком, прилаживая его над жаровней, и вскоре по комнате поплыл запах твеля, к которому примешивались незнакомые Рику нотки. Что ж, стоило проследить, чтоб себе и Орвику дед наливал из той же посудины: едва ли здесь волшебника станут травить, но осторожность лишней не бывает. Он ждал, когда Теан начнет расспрашивать, готовился врать, беззастенчиво мешая ложь с правдой: из этого всегда получается замечательная штука, которой очень удобно завешивать уши собеседникам. Но дед с расспросами не торопился. Наоборот, даже Орвика одернул, когда тот снова полез не то с вопросами, не то с обвинениями. И, посидев немного, Жаворонок заговорил сам. Рассказал про то, как узнал о появлении огненной кометы от Варрена, а о магическом зеркале – из старого дневника. О том, что все пошло наперекосяк той ночью.

– …Ну вот, я почти уже до места добрался, а тут этот, главный их… Вальд Гарта. Я хотел прорываться, да побоялся, что проиграю.

Вопреки ожиданиям, Вик не стал обвинять его в трусости.

– Правильно побоялся. Он с ног до головы шунгитом был обвешан, даже я с ним не сладил.

И Жаворонок решил уцепиться за это «даже». С какой стати, парень, ничего не зная о силах собеседника, так уверен в своем превосходстве? Неплохо б это выяснить!

– А ты так уверен, что я слабее? – ревниво вскинулся он.

Снисходительный взгляд стражника говорил о том, что да, в собственном преимуществе тот не сомневается ни на альм. Ну что ж, он или очень самоуверен, или обладает такой мощью, что встречать кого-то сильнее ему попросту не доводилось.

– Скажи еще, что ты из потомственных! – продолжил Рик, очень стараясь, чтобы звучало скептически и даже с долей насмешки. Со вспыльчивым Орвиком могло и сработать, но тут снова вмешался Теан.

– Не обижайся на Вика, он не имел в виду ничего такого! Я уверен, что ты и сам очень сильный волшебник!

И уже открывший было рот Орвик промолчал. Тьфу, бесы, надо было все-таки наедине подлавливать!

Досадовать правда получилось недолго, потому что подоспел твель. Жаворонок приник к чашке, зажмурился, а потом поднял на Теана удивленные глаза: видит небо, такого он и в замке не пробовал! Кроме привычной терпкой горечи угадывались отголоски незнакомых Рику специй – едва-едва, на грани ощутимого. Все это здорово бодрило и навевало мысли о диковинных приморских цветах и лоснящихся от спелости фруктах. Старик улыбнулся в ответ на невысказанную похвалу – широко, искренне – и пододвинул к Жаворонку блюдце с печеньем.

Орвик неодобрительно посмотрел на это и, отставив собственную чашку, спросил в лоб:

– И как же так вышло, что, попавшись лично гартарскому палачу, ты все еще жив и даже ходишь на свободе?

Рик поймал его острый, пристальный взгляд и почувствовал себя кромешным дурнем: ничего дельного в голову не шло. Тут же хоть говори правду, хоть не говори – кто тебе поверит! Сам Жаворонок уж точно бы не поверил.

– Ну как?.. Прикинулся пьяным в стельку, мол, случайно сюда вынесло, когда на тревожный сигнал прибежал. А Гарта с принцем связываться побоялся. Короче, бросили в камеру, я там до утра и проторчал – какое уж тут хранилище? А потом вовсе не до того стало: отравили меня. Ну там мутная история, ты ее слышал, наверно… А тебя теперь ищут, у Гарты немало твоих примет есть.

Сомнительно, что у Рика получилось кого-то убедить, но уличать во лжи его тоже не спешили. Спросили только, что именно известно командиру замковой охраны, и Рик пустился в перечисления. Впрочем, знал он не так уж много: Нейд старался сохранить все в секрете. А потом свеча на столе прогорела, и стало ясно, что в ней уже не было нужды, потому что за окном окончательно рассвело.

– Бесову ж бабушку! – спохватился Жаворонок. – Мне в замке голову свинтят, если я на службу опоздаю!

Орвик дернулся было возразить, но Теан покачал головой.

– Мальчик прав, ему нужно поспешить, иначе у него будут неприятности.

Волшебник всмотрелся в пожеванное морщинами лицо старика: сейчас, когда рассвело, хотелось получше разглядеть его, но сидел тот неудачно, против света. Ладно, в другой раз. Жаворонок встал и неловко попрощался с хозяевами. Получил в ответ хмурый взгляд Орвика и добродушный, ободряющий – Теана.

– Да, Рик, всего одну минуту… – оклик старика застиг уже у двери. – А ты сам-то из потомственных?

Жаворонок замер.

– А без понятия. Я один рос, про свою магию и то случайно узнал, – не оборачиваясь выдохнул он. В конце концов, это было почти правдой. Почти.

– Кто же тебя учил?

Вот прицепился!

– Учил? А кто тебе, уважаемый, сказал, что я что-то умею? От веревок освободиться могу, замки вскрывать иногда получается. Но это я сам. Жить захочешь – научишься.

Поверил или нет? Поди разбери!

– Надо же как, – с искренним недоумением пробормотал Теан. И вдруг добавил: – Ну, если время будет, ты заглядывай, может, Вик тебя чему научит. А то ведь опасное это дело.

Волшебник заметил, как при этом перекосило самого Орвика, тот, похоже, не горел желанием чему-то Рика учить. Ясное дело, стражник вообще предпочел бы приветствовать такого гостя на манер Эрида – кулаком в челюсть. Но спорить не взялся. А предложение-то заманчивое! Вот только хвататься за него Рик не спешил, слишком хорошо он помнил, где обычно лежит бесплатный сыр. Хотя отказаться язык тоже не повернулся.

Он еще раз кивнул на прощание и вышел, ничего толком не ответив. К счастью, спешка ему такую роскошь позволяла. Отошел к лестнице и, прикрыв глаза, высвободил крошечную толику силы – совсем чуть-чуть, но и этого хватило, чтоб обострился слух. Издалека, сквозь две стены ему удалось разобрать голоса в оставленной комнате.

– Зачем ты это?! – возмущенный шепот Орвика. – И расспросить мне его толком не дал… Он же врал нам!

– Врал? Нет, вряд ли. Или я совсем старый стал, или мальчик по большей части говорил правду.

– Хочешь сказать, он был откровенен?!

Их разделяли стены, но Рик словно воочию видел растерянность на точеной физиономии стражника. Вот так вот, ложью уже никого не удивить, а скажешь раз в жизни чистую правду, и пожалуйста, такая реакция.

– Что? Откровенен? – рассеянно переспросили в комнате. – Нет, конечно. Умалчивал, недоговаривал. Кстати, меня когда-то учили, что подслушивать нехорошо. Правда я все равно порой подслушиваю…

– Что? Ты это к чему?